Маша Трауб - Счастливая семья (сборник)
– Сегодня забастовка мусорщиков, – объявила Финита, – а завтра работников транспорта. Никто не будет работать!
– А кого поддерживаете вы? Транспортников или мусорщиков? – уточнила мама.
– Всех! – заявила Финита. – Я поддерживаю!
– А какие конкретно у вас требования? – вежливо поинтересовалась мама.
– Какие требования? – не поняла домработница.
– У всех бастующих есть требования, – начала читать лекцию мама. – Например, повышение зарплаты, сокращение рабочих часов, социальный пакет и так далее. Вы лично какие требования выдвигаете?
– У меня все требования! – заявила Финита и снова, видимо в знак протеста, водрузила свой шлем на кухонный стол. – Вот все, что вы сказали, – это мои требования.
– Тогда я их не принимаю. – Мама аккуратно убрала шлем, чтобы поставить тарелку с салатом.
– И что? – удивилась Финита.
– В том случае, если работодатель не принимает требований персонала, – продолжала мама, – если они кажутся неразумными или невыполнимыми, работника могут и уволить. Кому нужны смутьяны и бездельники? – спокойно ответила мама. – Но вы можете устроить сидячую забастовку, объявить голодовку, собрать прессу, наконец.
Финита сграбастала свой шлем и ушла.
Надо ли говорить, что после этого домработница рассказала всем в округе, что мама предложила ей голодать, сидя на крыльце. Мне кажется, что это был вопрос неправильной интерпретации. Я вообще удивляюсь, как они друг друга поняли.
Чтобы развеяться, мама решила поехать в город. К тому же у нас накопились заказы – мне нужны были контактные линзы, тете Наташе – водостойкая тушь, дяде Боре – свежая пресса (он надеялся найти газету, в которой все полосы отведены исключительно под задачки по бриджу и судоку). Папа попросил любую книгу брата Даррелла на английском, а Сима потребовала зайца. (У нее увлечение животными происходит волнами. До зайцев она любила бабочек и требовала все в бабочках – пижамы, трусы, носки. Потом переключилась на кошек, и маме пришлось скупить все открытки с кошками, которые продавались в местном магазине, не говоря уже о полотенцах, чашках, тарелках. После кошек у Симы наступил период зайцев. Но в нашей деревне с зайцами была напряженка. Мама говорила, что в Москве есть много зайцев, но Сима требовала местных.)
Мама вернулась из города неприлично поздно. Так поздно, что уже все автобусы разъехались, мы поужинали и уже собирались ложиться спать. Начала нервничать тетя Наташа. Папа сказал, что он не собирается волноваться, поскольку мама наверняка уже перезнакомилась с половиной города, выпила кофе с женой дяди троюродной сестры Теодоры по материнской линии, который, собственно дядя, наверняка окажется водителем автобуса. А уж если за кого и нужно волноваться, то за нас – Сима без мамы отказывалась идти мыться, я сидел в планшетнике, дядя Боря, лишившись очередной порции судоку, искал себе новый телевизионный канал для просмотра, поскольку они с Симой уже изучили все мультики. В тот момент, когда папа говорил тете Наташе, как он не собирается нервничать, на пороге появилась мама.
– Слава богу, – обрадовалась тетя Наташа, – почему так поздно?
– Я заблудилась, – ответила мама, плюхнувшись на диван.
– Там две центральные улицы, как ты могла заблудиться? – удивился папа.
Пока мама рассказывала о своих приключениях, мы рылись в пакетах. Надо сказать, мама выполнила все наши заказы. Ну, почти все.
Оказалось, что мама заблудилась в тот момент, когда искала мне линзы. Свернула с центральной улицы на маленькую, где должна была находиться оптика, а потом свернула еще раз, надеясь пройти насквозь. И в этот момент почувствовала себя героиней «Бриллиантовой руки». Она мыкалась по улочкам, закоулкам, переходам, проходам, перемычкам и тупикам, не узнавая ни вывесок, ни домов, ничего. В отчаянии она бросилась в первую попавшуюся на пути лавку – там продавали сигареты – и спросила продавщицу, как ей выйти из старого города.
– А зачем вам выходить? – удивилась продавщица. – Оставайтесь.
– Я бы осталась, но мне нужно домой, – сказала мама. – Где остановка рейсового автобуса?
– Здесь совсем рядом, – начала участливо объяснять женщина, – можете пойти направо, а можете налево. Да нет, идите прямо и выйдете. Но я бы вам посоветовала остаться – очень жарко.
Мама выскочила из лавки, проклиная местных продавцов. За целый день беготни по магазинам она измучилась. Куда бы она ни зашла – в поисках линз, зайцев или книжки, ей отвечали скорбным покачиванием головы и фразой на английском «очень сложно», «очень, очень сложно». Продавцы, переругиваясь друг с другом, тщетно пытались найти то, что нужно маме. Они говорили, что вчера товар лежал вот на этом самом месте и куда он подевался – совершенно непонятно. Мама решила, что ее преследует злой рок, и попробовала задобрить его совершенно ненужными покупками. Она, например, купила шлепки, украшенные огромными цветами.
