Георгий Богач - Бегство из психушки
– У нас в штате даже реаниматолога нет. Мы занимаемся коррекцией осанки у детей и лечебной физкультурой.
– Сергей, ты же вроде реаниматолог, – обратилась Люда Гаркуша к Сергею Жирному. – Посмотри больного.
Мужчина в сером костюме повел Дмитрия и Сергея к машине, которая стояла у дверей медицинского центра. Софья пошла вслед за ними.
На заднем сиденье джипа лежал на спине мужчина лет сорока. Под голову ему подложили свернутый пиджак. Человек тяжело дышал и хватал пальцами воздух. Иногда он открывал глаза, искал что-то взглядом, потом со стоном снова их закрывал. Рядом с ним сидел мужчина в светлой рубашке с закатанными рукавами. Его лицо показалось Софье знакомым.
– Давно он чебурашек ловит? – спросил Сергей.
– С утра.
– С чего это началось?
– Мы три дня подряд работали над докладом в Госдуму. Гоша две ночи не спал, все сидел за компьютером. Видимо, он переутомился и с рельсов съехал.
– Сейчас введем ему снотворное, пусть отоспится и придет в себя.
– Разрешите мне осмотреть больного, – сказала Софья.
– А вы тоже врач? – спросил мужчина в светлой рубашке.
– Врач.
– Тогда смотрите.
Софья подняла больному веки, осмотрела склеры, зрачки, посчитала пульс на руке, потом на шее, приложила ладонь к затылку и долго ее там держала.
– Ему нельзя вводить снотворное.
– Почему?! – спросил Сергей.
– У него спазм артерий, питающих мозг. От снотворного этот спазм усилится, и он может уже не проснуться.
– И что же ты предлагаешь?
– Надо расширить артерии, питающие мозг.
– Чем, спазмолитиками?
– Ни в коем случае!
– Тогда чем?
– Для этого у меня есть специальный аппарат.
– Соня, сейчас не до экспериментов с аппаратами. Сначала надо разобраться, нет ли у больного комы.
Софья достала из сумочки дугообразный стержень, вогнутая поверхность которого была утыкана электродами.
– Я не позволю вам экспериментировать над моим помощником, – сказал мужчина в светлой рубашке, – и рисковать его жизнью.
– У него предынсультное состояние, и если не помочь ему сейчас, потом будет уже поздно, – сказала Софья. – Решайте.
– А что это за штуковина? – спросил мужчина в белой рубашке.
– Она расширяет артерии, идущие в мозг, снижает внутричерепное давление и предотвращает инсульт.
– Ладно, лечите. Почему-то я вам поверил, – мужчина с интересом смотрел на Софью. – Но если с Гошей что-то случится, то отвечать придется вам.
– Не будем терять время, – сказала Софья, повернула рычажок на изогнутом стержне, и на нем загорелся индикатор. Она приподняла Гоше голову и подложила прибор ему под шею.
Через минуту бледное до серости лицо Гоши стало розоветь, он стал глубже дышать, застонал и покрылся потом. Потом он открыл глаза и, глядя на человека в белой рубашке, быстро заговорил, глотая слова.
– Доклад надо переделать. Мы исходили из ложных предпосылок, которые нам подсунул Бринько, и, опираясь на них, сделали неправильные выводы. Комиссия может подумать, что мы сознательно вводим ее в заблуждение и лоббируем предложение Бринько. Бринько – провокатор, его купили, продали и еще раз купили.
– Успокойся и не переживай. Этот доклад чисто информационный и не повлияет на решение комиссии. Окончательные выводы она сделает только после проверки всех обстоятельств. Гоша, тебе надо отдохнуть. Ты переутомился. Поспи.
Гоша напряженно смотрел на мужчину в светлой рубашке.
– У вас есть виски или коньяк? – спросила Софья.
– Есть бренди.
– Дайте ему выпить.
– Зачем?
– Чтобы он успокоился и уснул. Он будет спать долго, не будите его. Когда он проснется, ему потребуется психокоррекция, – Софья протянула мужчине свою визитку. – И я готова ее сделать.
– Хорошо. А вот вам моя визитка, – мужчина в светлой рубашке протянул Софье картонный прямоугольник.
Она прочитала:
«Владимир Ильич Городничий
Доктор экономических наук
Депутат Государственной думы
Комитет по социальным вопросам».
– Вот теперь я вспомнила, где вас видела. Я видела вас в телепередаче «Поединок» Владимира Соловьева. В эфире вы спорили с генералом Островерховым.
– Ну и как?
– Хоть он и выиграл, но правы были вы.
– Он не выиграл. Он набрал больше очков. А то, что люди голосовали за него, настораживает. Вы сможете помочь Гоше?
– Смогу.
– И когда вы начнете ему делать эту вашу психокоррекцию?
– Дня через два, когда он хорошенько проспится.
– Через два дня я вам позвоню.
