Олег Постнов - Поцелуй Арлекина
Все уличные клиенты повставали со своих мест и робко двинулись к крыльцу: оттуда кто-то уже зазывал их, маша руками и говоря что-то невнятное в отдалении, там, где стоял я. Как это было и прежде, Артурово кресло произвело должное действие, так что, когда Надя подкатила его к крыльцу, наружу явилась сама бабка Гарпина, оказавшаяся милой с виду, весьма деятельной старушкой. Ее окружали еще другие старушки, а то и женщины помоложе, но спутать с ними ее было нельзя: они составляли ее свиту, и это было ясно с одного взгляда. Гарпина живо сбежала по ступенькам к Артуру, на миг склонилась к нему, затем кивнула и сделала свите какой-то знак рукой. Я еще не успел дойти до крыльца, как Артур был уж бережно вынут из своего транспорта и унесен в избу, причем Надя последовала за ним, а я остался в задних рядах: все двинулись следом, желая видеть процесс лечения. Это, однако, не вполне удалось. За верандой (весьма темной и с целым иконостасом справа от входной в избу двери) следовала еще светелка, совсем почти пустая и действительно светлая. Был только полдень, и сквозь южное высокое окно в комнату впадали снопы света, чертя жаркий квадрат посреди нее. И сюда, кроме Артура, Нади да еще тех, кто его нес, Гарпина никого не впустила. Из икон тут был в красном углу большой образ, мне хорошо известный: «Иисус Ярое Око». К нему Гарпина пошла тотчас с поклоном и знамением, что-то зашептала ему и после, как я заметил, избегала всячески становиться к нему спиной. Между тем ее помощницы живо раздели Артура, оставив лишь брюки, но сняв носки, и уложили лицом вниз на пол, на тот самый квадрат, прямо под солнце. Руки ему раскинули, как распятому, ноги свели и тотчас оставили наедине с Гарпиной, уйдя без ее указаний на веранду и уведя с собой Надю. К тому времени я протиснулся в первый ряд нимало не церемонясь, так что стоял вблизи Нади, однако ни слова не говорил ей, как и она не смотрела в мою сторону.
Гарпина уже принялась волхвовать. Откуда-то в руках у ней оказался пучок толстых суконных нитей, нарезанных соломкой, из них она выложила на полу кругом Артура четыре креста: два по сторонам от головы, близ сгиба рук, два ниже, у коленей, оба точно под первыми, затем вынула из кармана спички и стала чиркать одну за другой, всматриваясь в пламя. Еще на дворе я слыхал, что лечит она водой, и тут удивился ее действиям с другой стихией. Но, видно, не всякий огонь подходил ей. Она исчиркала полкоробки, когда одна спичка вспыхнула наконец как-то не так, чуть ли не синим пламенем. Гарпина тотчас загородила огонь рукой и, быстро, но осторожно ступая, зажгла все четыре креста в ногах и головах Артура именно от этой спички. Сукно задымилось и затлело. Гарпина выждала, пока оно истлеет совсем, тогда только кивнула своим, и те так же быстро и ловко одели Артура и вынесли на веранду. Но это было еще не все лечение.
Как я теперь разглядел, у подножья иконостаса на двух длинных лавках и на полу стояли и впрямь банки с водой. Веранда не была разделена на две части, однако посередине ее проходила как бы незримая черта, за которую никого не пускали: одна лишь Гарпина имела право подходить к иконам. Все прочие, стеснившись в другой половине, молча ждали, что будет дальше. Кресло с Артуром выдвинули слегка вперед, но бабка не сразу занялась им. Встав на колени возле банок с водой, она стала класть земные поклоны, поглядывая на банки, когда восклонялась. Зрители вместе с нею ждали движения вод. И не напрасно: в одной банке вдруг что-то забурлило, словно вода вскипела в ней. Но нет, вода была холодной, пар от нее не шел, да и самое бурление то делалось крутым, громким, то почти исчезало. Бабка, однако ж, тотчас придвинулась к этой банке, не вставая при том с коленей, и стала бросать в нее что-то, похожее издали на свернутые в шарики золотинки от конфет. Не знаю, что это было в самом деле: я плохо видел, так как стоял теперь позади – как, впрочем, и Надя.
– Чья банка? чья банка? – зашептались в толпе.
Но Гарпина жестом велела молчать, все больше и больше склоняясь над банкой. Откуда-то сбоку выступили меж тем два старичка, муж с женой, оба благообразные и на вид горожане. В смущении поглядывали они то на свою банку, продолжавшую бурлить, то на Гарпину. Та наконец подняла к ним глаза.
– Вы с год назад новую квартиру получили, – сказала она по-русски, но с явным южным акцентом. – Так чи не так?
– Не квартиру… Это мы дом купили, – запинаясь, пояснил робко супруг.
