Александр Староверов - Баблия. Книга о бабле и Боге
– Самое лучшее – это бар «Ванильные небеса». Я там не был, там только богатенькие тусят. Да и попасть трудно. Фейс-контроль жесткий.
– Фейс-контроль, говоришь? – усмехнулся Алик. – Ну, я же все-таки бог, как-никак. Фейс-контроль, конечно, дело серьезное. Но сладим как нибудь…
Антуан не выдержал и засмеялся. Досмеивался он за лучшим столиком бара «Ванильные небеса», на сто сороковом этаже самого высокого в городе небоскреба. Обычно подобные пафосно гламурные места не признают полутонов. То есть бывают либо черными, либо белыми. В этом, видимо, очень толерантном мире бар походил на шахматы. Белые столы стояли на черном полу, сверху над ними нависали монструозные люстры из черного хрусталя. Стены, естественно, были стеклянными, а вид – захватывающим. Почти фиолетовое, с легкой рыжиной, солнце опускалось в зеленоватое, с проседью волн, море. И солнце и море преломлялись в стеклянных призмах небоскребов. Лучи отскакивали от темных зеркальных стен и падали вниз, на изумрудные лужайки. Между лужайками петляли узкие, почти средневековые улочки, сливающиеся в просторные площади с дворцами из желтого камня. Коктейль «Антанта»: треть Нью-Йорка, треть Праги, четверть Кембриджа и совсем немного Багамских островов.
– И они еще о чем-то переживают, – удивился Алик, – воруют, суетятся. Жили бы, дураки, спокойно. Наслаждались бы all inclusive пейзажем.
Антуан наслаждаться пейзажем явно не мог. Молился шепотом неразборчиво, кусал ногти, трепетал.
– Хватит трястись, раздражаешь! – прикрикнул Алик и одарил его взглядом гневливого еврейского бога с картин итальянских мастеров. Мама Алика так на него в детстве смотрела, когда он шалил. Не помогло. Тогда попробовал лаской. Улыбнулся нежно. Сказал:
– Парень, расслабься, тебе нужно выпить. Закажи чего-нибудь. И на мою долю возьми.
– Да-да, конечно. Официант!
Подошел официант в черно-белом костюме. Правая сторона черная, левая белая, лицо раскрашено наоборот.
– Принесите нам, пожалуйста, виски беспохмельного, самого лучшего.
– Другого не держим, господа, – презрительно сказал официант. – Это вам не забегаловка для миниумов.
Антуан покраснел. У Алика появилось много новых вопросов. Но сначала надо было разобраться с хамоватым халдеем.
– Пошел вон, урод, а то в жабу превращу, черно-белую.
Официант приготовился возмутиться, даже открыл рот, но неожиданно сказал: «Ква-а-а-а», встал на четвереньки и запрыгал в сторону барной стойки.
– Беспохмельное виски – это то, о чем я подумал?
– Ну да, виски, от которого не бывает похмелья.
– Я создал рай, – обалдел Алик. – Лучше, чем мусульманский. Семьдесят гурий – на фиг нужно, хлопотно слишком. А беспохмельное виски – это реально круто. Может, я и в правду умер и попал в свой собственный персональный Эдем? А чё, мне здесь все нравится, я здесь бог. И виски беспохмельное опять же. Надо проверить.
– А скажи мне, Антуан, будь добр. Кто такие миниумы?
– Это такие люди, такие… – замялся Антуан, – с менее чем одной десятой голоса.
– Какого голоса?
– Ну, на выборах. Муниципальных там, парламентских.
– А почему у них так мало голоса?
– Как это объяснить-то, Господи, – совсем растерялся Антуан. – Ой, прости, Алик. Это люди такие… экзамен они завалили на интеллект. Образование у них слабое, воспитание… Денег поэтому немного.
– Быдло?
– Что ты, нельзя так у нас говорить, – испугался парень. – В смысле, тебе можно, конечно, а нам нельзя, штрафы большие, до года нерукожата дать могут.
