Сергей Ильичев - Бесогоны
– Думаешь, Илья согласится все отдать, он ведь не мальчик, ему уже под тридцать, если мне память не изменяет.
– Я сначала хотел его в психушку упрятать, но он действительно не иголка, такое от общественности не утаишь… а вот если бы его к тебе…
– Ты же его не спрятать хочешь, Викентий, как я понимаю, а похоронить?
– Этот наркоман и сам скоро помрет…
– Ну, если надеешься, что сам помрет… то это меняет дело.
Настоятель встал и прошел к своему столу, взял ручку, написал на листке несколько цифр и, вернувшись, показал лист Басаргину.
– И то лишь из-за нашей старой дружбы. А мы на эти деньги храм новый поставим да корпус для братии.
– Можешь не рассказывать, что ты построишь. Я у тебя отчета не спрошу. И сумма меня эта устраивает. И еще столько же получишь сам… по старой дружбе…
– Как скажешь. А сейчас пойдем в баньку… Посидим, попаримся… К этому времени сюда привезут нашего монаха Виссариона. Он у нас самый главный по экзорцизму… Шучу! Он полетит с тобой, все там сам посмотрит, – и, засмеявшись, добавил, – пошаманит… И еще я ему скажу, чтобы он Илью привез в монастырь. А все остальное уже вверим в руки Божьи…
– Добро, Апостол! – сказал, вставая, Басаргин. – Ну, веди, показывай свою баню…
На улице охранник Басаргина положил кейс, который держал в руках, в багажник машины настоятеля.
Когда настоятель и Басаргин пришли в баню, к архимандриту Арсению подбежал его келейник.
– Возьмешь сейчас катер и привезешь с острова Безымянный нашего экзорциста… – начал настоятель.
– Виссариона?
– Естественно, кого же еще? Скажешь, что он на пару дней поедет в Москву. Там нужно будет одного молодого человека посмотреть на предмет бесноватости…
Во время их разговора Басаргин прошел в баню, оставив охранника у входа.
Когда настоятель вошел вслед за Басаргиным в баню и начал разоблачаться, то обратил внимание на ботинки друга детства, украшенные не иначе как бриллиантами.
Викентий Наумович уже сидел, укутавшись в простыню, и ждал, когда Арсений разоблачится, чтобы вместе пойти в парную.
– А ведь я такие ботинки уже где-то видел, – сказал архимандрит, показывая на стоящие у входа ботинки Басаргина.
– Ты их не мог видеть, Апостол, – ответил Викентий, – они сделаны по специальному заказу в единственном экземпляре.
– Точно видел… – упорствовал Арсений.
И тут в памяти архимандрита всплыл небольшой замок, расположенный недалеко от центра столицы и ловко скрытый от людских глаз среди иных строений.
Он вспомнил богато убранный зал и людей в белых капюшонах и то, как он стоял на коленях перед Великим магистром.
– Посвящаю тебя, брат наш, в тайное братство «Хранителей Святой Веры», – вещал магистр.
И в тот момент, когда клинок меча в руках магистра коснулся его плеча, Арсений и увидел выступавшие из-под белого плаща туфли, усыпанные бриллиантами.
И, как бы очнувшись от этих воспоминаний и мгновенно поняв, с кем находится в бане, архимандрит упал на колени.
– Простите, Великий магистр…
– Будет тебе, Апостол… Общее дело делаем…
– И деньги верну на общее дело…
– Оставь… Пусть все совершается своим чередом… И давай снимай с себя эту юбку… Пора уже и косточки в парной погреть…
В загородный дом Басаргина монаха Виссариона привезли на машине.
Виссариону было чуть более сорока. Он был высок и крепок даже для монаха и более смотрелся как русский богатырь. Этакий Пересвет в монашеской мантии.
Для начала жена Басаргина проводила его на конюшню, потом показала место убийства ее любимой собаки. И в заключение, открыв комод, дала возможность монаху самому увидеть окровавленные рубашки.
Уже в гостиной, перед тем как подали чай, Виссариону показали видеозаписи, снятые кем-то в момент содеянного, и фотографии убитых животных.
Вскоре показалась машина Ильи.
Виссарион успел заметить брошенный на него через окно взгляд молодой женщины. Взгляд, полный ненависти.
И все то время, пока пили чай, монах не проронил ни слова.
В гостиную вошел Илья.
– О, батюшка!.. – с порога начал Илья. – Я так понимаю, вы по мою грешную душу?..
Монах, который одной рукой подбрасывал яблоко, неожиданно бросил его Илье.
Молодой человек ловко поймал брошенное ему яблоко.
– Начались тесты, как я понимаю? – произнес Илья. – Ну-ну! Но я все-таки спросил бы на это разрешения у человека, которого вы хотите тестировать. Извините, но мне это не интересно, – сказал он и, бросив яблоко обратно монаху, поднялся на второй этаж.
