Валерий Граждан - Кровавая пасть Югры (сборник)
В деревне всегда всё про всех знали: кто голодает, а у кого и штанов нету в школу сходить, да валенки одни на троих. А в классе у нас учились русские, цыгане, немцы (волжане), киргизы и казахи. Ходили в гости в аулы, в табор, а вот с немцами особо дружбу не водили. Ещё бы! Хотя наши немцы вовсе и не фашисты, но ведь немцы… Хотя трудились немцы куда проворнее и грамотней наших. Попасть на комбайн, где тракторист и комбайнер немцы, было редкой удачей. У них всё до винтика предусмотрено. За всю уборочную немец и часа не простоит, коли вёдро на небе, да валки сухие.
В общем-то известно, что поступки – основа привычек. Укоренившиеся привычки и есть традиции, подчас хранимые в веках. О русских традициях сказано, написано достаточно, чтобы следовать им. Но традиции прежде всего надо блюсти. Вечно, пока существует нация, народ, их породивший.
Медведи Камчатки
Случается, что с «хозяином» Камчатки можно встретиться нос к носу, даже при выходе из собственного дома.
В общей сложности отдал Камчатке четверть века. Было бы мудрёным, ежели за всё это время не встретиться с хозяином природных угодий – медведем. Местные жители скорее уважают животное, хотя и побаиваются. Случаев нападения косолапого на людей единичны, да и те более относятся к байкам охотников, либо грибников-ягодников. Редко кто из обычных горожан материка не видел в зоопарке, либо в цирке мишку. Это измученное, замызганное или вымуштрованное существо. Для сравнения посмотрите на два дерева: увядающее в придорожье и пышнорастущее в чаще…
Вопреки сказкам медведь всё-таки зверь. Сильный, ловкий, умный, исключительно шустрый и… пугливый. При его полутонной ипостаси он может бежать в крутую гору со скоростью до полусотни, а то и более километров в час. Когти достигают тридцати сантиметров. Так что рыбу он добывает без остроги, но несколько безалаберно. Смешно, но голод побуждает жадность, а та каверзничает над мишкой по известной пословице: жадность наказуема. Откусит лакомый кусок у кижуча и водрузит его… под свой зад. Вроде про запас. А рыбка и тю-тю, уплыла по течению! Мы сами рыбачили по соседству с медвежьими угодьями. И, если не соваться дальше помеченной им территории, то лохматый может вообще пренебрегать вашим присутствием. А ловлей визави чаще занимается… лёжа на боку. То есть, как бы греется на пляжике и взирает хитро в стремнину хрустально чистой речушки. Просто идиллия! Но стоит блеснуть в струе воды серебристой спине кижуча, как рыже-бурый промысловик стремглав бросается к добыче. Многое сочиняют о гурманских пристрастиях мишек, но это так, «чтобы не портить отчётность». Здоровый медведь даже лёжа у края воды различает лосося-горбача и самку. Вначале идут в ход самки и их медведь поедает с икрой и жирной хребтиной. Отнерестившуюся рыбу, лощавую (красношкурую) квазирыбаки не едят вовсе. Больные особи и голодные медвежата не брезгуют и квёлой, отнерестившейся рыбой, либо останками от полусъеденной взрослыми добычей. Самцов-горбылей мишки отличают без труда. Причём именно тех, что ещё не истратили молоки на оплодотворение икры. Особенно интересно наблюдать рыбалку непосредственно в речке. Наиболее сообразительные медведи, будто вилами выбрасывают улов на берег, где потом наслаждаются плодами своего труда. Как не странно, но рыбоохрана благодарна косолапым природоохранникам. Ни один браконьер не сунется в угодья мишек! А найдут сети на своей территории, то порвут, а рыбу скушают как трофей: вот тебе и «без труда рыбка из пруда!» А добыча косолапых рыбаков если не сотни раз меньше хапужничества браконьеров. В последующих рассказах постараюсь описать повадки камчатских медведей в разных необычных ситуациях. А вот в охоте на них не участвовал, – нет греха.
Вороньи хлопоты
Вот уже четвёртые сутки Камчатку мордует снежный циклон. Какие уж тут миллиметры, счёт осадкам пошел на метры! И не даром здесь произрастают как нигде на Земле каменные берёзы! О них топор высекает искры. А по форме кроны – это больше баобабы: с такой же необъятной формой и переплетёнными сучьями. Тому причиной ураганные ветры и каменистая почва. Есть даже поговорка среди местных: кривая, как камчатская берёза. И нету у неё висящих на сучьях серёжек. Есть просто кривые донельзя сучья.
