Ольга Покровская - Пока горит огонь (сборник)
– Ну а ты как думала, конечно будет, – грохает чашкой о стол Танька. – Вы же – семья! – Она тянется за бутылкой. На дне еще плескаются остатки виски, Танька разливает их по стаканам. – Давай по последней! За сбычу мечт!
– За сбычу мечт, – эхом повторяю я.
Потом, облачившись в мои старые застиранные футболки, мы забираемся в кровать. Я закутываюсь в одеяло, Таньке достается плед.
В висках у меня гулко стучит. Я пытаюсь уснуть. Мама приведет Лешку и Ваньку завтра в десять. И нужно будет еще умудриться сварить суп им на обед.
* * *Татьяна лихо лавирует в плотном потоке машина на Профсоюзной. Остановившись на светофоре, машинально пробегает глазами растянутую через все здание торгового центра рекламную фотографию нового магазина мехов. С фотографии плотоядно улыбается блондинка в серебристой шубе. Татьяна морщится – в июльское пекло, когда горло дерет от проникающего в машину свалявшегося тополиного пуха, даже смотреть на роскошные меха жарко.
Свернув в переулок, Татьяна паркуется перед небольшим кафе, уже на ступеньках смотрит на часы – у нее есть полтора часа до деловой встречи. В кофейне полутемно, на стенах – крупные черно-белые постеры с какими-то глубокомысленными фотографиями, окна задернуты тяжелыми шторами. Татьяна оглядывается, прищурившись после яркого уличного света. Из-за дальнего, спрятанного в нише столика ей машет рукой Михаил. Татьяна опускается к нему на круглый кожаный диванчик, и он тут же обхватывает ее рукой за талию, горячие пальцы проникают под пиджак, губы тычутся в ее шею.
– Приехал, командировочный? – смеется она, подставляя ему губы.
– Угу, час назад прилетел, – шепчет он. – Но Машка меня только вечером ждет, у нас целый день почти.
– Э нет, – качает головой Татьяна. – Это у тебя целый день, а у меня еще дел по горло. Давай расплачивайся, и поехали.
– У тебя вечно дел по горло, – обиженно тянет Михаил.
– Ну так дуй к своей жене, она всегда свободна, – пожимает плечами Татьяна и подзывает официанта.
Вместе они спускаются по ступенькам, садятся в машину.
– Куда поедем? – спрашивает Татьяна. – Ко мне – далеко, в гостиницу – тоже.
– Поехали хоть куда-нибудь, – сдавленно шепчет Михаил, сжимая ладонью ее колено. – Только быстрее! Пожалуйста! Я хочу тебя.
Татьяна, хищно улыбнувшись, резко трогается с места, несколько минут кружит по окрестным дворам и наконец останавливает машину в узком закутке, укрытом от взглядов прохожих густыми кустами с одной стороны и рядом металлических гаражей – с другой.
Выключив зажигание, она оборачивается к Михаилу, перелезает на его сиденье и садится верхом. Задыхаясь, он расстегивает ее блузку, жадно хватает губами груди, нетерпеливо дергает вверх юбку. Татьяна погружает пальцы в его густые волосы, кончиком языка обводит контур уха. Его волосы, шея, рубашка пахнут знакомым каким-то теплым, льняным запахом – так пахла постель, на которой она спала вчера ночью, в квартире у Маши. Татьяна глотает этот запах – дома, тепла, уюта, вгрызается в него зубами. Михаил, горячо дыша ей в плечо, двигается толчками, сжимая пальцами ее ягодицы.
Через пятнадцать минут Татьяна перебирается обратно на водительское кресло, поправляет одежду, приглаживает волосы. Глядит на часы – время на посткоитальную сигарету еще есть, но потом придется спешить.
– Ты к ней ездила? – отвернувшись, спрашивает Михаил.
– К Маше? Ездила, – кивает она. – Поздравляю, на Кипр она не поедет. Или поедет, но только с тобой. И она практически уверена, что у тебя любовница. Я распиналась как могла, но она тоже не дура. Ты, Мишель, в самом деле сводил бы ее куда-нибудь, что ли, порадовал, а то она сидит целый день дома, накручивает себя. А мне потом нужно служить психотерапевтом на общественных началах. У меня на это времени нет!
– Мать твою! – Михаил морщится гадливо, машинально трет ладонью о ладонь, скрещивает пальцы. – Так мерзко это все. Думаешь, я не понимаю, что веду себя как законченный идиот? Но что я могу поделать? Маша – она хорошая, родная, мы сто лет вместе, у нас дети. А ты… – Он снова тянется к Татьяне, прикусывает мочку ее уха.
– Ничего ты не можешь поделать, – смеется она, почти касаясь губами его рта. – Тебя именно это и заводит – то, что ты ведешь себя как идиот. Ты, понимаешь, всю жизнь был слишком хорошим, правильным. Вот тебя и накрыло.