На рай это было непохоже. Какие штрафы в раю? И еще нерукожат… Неизвестные термины множились быстро. Алик за ними не поспевал. Очень кстати, на цыпочках, стараясь быть незаметным, подошел черно-белый офицант и поставил на стол большие стаканы с виски.
– Выпьем, Антуан, за человека. Может, и не стоит, но все равно выпьем. Это я тебе как бог говорю.
– Спасибо тебе, Го… Алик. Спасибо, что ты есть.
Виски потрясало и душу, и тело. Лучше Алик в жизни ничего не пил. Или при жизни? На этот вопрос стоило найти ответ. Или умер, или сошел с ума, третьего варианта не просматривалось.
– А теперь, Антуан, спокойно и подробно расскажи мне, как у вас здесь все устроено. Я, конечно, и так знаю, но мне интересна твоя версия. Так что говори.
И Антуан заговорил…
Страна, в которой он жил, называлась Либеркиберия. По сути, это была единственная страна на планете. Только на севере и на юге оставались еще разрозненные племена и квазигосударства Сырьесранцев. Они вели между собой непрекращающиеся, умеренно кровавые АИБ войны. АИБ, потому что главный вопрос войны заключался в том, кто же все-таки будет сидеть на трубе А, И или Б. Сырьесранцы поставляли Либеркиберии природные ресурсы, на что и бухали, и жили, и воевали. Идеологией их было Право Срания в различных вариациях. Южные сырьесранцы отстаивали свое право срать на северных, а северные, соответственно, наоборот. Обе ветви Права Срания сходились только в одном – святом праве и почетной обязанности поднасрать ненавистной Либеркиберии. Парадоксально, но при этом главной мечтой сырьесранцев было свалить в тысячи раз обосранную страну. Богатые отправляли туда своих детей учиться, а бедные пытались проникнуть в качестве гастарбайтеров. Из-за иммиграции, войн и антисанитарных условий жизни поголовье сырьесранцев катастрофически сокращалось, и дело шло к тому, что лет через сто они должны были исчезнуть окончательно.
Ученые-обществоведы определяли политический строй Либеркиберии как постиндустриальную киберлиберкратуру, основанную на интеллектуальной баблодиктократии. Население делилось на три категории: миниумы, среднеклассики и пробабленная элита. Антуан, например, был типичным среднеклассиком, но в будущем мог стать и пробабленным. Для этого было необходимо много и тяжело трудиться, повышать свой интеллектуальный и культурный уровень или просто украсть кучу денег и не попасться. Можно выиграть в лотерею или удачно жениться. В общем, способов имелась куча. Современная либеркиберийская мечта состояла в том, чтобы родиться в семье миниумов, а лучше сиротой. Хлебнуть в детстве изрядно дерьма, проявить блестящие способности в школе, поступить в хороший университет, придумать или украсть какую-нибудь супер-кибер-приблуду, развести под этим соусом окружающих среднеклассиков и пробабленных на деньги, выйти на IPO и остаться там навсегда.
Даже правосудие для всех было разным. Исследования местных ученых позволили выяснить, что на миниумов действуют только физические наказания. Поэтому их пороли. За мелкие нарушения, типа две сплошные или неуплата налогов, полагалось от двух до сорока ударов палкой по жопе. За убийство – публичное отрывание яиц с последующим расстрелом. В промежутке – различные сроки каторги. Местное быдло крепко держали в ежовых рукавицах. Среднеклассиков не били. Основными видами принуждения являлись штрафы, различные сроки нерукожата, конфискация имущества и низвержение в миниумы. Нерукожат хоть и давали за мелкие преступления, но наказанием это было страшным. Работу не найдешь, соседи не разговаривают, друзья отворачиваются. Остается только пахать на нескольких черных работах, чтобы окончательно не рухнуть в миниумы. Пробабленную элиту наказывали исключительно штрафами. Либеркиберийские социоматематики блестяще доказали теорему Сингулярности Правосудия. Теорема звучала так: «ПРИ ПРЕВЫШЕНИИ ПОРОГОВОГО ЗНАЧЕНИЯ БАБЛА У ИНДИВИДУУМА ПРАВОСУДИЕ СЖИМАЕТСЯ В ТОЧКУ СИНГУЛЯРНОСТИ И СТАНОВИТСЯ НЕВОЗМОЖНЫМ В ПРИНЦИПЕ. ВОЗМОЖЕН ТОЛЬКО ОТКУП». За доказанное убийство без отягчающих элита наказывалась на полбабла. Если оставшееся количество денег превышало пороговое значение, пробабленные продолжали жить своей обычной сладкой жизнью. Зато, если денег не хватало, они тут же опускались в среднеклассики. Там им сразу впендюривали пару лет нерукожата и громадный штраф. Было несколько случаев, когда бывшие пробабленные скатывались аж до самых миниумов и их пороли на центральной площади города. Такие перфомансы очень любило транслировать в прямом эфире местное телевидение. Низшие классы это зрелище вдохновляло и доказывало, что справедливость существует, а пробабленных заставляло задуматься о том, что зарываться все же не стоит. Как ни странно, система работала. Все чего-то боялись, все к чему-то стремились. Поэтому вели себя более-менее прилично. Намного приличнее, чем в известных Алику земных условиях.
