Мария Воронова - Кроткая заступница
Руслан почувствовал, как боль потихоньку отпускает, и улыбнулся. Он всегда считал патетические возгласы типа «врач – это прежде всего человек», «хороший врач – это тот, от одного появления которого в палате становится легче», полной чушью, но факт есть факт. Стоило только Яну Александровичу сесть рядом и убаюкать его своими россказнями, как бедро переставало ныть не хуже, чем от обезболивающей таблетки.
– По идее, – продолжал Колдунов, – врач должен обладать всей полнотой ответственности в подобных делах. У меня есть голова на плечах, диплом и личная печать. Всё! Вот мы сейчас сидим, я вижу, что у тебя болит нога и работать ты не можешь. Спокойно выписываю тебе больничный лист – и никого не волнует, кто я такой и где работаю. Или ты дома пьёшь чай, заходит к тебе по-соседски Костик Долгосабуров с копьем в заднице, допустим. Ты ему вынимаешь копьё и выписываешь прямо на кухонном столе бюллетень на пять дней. И без разницы, полис – не полис, по месту жительства – не по месту жительства. Ты врач, имеешь право. А что Костик тебе за помощь заплатил или коньяк поставил, что вернее, это никого не гребёт, никакую налоговую инспекцию. Хотя бы потому, что, когда ты окажешься свидетелем ДТП на улице, или в самолёте кому-то плохо станет, побежишь откачивать и никаких денег за это не возьмёшь. То же с инвалидностью. Отрезал человеку ногу – сразу даёшь инвалидность и программу реабилитации. Если знаешь, что делать, даёшь сам, сомневаешься – просишь консультацию кардиолога или кого тебе надо.
– А если ты дал маленькую группу?
– Пусть идёт к другому специалисту. Но когда доктор – это доктор, а не мелкий жулик, случаев ошибки, думаю, будет немного. Когда больной доверяет врачу, они всегда договорятся. Но ты чувствуешь, сколько освободится денег, если разгонят этих упырей с МСЭ? Буквально потоки!
– До нас они всё равно не дотекут, не волнуйся, – усмехнулся Руслан. – Хорошо, с порядочностью разобрались, а с умом?
– С умом вообще просто! – охотно откликнулся Ян Александрович. – Не заставляйте людей каждые пять лет ездить на курсы и доказывать, что они не идиоты! Отмените эти дебильные сертификационные циклы – вот вам и ум.
– А как же профессиональный рост?
– А, так вот откуда у тебя всё взялось, – засмеялся Колдунов, и Руслан улыбнулся в ответ. По-хорошему, сертификационные циклы не давали ровным счётом ничего, кроме возможности слегка освежить знания и ознакомиться с передовыми методами, но для этого абсолютно не нужно было каждые пять лет срываться с места на целый месяц.
– Тут соглашусь, – кивнул Руслан. – Сейчас столько возможностей – вебинары хоть каждый день проводи, а хочешь живое общение – так конференций полно. И больше толку, если ты раз в полгода на денёк прокатишься на какое-нибудь тематическое сборище, чем раз в пять лет месяц в классе сидеть.
– Потом ещё учти профессиональный рост непосредственно в коллективе! – поднял палец вверх Колдунов. – Всегда есть более опытные сотрудники, которые с удовольствием делятся знаниями, так что ехать никуда не надо. А если учреждение закупило новое оборудование, или хочет внедрить методику, или врач желает овладеть новой специальностью – пожалуйста, пусть обучается на рабочем месте, а не за партой.
– Ты прав, но с другой стороны, если не контролировать…
– Во-первых, – резко перебил Ян Александрович, – мы уже решили, что врач – это человек с высоким интеллектом. Следовательно, у него хорошо работает функция самоконтроля. И он не станет делать того, в чём не уверен, если его не вынуждают к этому крайние обстоятельства. А коли есть внутренняя убеждённость, и пациент согласен, так в чём проблема? Ну и пробелы в знаниях доктор вполне способен у себя обнаружить и устранить самостоятельно с помощью чтения книг. Ну как тебе концепция?
– Космос!
– Прямо хочу куда-нибудь докладную записку отправить, только кто прочтёт?
– Да уж! Беда стране, где раб и льстец одни приближены к престолу, а небом избранный певец молчит, потупя очи долу…
Колдунов рассмеялся и хотел что-то сказать, но тут в дверь постучали, и вошла женщина в форме, следователь по делу Макса. От удивления Руслан резко вскочил на ноги, и бедро немедленно заболело снова.
Поздоровавшись, женщина сказала, что хотела бы побеседовать с Русланом Романовичем неофициально.
– Вы имеете полное право отказаться от разговора, – тут же добавила она.
– Нет, зачем же. – Руслан, хромая, повёл следовательницу в свой кабинет, почему-то досадуя, что она видит его немощь. – Пожалуйста, прошу. – Он вежливо подвинул ей стул возле своего письменного стола. – Чаю или кофе?