– Я не могла их не купить, – сказала мама, когда тетя Наташа рассматривала приобретение, – надо ли упоминать, что шлепки были велики маме, но малы тете Наташе. – Владелец лавки сказал, что каждую пару делает собственными руками. И цветы приделал прямо при мне. А еще показывал мне руки в порезах и шрамах от своих инструментов. Ну, как я могла их не купить? – оправдывалась она. – А еще он восхищался моими ногами («Он взял ногу и так ее держал», – шепотом рассказывала мама тете Наташе, и та с завистью вздыхала). Он сказал, что таких ног и такой идеальной формы пальцев, как у меня, не видел много лет. Что такие ноги – произведение искусства. Сказал, что у меня ноги юной девушки. Да, я все понимаю – он говорит это каждой покупательнице. Но мне было так приятно…
– А почему ты не сказала ему, что тебе нужно на размер меньше? – недоумевала тетя Наташа.
– Мне было неудобно. Мне кажется, мастер расстроился бы. Он настаивал, что у меня именно этот размер, – ответила мама.
Потом она стала рассказывать, как пыталась купить для меня линзы. Продавцы в оптике отказывались ее понимать, и маме пришлось перейти на свой любимый язык – пантомиму.
– Я изображала слепую. Потом делала жест, как будто выкалываю себе глаз. Мне кажется, что очки я показывала очень понятно. Но они не поняли! Потом я показывала, как потеряла одну линзу – ползала по полу и искала потерю. Но они опять ничего не поняли. Тогда я решила изобразить цветные линзы и показала им женщину-кошку.
– Странно, что они не вызвали тебе врача, – хмыкнул папа.
– Нет, но я все-таки выяснила! Таких линз у них нет. Интересно, как бы ты изобразил зрение минус три? Надо заказывать. Я заказала. Через неделю заберу.
– Я бы написал на бумажке, – ответил папа.
– Странно, мне это не пришло в голову, – искренне удивилась мама. – И вот представьте, стою я посреди улицы, вокруг меня толпа людей, видимо, они решили, что я актриса или сумасшедшая, поскольку видели, как я ползаю по полу и натыкаюсь на витрины, изображая слепого. У меня в руках шлепки с цветами, и я не знаю, куда мне идти – направо или налево. А все ждут, что я еще что-нибудь покажу. Тогда я решила показать им автобус и остановку. Еще я изображала попытки выйти из старого города, как делал это Миронов. На мое счастье, в толпе оказалась русская женщина, которая угадала «Бриллиантовую руку» (мама даже спела на площади «Весь покрытый зеленью, абсолютно весь»). Она-то меня и вывела. Кстати, она работает в церковной лавке (мама опять зашептала тете Наташе), она вышла замуж за грека и сказала, что ждет нас в любое время. Если мы пойдем к Спиридону, она поможет нам выбрать икону. Я ужасно устала.
– Вот это жизнь, – позавидовала чужому счастью тетя Наташа, – я бы тоже хотела выйти замуж и работать в церковной лавке.
Папа решил, что давно пора совершить круиз на ближайшие острова, и купил билеты в местном экскурсионном бюро. Бюро состояло из владельца лодки Фердинанда (он клялся, что это его настоящее имя, а вовсе не Спиро, как предположил папа), его трех вывесок (Фердинанд очень ими гордился, поскольку нарисовал их сам) и крошечного причала, который Фердинанд именовал «мариной». На плакатах, которые хозяин расставлял вдоль дороги, значилось следующее: «Незабываемый круиз на лодке Фердинанда». Надо сказать, что он не соврал – это путешествие мы будем помнить долго.
Как только мы поднялись на борт судна со столь прекрасным и величественным именем, у мамы началась морская болезнь. Вообще-то, мама плохо переносит машину, если сама не за рулем. Ее укачивает в автобусе, в маршрутке и во всех видах наземного транспорта. Впрочем, как и Симу, которую начинает тошнить, едва она приближается к машине. Но мама где-то вычитала, что если человека тошнит в машине, его точно не будет тошнить на корабле. То есть морская болезнь им с Симой не страшна. Мама с Симой своим примером опровергли все научные данные. Но если мою сестру вырвало около буйка, после чего ей сразу стало легче, то мама перекинулась за борт, и всю дорогу до острова мы видели только ее попу. Пару раз она делала попытки прилечь на скамейку, но в конце концов решила, что проще лежать лицом вниз. Папа дал ей таблетки от укачивания, но маму немедленно вырвало таблетками. Так что мы решили не переводить лекарство зря. Фердинанд очень переживал, что пассажирка плохо себя чувствует, и уверял, что ведет лодку так нежно, как никто. Мама говорила ему по-русски: «Звините», – икала, как алкоголик, и снова падала за корму. Конечно, в этом есть и наша вина – в какой-то момент мы стали выслеживать морскую черепаху и совсем забыли про маму. Первой заметила ее отсутствие Сима.