– Вы не дом, вы погибель себе купили, – почти вскрикнула бабка. Потом кинула еще сверток-другой в воду: та разом утихла. – Теперь вот, – продолжала она, – воду эту поставьте под образа и зовите батюшку: дом надо срочно освятить. Воду не выливайте, привезете ее потом опять мне.
Жена-старушка засуетилась, протиснулась бочком к иконостасу и, закрыв банку консервной полиэтиленовой крышкой, спрятала ее в суму. Старички снова исчезли в толпе, а Гарпина вернулась на свое место и вновь принялась молиться и класть поклоны. Молилась она по-малоросски. И, сколько я мог различить, вплетала в канон обычной службы короткие заговоры в тех местах, где следует троесвятие. На сей раз вспенилась уже банка Артура: как я узнал потом, Наде велели налить и поставить ее средь прочих на лавку еще до лечения в комнате. Как и в первый раз, Гарпина тотчас придвинулась к ней, но ничего не бросила, а только смотрела на воду, под ее взглядом перешедшую от бурления к каким-то странным переливам. И продолжалось это долго, добрые четверть часа.
– Це тоби пороблено (это тебе сделано), – сказала она наконец, на сей раз по-украински. – А хто твоя жинка? [15]
– Я еще не женат, только помолвлен, но… – забормотал Артур, беспомощно вертя головой и ища глазами Надю.
Та вышла вперед.
– То це ти є, – кивнула Гарпина и зачастила быстро: – Ну так от, слухай, доню, слухай, що скажу. Є в тебе хтось, сама добре знаєш, хто. Хочь і на гору йди хрестись, що нема, та я ж бачу! Одже, ні ти, ні він ні в чому не винні, це так. Та моє останнє слово буде таке: поки ти з тим, цей, – она кивнула на Артура, – вилікуван не буде.
Тут она снова стала креститься и бормотать молитву. Уже похолодев, уже зная все, что теперь случится, я плохо слушал, с удивлением лишь заметив, что Артур моргает глазами, глядит изумленно и, как кажется, ничего не понял. Лишь потом я узнал, что он вовсе не говорит по-украински. Бабка Гарпина, приметив это, конечно, сказала Наде «диагноз» с умыслом так, как сказала. Но тогда мне это было все равно. Я-то понял – как, верно, и читатель [16] ,– слишком хорошо понял все, как поняла и Надя, и сделать с этим уже ничего было нельзя. Но гадкой ведьме все было мало. Она вдруг поднялась с колен и быстро оглядела всех.
– Тут не крещен кто-то, – сказала она опять по-русски.
К моему изумлению, все вокруг принялись расстегивать вороты и вынимать кресты. Я один остался как был. Гарпина тотчас меня нашла, а с ней и другие.
– Трудно молиться, – объяснила она. – Но пусть он стоит, где стоит, пусть стоит тоже. – Меня уж хотели чуть не взашей вытолкать из избы. – Он нужен тут. Пусть стоит.
– Нас трое, – громко объявила Надя.
Но Гарпина уже снова молилась, и снова кипела чья-то вода, снова следовали краткие наставления, было душно, тяжко. Наконец я услыхал «Аминь» и, никого не дожидаясь, выскочил на воздух. Прочие заспешили за мной.
Распахнулись двери летней кухни. Оказалось, там все было готово к обеду. Огромная кастрюля с борщом и такая же с овощным рагу были вынесены на двор и разложены по бесчисленным плошкам. Столы и лавки вновь были заняты. Кое-кого – и, как нарочно, меня – пригласили в избу, хоть, правда, так распорядилась не сама Гарпина, а кто-то из ее свиты. Но я не стал есть. Глянул лишь мельком Наде в лицо и тотчас понял, что пора идти прочь.
Но не возмутимый ничем Артур, наоборот, как выяснилось, желал кушать. Кто-то придвинул его кресло к столу, он же весело болтал и уверял всех и каждого, что сейчас подкрепится и пойдет сам, без всяких кресел и костылей. Это чудо произошло – но не на моих глазах и дня три спустя. Откуда-то стороной я узнал, что он ездил в Горынь еще раз – благодарить за исцеление. Теперь же, покончив с борщом, взялся за рагу.
Я вышел во двор. В дальнем углу, поросшем бурьяном, я тотчас увидел Надю – и бабку Гарпину с ней. Я слышал, что она ее спросила:
– …Даже если он покрестится?
– Даже тогда. – Старушка вздохнула и добавила: – У него… у него своя судьба.
– Что ж, если я его люблю. – Голос Нади стал вдруг тверд и чуть только не звенел.
– Двоих тебе любить нельзя, – был ответ.
– А кому можно?
– Бывает так, что можно, – устало кивнула Гарпина. – Но не тебе.
Надя молчала, и старушка, снова вздохнув, пошла от нее в дом.
Я стоял в дверях, у последней ступени крыльца.
– А ты покрестись все-таки, – прибавила она уже мне.
– Что ж делать, если я ее люблю? – спросил я – невольно, как Надя.
Доброе лицо Гарпины вдруг стало строгим.