Женщина, Руслан никак не мог вспомнить, как её звали, отказалась и погладила лежащую на коленях чёрную кожаную папку. Руслан вдруг обратил внимание, какие у неё изящные руки. И лодыжки, неожиданно стройные для такой полной дамы. Впрочем, подумал он, переводя взгляд на её тонкое красивое лицо, почти не тронутое косметикой, для дамы она ещё слишком молода.
Тёмные блестящие волосы она убрала в тяжёлый узел на затылке, и эта простая причёска подчеркивала нежный овал лица и стройную шею. И форма так шла ей, что Руслан, залюбовавшись, остался стоять возле подоконника.
Только когда следователь обратилась к нему по имени, Руслан опомнился и тяжело опустился на стул, чувствуя, как неуклюже выглядит со своей больной ногой.
– Слушаю вас.
– Ещё раз подчеркну, что разговор наш носит сугубо частный характер, и вы имеете полное право от него отказаться, – заявила дама. – Просто у меня были дела неподалёку, и я решила зайти к вам. Поговорить, посоветоваться, если хотите. Насколько я поняла, вы очень близки с братом…
Руслан пожал плечами, и женщина улыбнулась:
– О, я не прошу вас открывать мне какие-то его тайны, ничего подобного. Я пришла совсем по другому поводу. К сожалению, обстоятельства складываются не в пользу Максимилиана Максимилиановича, но если он даст чистосердечное признание, то хоть я не судья, но полагаю, дело кончится условным сроком.
Руслан ошеломлённо смотрел на неё, не зная, что сказать. Вдруг вспомнил, как её зовут…
– Я вам не враг, – мягко продолжала Елизавета Алексеевна, – наоборот, достойное поведение всей вашей семьи глубоко тронуло меня, и я хочу подсказать лучший выход из ситуации, в которой вы оказались.
– Да неужели? – фыркнул Руслан. – А я думаю, вы просто хотите вытрясти из Макса это чёртово признание и поскорее закрыть дело. Чтобы всё было гладенько и кругленько, и к вам никаких претензий, а что невиновный человек пойдёт на зону…
– Он не пойдёт на зону! – быстро перебила Елизавета. – Условный срок, а со своим образом жизни Голлербах его даже не заметит!
– Какое великодушие, надо же! – Руслан хотел встать, но разболевшаяся нога словно якорем потянула его вниз, и он просто повысил голос. – Значит, человек должен вешать на себя клеймо убийцы только потому, что вы не можете найти настоящего преступника? С какой стати? Как у вас вообще хватило совести явиться ко мне и советовать, чтобы я подбил брата на такое?
– Я предвидела подобную реакцию, – вздохнула Елизавета и перехватила свою кожаную папку на манер щита, но со стула не встала, – и не ждала ни понимания, ни тем более благодарности. Вы просто подумайте о моих словах, когда ваш адвокат, ознакомившись с делом, посоветует то же самое.
– Не волнуйтесь, мы найдём хорошего адвоката, а не того, который пляшет под вашу дудку! – воскликнул Руслан. – Нет, я, конечно, знал, какой бардак творится в вашем ведомстве, но чтобы так цинично изображать заботу о нас, чтобы невинный человек себя оговорил… Тридцать седьмой год прямо какой-то.
Руслан хотел указать Елизавете Алексеевне на дверь, но сидя это делать было неловко, а встать он пока не мог.
– Я вас больше не задерживаю, – процедил он и раскрыл первую попавшуюся историю болезни.
Елизавета Алексеевна поднялась, сдержанно кивнув ему, взялась за ручку двери и вдруг остановилась. Руслан молча наблюдал, как она колеблется: приоткрыла дверь, но потом глубоко вздохнула, закрыла обратно и быстро подошла к его письменному столу.
– Стало быть, у вас всегда всё правильно? – спросила она резко и бросила свою папку на столешницу. – К вам поступает больной, и вы говорите: о, он из такой хорошей семьи, он никак не может умереть от рака? Или: он так молод, поэтому не имеет права погибнуть от травм, несовместимых с жизнью? Для вас больной – это прежде всего клинический случай, и вы не смотрите, какой он человек и кто родители, вы просто делаете всё для его спасения…
– Иногда и не всё, – буркнул Руслан.
– Вот именно. А когда он погибает, вы говорите: что ж, судьба такая, и забываете о нём, а не воздеваете руки к небу, вопя о несправедливости мира. Думаете, мой жених хотел умереть от рака желудка в двадцать два года? Или я хотела в восемнадцать лет остаться одна? Да я лучше бы отмотала срок, если бы могла выбирать, – Елизавета Алексеевна горько вздохнула, – но судьба не спросила, чего мы хотим или не хотим. Мы с вами по долгу службы оба каждый день сталкиваемся с неблагосклонностью судьбы и лучше других знаем, как она несправедлива. Может быть, ваш брат невиновен. Но обстоятельства сложились так, что ему предстоит нести ответственность за это преступление. Такая у него судьба, понимаете?