Главным событием в жизни либеркиберийцев был выпускной экзамен в школе. Он же экзамен на аттестат гражданской зрелости. Сдавать приходилось Литературу, Историю, Математику, нечто вроде IQ-теста и практическую Толерантность. Последний экзамен был самый экстремальный. Типичный билет содержал задания вроде: поцеловать пидораса в губы, искупаться в бассейне с явно ссущими туда неграми, приласкать инвалида и так далее. По результатам экзаменов либеркибериец получал право голосовать, поступал или не поступал в университет и определялся либо в миниумы, либо в среднеклассики. В элиту сразу после школы не попадал никто. Если баллов до среднеклассиков не хватало, родители выпускника могли заплатить огромную сумму налога на тупость, и чадо все-таки включали в заветную категорию. Этим как бы подчеркивалась архиважная роль денег в общественной жизни. Понятно, что дети пробабленных миниумами почти не становились, а в среде среднеклассиков со временем укоренилась устойчивая идиома – отложить деньги на тупость. Избирательное право после экзамена обретали все. Но у каждого имелся свой поправочный коэффициент. У миниумов не могло быть больше одной десятой голоса. Среднеклассики имели на каждого примерно по одному полноценному голосу (до трех голосов максимум). Потолок голосов пробабленной элиты ограничивался сотней на человека. Антуан, например, имел 0,8 голоса. Если бы он владел недвижимостью и был женат, стало бы 0,9. Каждый несовершеннолетний ребенок прибавлял по одной десятой голоса. А каждая сотня тысяч баблайков на счету – по полторы десятых. Баблайками местные деньги назывались благодаря круто развившимся интернет-технологиям и становому закону местной жизни: НРАВИТСЯ – ПЛАТИ. Так что когда в здешнем Facebook ставили лайк, это означало не просто знак симпатии, это означало реальные бабки. Голосовали, кстати, тоже баблайками. Лозунг всех без исключения избирательных кампаний звучал так: «Думай головой, решай сердцем, голосуй баблайком». Это снова подчеркивало важнейшее место баблайков в жизни людей. Демократия в Либеркиберии процветала. Раз в три года выбирался Верховный Манагер и сто формуляторов в странное подобие парламента. Формуляторы не голосовали за законы, а формулировали их. Голосовали избиратели по Интернету, и, конечно же, баблайками. Коррупция в высших эшелонах власти не наблюдалась. И Верховный Манагер и формуляторы были очень богатыми людьми. Причем на совершенно законных основаниях. Избиратели голосовали баблайками прямо на счета виртуальных кошельков кандидатов. Победитель кампании в качестве бонуса забирал все баблайки поверженных соперников. Таким же образом выбирались власти провинций, судьи и шерифы. Чем больше голосов имел гражданин, тем больше баблайков тратил на различные выборы и голосования. А чтобы гражданин имел много голосов, ему снова нужны были баблайки. Колесо крутилось исправно, белки старались бежать быстро.