– Что же он вам плохого сделал? – неожиданно спросил монах жену Басаргина.
Молодая девушка от неожиданности даже вздрогнула.
– Не понимаю, о чем вы…
– Что уж тут непонятного… Брюхо лошади вспорото левшой, там надрез такой, что иным способом его и не сделать. Лошадь сначала уложил кто-то, кому она доверяет… Яблоко, которое я бросил Илье, он поймал правой рукой, следовательно, он не левша. Хозяин дома не в счет, разумеется… А за этим столом лишь вы одна пользуетесь левой рукой.
– Я прикажу… и вас…
– Человек, борясь за счастье своего сына и набравшийся мужества вспороть брюхо у лошади, в какой-то момент может сделать это и с человеком, который делит с ним спальное ложе…
– Убирайтесь из моего дома…
– Конечно, вот только Илью мне придется забрать с собой…
– Чтобы вы оба сдохли… – зло бросила она и ушла на свою половину дома.
Монах встал из-за стола и стал подниматься на второй этаж. Нашел дверь, которая могла принадлежать Илье, и постучался.
– Открыто, святой отец! – раздалось из-за двери.
Виссарион вошел в комнату, которую отличали гармонично подобранные цвета стен и обивки мебели, минимум предметов обихода и современная техника.
– Есть предложение съездить нам вместе на рыбалку. Как ты на это смотришь?
– Отказываться, я так понимаю, бесполезно… Вам, наверное, папочка такое про меня рассказал… Хотя лучше в ваш монастырь, чем в тюрьму…
– Ты никого не убивал…
– Не понял… Вы это серьезно?
– Вполне…
– Так, значит, можно отменить рыбалку?
– Можно… но тогда могут убить тебя… Выбирай.
– Час от часу не легче… Тогда уж лучше на рыбалку…
И Илья, достав из шкафчика рюкзак, начал собирать вещи.
В монастыре для сына Басаргина организовали экскурсию, рассказывая о Никите Бесогоне, который и основал этот монастырь в XVI веке. Правда, потом, как рассказывал экскурсовод, а это был уже знакомый нам келейник настоятеля монастыря Олег, братия его из монастыря сама же и выдворила… Уж очень он был требователен: и к себе, и ко всем остальным.
Уже в храме Илья внимательно рассматривал его портрет.
– И куда же он ушел? – спросил Илья своего сопровождающего.
– Сказывают люди, что на каком-то из этих островов построил себе келью… Так до сих пор и не знаем, где его мощи покоятся…
– Искали? – поинтересовался Илья.
– Да… но так и не нашли, их тут не меньше сотни…
Затем келейник показал Илье его номер в монастырской гостинице, оснащенный современной техникой, и добавил:
– Вот мой номер телефона, звоните, не стесняйтесь, мне поручено выполнить любое пожелание дорогого гостя.
– Так уж и любое? – переспросил Илья.
– Любое… – доверительно ответил тот.
– Тогда скажи… тот монах, что меня сопровождал…
– Отец Виссарион?..
– Да… Он в какой комнате живет?
– Он почти не бывает в монастыре, а живет на острове Безымянный… Это километров 25 от нас… на запад…
– Значит, догляд за мной сняли. Знаешь, старче, а мне тут уже начинает нравиться… Кстати, как тебя зовут?
– Олег…
– Так, говоришь, любое желание…
– Так приказано…
– Тогда, Олег, для начала подгребай ко мне через часик, мы с тобой покурим травку… А я пока душ с дороги приму, – сказал Илья и начал распаковывать свой рюкзак.
– Привет! – бросил Илья выходящему из душевой кабинки молодому парню.
– Привет! Это ты новенький, о котором шепчется весь монастырь? – спросил его парень, начиная обтираться полотенцем.
– Наверное! А ты, выходит, тут старенький? – сказал и улыбнулся Илья, раздеваясь и готовясь войти в кабинку.
– Я сам с месяц назад прибился, хочу посмотреть на все изнутри… – сказал парень и, подойдя к Илье, протянул руку для знакомства.
– Александр!
– Тогда и я, надеюсь, на время… Илья, – сказал Илья, протягивая ему свою руку. – И как тут изнутри?
– Да как и снаружи… Люди везде одинаковые. Только одни пытаются себя обуздать постами и молитвой, а другие ни в чем себе не отказывают…
И оба улыбнулись.
– А ты из каких? – спросил Илья Александра.
– А я из пскопских… – ответил Александр, обтираясь полотенцем.
– Это что же значит? – снова поинтересовался Илья.
– Помню, был такой фильм из отечественного классического кинематографа «Мы из Кронштадта». Так вот там солдатик, сидя в окопе, лишь крестился и попеременно менял погоны, в зависимости от того, кто наступал и занимал тот окоп… красные или белые… И у меня есть свои погоны… чья власть, те погоны и надеваю…