Глава 9. Беглец
Медсестра подошла к койке Сергея Балуева и посмотрела на опустевшую бутылку из-под питательной смеси. Эту смесь Сергею ежедневно вливали в желудок через зонд, потому что ни есть, ни жить он уже не хотел. Медсестра медленно вытащила зонд из пищевода Сергея, протерла его салфеткой и бросила в таз. Сергей громко выпустил кишечные газы. Тяжело вздохнув, медсестра подложила под него утку.
Сергей продолжал неподвижно смотреть в потолок. В его глазах была скорбь. Он хотел только одного – провалиться в небытие, никогда из него не возвращаться и ничего не чувствовать. А ощущал он себя кровоточащим куском живого мяса с ободранной кожей, на который сверху сыпется пыль, песок и соль. Пыль и песок, смешиваясь с кровью, превращаются в бурую грязь, а соль, впитавшись в живую плоть, вызывает нестерпимые душевные муки. Он боялся даже пальцем пошевелить, потому что после этого его мучил бы вопрос: «А ради чего я шевелю пальцем? Что бы я ни делал, чем бы я ни шевелил, все равно меня ждет смерть, и ничего больше. Она неизбежна, и продлевать путь к ней – это продлевать мучительное ожидание конца. И зачем тогда жить? Для чего? Чтобы умереть? Значит, смысла в жизни нет и незачем за нее цепляться. И для чего плодить детей? Для того, чтобы они терпели жизненные удары и душевные муки в ожидании смерти?»
Балуев даже не подозревал, что у него маниакально-депрессивный психоз – МДП. Всю свою сознательную жизнь он находился на подъеме, «наверху» своей болезни, в стадии маниакальности, и не знал, что такое плохое настроение и упадок сил. И только полтора месяца тому назад он рухнул со сверкающей счастьем и радостью маниакальной высоты в темную и мрачную бездну депрессии и суицида.
До провала в мучительную скорбь и безысходность Балуев любил жизнь и, захлебываясь счастьем, ощущал всеми своими клеточками малейшие ее проявления – и хорошие, и плохие. Он и не догадывался, что это всего лишь следствие постоянного перевозбуждения центра радости в мозгу и избыточного выделения эндорфинов – гормонов счастья.
На военфаке Саратовского медицинского института все предметы давались ему легко. Сергей Балуев учился играючи, был веселым, общительным и спортивным. Он стал чемпионом на спартакиаде медвузов по бегу на средние дистанции, обогнав на финише самого Виктора Шумлянского.
После окончания военфака и получения лейтенантского звания Балуева, как отличного парня, сразу взяли на работу в госпиталь. Разозлить или вывести его из себя было невозможно, улыбка не сходила с его лица. Даже когда он застал свою жену в своей же постели с майором Юркой Портновым, то не стал драться, а просто, всерьез ли, шутя ли, погрозил голой парочке пальцем: мол, нехорошо так делать. Влюбленная пара поспешно оделась и ушла с глаз долой. Через два дня жена приползла к Сергею на коленях, но на ее месте уже лежала обнаженная медсестра Лида Капась. Жена уехала к матери и тихо спилась. Сына Балуева воспитывала Лида.
Депрессивная стадия началась у Сергея Балуева с того, что морозным зимним утром он посмотрел на сына и вдруг понял, что тот рожден для страданий и мук и избавить его от них надо заранее, до того как они начнутся. Сергей решил сбросить сына с балкона головой вниз, чтобы тот сломал себе шею и не мучился, поджечь квартиру и прыгнуть с пятого этажа вслед за ним. Сосед по дому и закадычный друг Сергея Балуева – майор Вовка Ермольев, с которым они работали в одном госпитале, заметив неладное на соседнем балконе, перелез на него. Он завернул Сергею руки за спину, связал его и вызвал «Скорую помощь», которая увезла Балуева из Подмосковья в Московский институт психоневрологии.
Чем продолжительнее маниакальная стадия МДП, тем страшнее и разрушительнее его депрессивная фаза. Она подобна жестокому изнуряющему похмелью после длительного запоя. Радость сменяется безысходной скорбью, юмор – черным сарказмом, уверенность в завтрашнем дне – тревогой за каждый миг. Появляется страх за тех, кого любишь, – и люди, страдающие МДП, нередко убивают своих детей, чтобы оградить их от будущих мук и страданий.
Балуев сутками неподвижно лежал на больничной койке. Однажды постовая медсестра разочарованно на него посмотрела, криво усмехнулась и из соседней палаты притащила за руку больного Борю Паламаря. Она напоила его спиртом, раздела и с визгом и хихиканьем стала заниматься с ним любовью на свободной больничной койке. При этом она поглядывала на Балуева, который продолжал лежать и неподвижно смотреть в потолок. Звуки и движения окружающего мира до него не доходили, и никаких эмоций, кроме внутреннего трагизма и безысходности, он не испытывал.