И, о боже, к воскресному утру ненастье угомонилось. Подарок изголодавшимся по солнцу аборигенам, к коим мы себя причислили уже лет 20 назад. А щедрое солнце совершенно игнорируя шторы, высветило блаженствующего у нас в ногах кота Барсика. Нашего оповестителя катаклизмов. Известно, что овцы, куры, либо коровы, коих в нашем полувоенном посёлке сроду не наблюдалось, в преддверии землетрясения мычат, кудахчут и блеют. Собаки, особенно дворовые – лают. То наш «страж» игнорировал эту природную функцию как минимум до пяти баллов по шкале Рихтера.
Мы просто диву давались его осведомлённости. При первом же толчке на указанной отметке(но не ниже!) кот удивлённо осматривался: не напрасно ли встал. Уже только убедившись в наличии разгула стихии в виде ВТОРОГО, более сильного удара и с неимоверным гулом, Барсик молниеносно исчезал в районе ванной. Оттуда позже мы уже всей семьёй вызволяли семикилограммового паникёра, вцепившегося от страха в балку перекрытия.
Солнышко перешло с пушисто белого туловища ленивца к его розовому ушку. И он тут же, не открывая глаз, водрузил лапу поверх уха. Не помогло. Соскочил с дивана, дёрнул нервно хвостом и тут же вскарабкался на привинченный к стене книжный шкаф. Там было его место зрелищ на ристалище ворон с собаками. Для тех и других он был недосягаем и это Барсика умиротворяло: враги бьют врагов!
Прямо напротив наших окон, чуть поодаль чернел зев мусорного ящика. Ранние хозяева уже высыпали поверх белизны снега недоеденные снеди, коих давно поджидали псы и вороны. Нет, это не те тщедушные вороны с материка, грязно-серого окраса. Камчатский ворон весь иссиня-чёрный, огромных размеров и с вороненым клювом-торпедой. Собравшись в стаю до пяти-шести особей, они приводили в ужас любую дворнягу, не говоря уж о кошках. Бедолаги отсиживались в подъезде до тех пор, пока зловещее «Кар-р!» не стихнет напрочь. И лишь тогда опрометью бежали по вопросам любви или свободной охоты через дорогу, либо в соседний подъезд. Ворон не собака – от него и на дереве спасения нету.
Мы лежали в предвкушении воскресного отдыха на природе.
– Светик, рассвет уже полощет! Вставай, дочка, смотри, какой денёк выдался! Так что позавтракаем и на лыжи! – обозначился я и достал мазь по погоде.
– Галя, смотри, какой куржак на берёзах! Сказка, да и только! Тебе лыжи готовить? – спросил я жену, загодя зная ответ: не пойдёт. Как-то не тянула её камчатская природа. Зато сын с дочкой с удовольствием выходили за компанию со мной на лыжню в хорошую погоду. Но сын довольно быстро вышел из разряда «чайников» и смотреть на нашу «тягомотину» не желал. Так что ещё затемно ушёл с приятелями по секции торить лыжню. После такого снегопада в лесу не пробиться-утонешь! И без лыжни-никак. Через час и мы были во власти зимней феерии: солнце, искрящийся снег, белоснежные в куржаке каменные берёзы и… восхитительный по чистоте камчатский воздух.
Хотя толком разобраться, то куржака, как такового на побережье Камчатки не бывает. Ведь это иней, изморозь на ветвях деревьев при резком понижении температуры. Но тут… Лес стоял увешанный целыми сугробами снега. Пушистого, мягкого, искрящегося каждой снежинкой в отдельности. Без тёмных очков об эту пору здесь просто невозможно. Одели их и мы.
Вороны расселись на берёзе неподалёку от мусорки в ожидании очередных «подношений». Собаки опасливо кружили поодаль. А мы вышли на лыжню, которая была тут же за дорогой. Катили с наслаждением. Дочка лидировала метрах в пятидесяти. Но вдруг встала и молча позвала, махая рукой. «Может нашла чего?» – подумал я, ускорив шаг.
И точно: за сугробом впереди нас шла непонятная возня. Мой морской бинокль ничего не прояснил. Отчётливо был виден лишь периодически высовывающийся вороний зад. Ко всему недовольное карканье выдавало непростую ситуацию, но какую?
– Светик, может подкатим?
– Не надо, папа, – спугнём! Она чего-то тащит подальше от лыжни. Но чего? Дай бинокль, я гляну туда! Ой, это же банка из-под селёдки! На, посмотри!
Действительно: птица с величайшим упорством тянула за отогнутую крышку огромную банку из-под пенжинской селёдки. Вскоре банка почти наполовину высунулась из-за сугроба. И что только не делала с ней ворона, лишь бы оттащить «бесценную» добычу подальше от супостатов, за которых явно признала нас. Но на днище банки не предусмотрели полозья и проклятущая зарывалась в рыхлый снег. Ко всему бугор мешал обзору за нами и добытчица, слегка подлетев, села на закраину груза. Лучше бы она наступила на грабли! Её мало того, что треснуло по макушке перевёрнутым «сокровищем», но и лишило света божьего. Импровизированная ловушка захлопнула ворону по её же инициативе.
