Сеймур Алиев - Лямель и принцесса Нарла
– Сколько же вам пришлось пережить?! – впечатлённый горьким роком короля, промолвил Руан (думаю, будет справедливо вернуть этому благородному старику его титул, ибо он более достоин носить его, нежели многие правители).
– Здесь! – резко выпалил Аргеол, пробудив трёх спутников, мысленно вникших в его историю.
– Что здесь? – спросил Лямель.
– Вот единственное место, где кладка слабая, – указывая на торчащий над норой кусочек плитки, сказал король. – Думаю, его можно вытолкнуть.
– А куда мы выйдем? – прервал старого беглеца Фунгус.
– Не знаю, куда-нибудь да выйдем, – небрежно ответил Аргеол.
– Как же так, мы даже не знаем, куда ползём? – смутился Лямель, уверенный, что старик знает дорогу. – А вдруг мы нарвёмся на стражей?
– Дорогие мои соучастники, вы, может, думали, что я рыл дорогу с картой в руках? Я почти десять лет торчу тут! – проворчал он.
Друзья промолчали, согласившись со столь явными аргументами. И к тому же лучше идти навстречу неизвестности, чем возвращаться обратно в узилище. «Хуже-то уже точно не будет», – подумалось им. Руан, сразу же приставив плечо под каменную плиту, стал выдавливать её со всей силой. Старик, поэт, а также Фунгус помогали ему. После нескольких попыток камень расшатался – и яркий свет небольшого помещения ослепил их глаза. Как же было приятно снова ощутить на себе чарующее сияние света, увидеть язычки горящих огоньков и даже ненароком обжечься. Хотя о последнем подумывал только Аргеол. В этот упоительный момент свободы настораживало только одно – огромная секира, висящая на стене.
Пока беглецы устраивали побег, в городе наступило ранее утро. Принцесса Нарла, проснувшись от трепетных ласк утреннего солнца, даже не вспомнила бы о грядущей свадьбе, если бы не роскошный наряд, одиноко висящий в углу опочивальни. Она задумалась. Впрочем, всякий раз запираясь у себя, она думала об одном и том же: почему герцог столь неприятен ей? Он был красив, довольно благороден и чрезмерно галантен. Однако сердце Нарлы необъяснимым упорством отталкивало от себя все вышеуказанные достоинства Мелзора. И когда её отец, сгибая чуть ли не все пальцы на руках, перечислял добродетели герцога, она также не могла привести хоть какой-либо весомый довод в пользу того, чтобы не выходить за него. Похоже, интуиция у принцессы была гораздо более сильна, нежели у короля. Решив отвлечься от навязчивых мыслей, она потянулась к книжной полке. Ведь единственный путь исправить омрачённое утро – прочесть небольшую порцию любовных новелл, заканчивающихся, как обычно, счастливо. Именно здесь, в отличие от её истинной жизни, она могла, запрыгнув на жеребца, унестись вдаль, вольным духом прорезая просторы.
«…Ильгур, разорвав железные оковы, ринулся сквозь гоблинские пещеры, чтобы разыскать свою возлюбленную, бесчестно украденную прямо из-под венца. Сжимая в кулаке сорванную цепь… Мелзор враг, не выходи за него…»
Принцесса вздрогнула, отбросив книгу подальше от себя. Впервые безмолвные страницы заговорили с ней. Несмотря на очевидный испуг, она, заинтригованная, вновь принялась перечитывать фразу. Но послание мгновенно исчезло, растворившись в строках о славном герое Ильгуре. Туман забвения покрыл разум принцессы, и она ещё долго не могла понять: реальность это или обман её воображения. Таинственное предостережение будто выложило на пергамент всё то, что рвалось из её души. Это не было сном, убеждала она себя, легонько пощупывая щёки. Может, книги могут читать сердца людей, ровно так же, как мы читаем их? Убеждённая в своих домыслах, она пыталась вновь заговорить с книгой. Только вот безнадёжно. Все, абсолютно все сверстницы в огромном дворце то и дело поздравляли её, завидовали Нарле, та́я, подобно козьему сыру, при виде герцога. Ей так не хватало одной лишь солидарной мысли, утешения, вдохновителя, который не усомнится в её желаниях. И всё это разом она вдруг нашла в приведённых фразах. Собрав всю свою волю в небольшой кулак, она отправилась к своему отцу, даже не представляя, как именно объяснит ему то, во что сама верила едва.
Семриаль всё же успела оставить послание принцессе, до того как была повержена своей сестрой Эльдой. Никто не знал, повлияет ли эта маленькая фраза на течение событий. Надежда была столь же мала, но иногда одно искреннее слово может сделать намного больше, чем тысяча бесполезных речей из лживых уст.
В то время как принцесса Нарла решительно шагала по коридорам замка прямиком в тронный зал, четверо беглецов вылезли из сырого тоннеля, с опасением осматриваясь вокруг.