– А тебе? – вдруг спрашивает он. – Тебе зачем все это нужно? У тебя же вечно нет времени даже встретиться…
– Так, – пожимает плечами Татьяна. – Проверяю, ничего ли не упустила в жизни. Ладно, Мишель, не терзайся! Знаешь, как моя маникюрша говорит? Все мечты сбываются, надо только четче формулировать. Ладно, поехали, тебя жена ждет. И, кстати, виски твой мы выпили, ты уж не обижайся!
Повернув ключ в замке зажигания, Татьяна бьет по газам, и блестящая «Ауди» резво срывается с места, вливаясь в бурный автомобильный поток московской улицы.
Пони бегали по кругу
Встреча, на которую собиралась Елена Владимировна, была ей весьма неприятна. Однако как главе крупного детского развлекательно-спортивного комплекса ей часто приходилось пропускать через себя множество неприятных встреч, тратить время и силы на, казалось бы, совершенно ненужных и не интересных людей. Главным образом для того, чтобы удержаться на плаву в современной экономической обстановке и не выпустить из рук бизнес, который она по кирпичику строила годами.
Однако это запланированное рандеву было неприятнее всего. Личные встречи больше всего утомляли Елену Владимировну, казалось, вытягивали последнюю жизненную энергию, которую она в себе бережно хранила.
Елена лихо припарковала джип у недавно открывшегося модного московского ресторана, вошла в зал. Из-за столика поднялся ей навстречу Дима Павленко, совсем недавно часто гостивший в их с отцом квартире на Остоженке. Дима приветственно потряс пышным букетом, радостно объявил:
– Вот! Хризантемы! Как ты любишь.
– Я герберы люблю, Дим, – возразила она. – Ну, не важно, спасибо!
Села за стол, развернула разрисованную обложку меню. Дима поймал ее руку, сдавил пальцы:
– Соскучился! Ленка, я страшно по тебе соскучился!
Она поморщилась, отняла руку, подозвала официанта, продиктовала заказ. Затем снова обернулась к Павленко:
– Ты сказал, у тебя ко мне дело, нужно срочно увидеться. Что случилось?
– Вот то и случилось! – с нажимом проговорил он. – Что я по тебе соскучился, Ленок, ну это дурь какая-то. Зачем нам ругаться, у нас же все хорошо было!
– Правда? – дернула уголком рта она.
– А что, скажешь, нет? А как мы в Рим летали на выходные, помнишь? Ведь классно было! Да брось ты на меня бычиться! Ведь, главное, из-за фигни…
– Я не считаю это фигней, прости.
Дождавшись, пока Елена утолит первый голод, и, видимо, надеясь, что после еды она подобреет, Дмитрий возобновил натиск:
– Ленусь, ну правда, глупость же – расходиться из-за того, что я в какой-то сраной статейке написал. Ну, тебе-то что с того? Ты же вообще не в теме, у тебя, пардон муа, не журналистское образование. Ты специфики моей работы не понимаешь!
– Чего, прости, я не понимаю? – вскинулась Елена. – Специфики? То есть подлог и клевета – это специфика твоей работы? Я не знала раньше, в чем заключается истинное предназначение журналиста! Ладно, когда ты копался в грязном белье известных людей – это была специфика, с этим я мирилась. Но то, что ты написал про того политика… Про то, что он якобы трахает у себя на даче девочек-школьниц… Заметь, не по ошибке написал, не потому, что повелся на ложную информацию. А потому просто, что тебе другой политик хорошо забашлял за слив конкурента. Это ты называешь спецификой работы? Подводить людей под статью за бабло? Скажи, ты себя сам после этого кем ощущаешь?
Дима налился свекольным соком, водянисто-голубые глаза его сузились.
– Я себя человеком ощущаю! Мужчиной, которому необходимо зарабатывать деньги. Не у всех же родители такие… правильные. Не нравится правда жизни? А прожирать, кстати, мои деньги в ресторанах тебе нравилось. Ничего, не отравилась, сволочь старая! – горячо возразил Дима.
«Вот кретин! – ахнула про себя Елена. – Как ловко вывернул все!» Ведь это он, паршивый писака, два года назад приехавший покорять Москву из своего Усть-Илимска, так и зыркал глазами на ее квартиру в центре. А услышав про папашу – бывшего торгпреда и про собственный бизнес, немедленно пал на колени с предложением руки и сердца. Это ей первое время приходилось ненавязчиво оплачивать их общие счета в ресторанах, максимально деликатно, чтобы ненароком не задеть тонкую душевную организацию ушлепка. А теперь, значит, он решил выставить ее меркантильной сволочью?
– Хватит, а? – неприязненно скривилась она. – Меньше всего меня интересовали твои гонорары. Не такие уж и внушительные, если разобраться. У меня собственных денег всегда было достаточно, как ты только что выразился. И, кстати, меня зовут Елена. Если угодно, Елена Владимировна, а не «Ленок, Ленусь», ну и прочие твои уменьшительно-ласкательные суффиксы. Что же касается моего возраста, отчего-то ты заметил его исключительно в данный момент, раньше он тебе не мешал!