– Что это за место? – вырвалось у Лямеля.
Комната была ничем не примечательна сама по себе. Скромные, но, замечу, уютные стены вмещали кровать, массивный буфет и кресло-качалку, поставленное прямо у изветшалого камина. Только вот беспокоило одно – размеры. Всё было непривычно огромным. Увы, мы не успеваем дальше исследовать комнату, так как за дверью послышались тяжёлые шаги, по нарастанию звука приближающиеся именно к комнате.
– Скорее сюда, – шёпотом бросил Аргеол, торопливо прикрыв щелину ковром.
Замочная скважина защёлкнулась, и распахнувшаяся дверь пустила в себя огромного человека в могучих, местами протёртых кожаных сапогах с железными, чуть ли не до блеска отполированными шпорами (это единственное, что видели беглые узники под кроватью гиганта). Присев на своё кресло, этот некто принялся покуривать табак, расслабленно пуская клубы дыма из резной трубки. Безмятежные облака дыма медленно переполняли и без того тесное пространство. Пройти мимо него означало объявить приговор самому себе, и друзья вместе со старым королём утомлённо ожидали, даже не заметив, как Фунгус, прижавшись к стене, отчаянно боролся с аллергией, вызванной не то пылью, не то вязким запахом табака. Неожиданно для всех крошечный гриб, не удержавшись, чихнул, и, да будет вам известно, чихнул не по-детски. Это было концом… Уловив отчётливый писк, гигант привстал и, достав, судя по лязгу, охотничий нож, начал опасливо обходить комнату. Друзья, проглотив языки от испуга, даже не нашли сил побранить гриб. Вдруг крупные стопы исчезли из поля зрения беглецов. Наступило мёртвое затишье. Не послышалось и одного биения сердца, как богатырская рука швырнула кровать в сторону, выставляя на свет измученных узников, с дрожащим взглядом уставившихся на свирепого могучего воина. У него была гладкая лысина и длинные усы, скрученные наверх. Узнали великана? Нет? Сейчас всё станет ясно.
– Что вам надо? – подняв за шкирку рыхлого старика, спросил он. – Как вы вообще оказались тут?
– Мы тут случайно, добрый воин. Отпустите его, – отозвался Руан.
– Случайно? Добрый воин? Я что, похож на доброго? – озверевший, словно вепрь, гигант испускал пар из ушей. – Кто вас послал? Отвечайте живо! Вам хоть известно, кто я?
– Нет! – невозмутимо среагировал вдруг гриб именно на тот вопрос, на который не следовало бы отвечать. – Расскажи уже, где ты такой нарядный взялся. А то бедный старик совсем затрясся, – раздаваясь вдобавок знойным смехом, пролепетал гриб.
Такая наглость просто выходила за все мыслимые рамки. У великана не хватило бы ярости пережить хамство маленького существа.
– Кто я? Вам так хочется узнать? Я начальник этого гарнизона! А вам явно не повезло!
Всё было кончено. Воин, схватив всех в один кулак, направился было к дверям, как вдруг Лямель сомневающимся тоном произнёс:
– Гу…Гульвион?
Тот остановился, повернув взгляд на болтающегося юнца.
– Откуда ты знаешь меня?
– Не я… Мой отец знал тебя. Он умер, – кротко добавил поэт.
– Имя! Имя! – вытряхивая из него чуть ли не душу, кричал великан.
– Ландераль. Лан…дераль.
Когда латник услышал имя, мысли его ушли далеко в прошлое и, смотря куда-то вглубь, он ностальгически улыбнулся, вспомнив отрывок из своей бывалой жизни. Мощный кулак тихо разжался, и гигант, преклонив колено, внимательно стал разглядывать поэта, стараясь рассмотреть в юноше схожие черты с его лучшим другом, попрощаться с которым он так и не успел когда-то.
– Лямель? Ты ли это?
– Да! – радуясь, задорно засмеялся он.
Не теряя ни секунды, Гульвион обнял юношу, от всей души обрадовавшись неожиданной встрече. Увидев в Гульвионе друга, остальные беглецы спокойно вздохнули, выпустив на волю всё накопленное напряжение.
– Как же ты вырос, сынок! Помнишь, ещё мальцом поливал мои сапоги? – смеясь в полный голос, спрашивал воин. Но смех его растянулся ненадолго, и, вспомнив причину своего гнева, он снова обратился к поэту, но уже более добродушным тоном:
– А что вы, собственно, делали тут у меня?
Не успев добавить и слово, в дверь постучали тяжёлым воинским кулаком. Гульвион отворил замо́к, и трое стражников, еле отдышавшись, доложили:
– Командир, с центрального гарнизона сообщили о побеге трёх узников. Двое молодых и один старик. Все трое мужского пола.
