Клара Ярункова - Единственная
Обзор книги Клара Ярункова - Единственная
Клара Ярункова
Единственная
Свидание с автором
— Послушай, Клара, что побудило тебя написать именно такую книгу? Книгу о пятнадцатилетней девочке?
Вопрос был в общем не таким нелепым, как могло бы показаться… Но сначала, как принято в солидных предисловиях, я должна представить читателю мою собеседницу: прошу любить и жаловать — Клара Ярункова, словацкая писательница, женщина за сорок лет, но с таким великолепным чувством юмора, такая жизнерадостная, такого спортивного вида, что впору двадцатипятилетней. Помимо этих качеств, бросающихся в глаза сразу, я уловила в ней еще одно необычайно важное для писателя: способность необыкновенно точно и чутко понимать других людей, ощущать их состояние, угадывать каким-то шестым чувством ход их мыслей. Именно эта способность и заставила ее отнестись серьезно к моему на первый взгляд нелепому вопросу.
Ответила она вопросом:
— Тебе не кажется, что мы, взрослые, подчас слишком поверхностно относимся к миру детей и подростков?
— Вот именно! — воскликнула я, радуясь, что она поняла истинный смысл моего вопроса, который я не сумела выразить. — Именно это я и имела в виду: книгой своей ты хочешь показать, что надо уважать юного человека, который всегда — личность…
— Причем личность, порой более четко выраженная, чем личность взрослого. У взрослых уже многие острые углы пообтесала жизнь с ее заботами. А у ребят еще так резки грани между светом и тенью, что им гораздо труднее, чем нам, справляться с самими собой, когда они наталкиваются на несправедливость, на холодность, на обман… И это доставляет им глубокие страдания — у нас все это смягчено опытом, я бы сказала, закалкой против неприятностей. А что касается силы чувств, интенсивности переживаний, то они у них, по-моему, куда ярче, куда… первозданнее, что ли, чем у нас. И захотелось мне проследить, как справляется с этим девочка пятнадцати лет, которая уже не ребенок, но еще и не взрослая, у которой в душе и в голове намешано много и от детства и от зрелости… Самый он трудный для человека, этот переходный возраст! А вот интересно, о чем думала ты, когда читала мою книгу?
— Быть может, это тебе покажется странным или каким-то очень уж далеким сравнением, но я думала в это время, что Ромео и Джульетта погибли потому, что были еще детьми…
— А! — с удовлетворением воскликнула Клара.
— Правда? Ведь, будь они взрослее, они нашли бы выход, сумели бы постоять за себя, приспособиться, примениться к условиям. Только в ранней юности люди так бескомпромиссны, только в этом благословенном и проклятом возрасте могут они принимать такие смелые, такие детские, такие фантастические решения, последствий которых не умеют предвидеть… И когда я видела перед собой твою Ольгу Поломцеву, я думала: какое счастье, что с ней, около нее есть такие чудесные люди, как тетя Маша, как бабушка, как отец ее…
— Да… Я хотела немножко показать подростку и мир взрослых: пусть знают, кто им в помощь, кто их любит, кто бережет их. Я хотела, чтоб они, эти ребята, были справедливы к взрослым. Словами, конечно, никогда не передашь своего опыта, и это бесконечно жалко. Видишь иной раз, как юный человек поступает во вред себе, не умея еще ориентироваться в мире, и хочешь помочь ему, а он тебе не верит, отвергает твои советы, твой опыт, твои слова… И вот думается мне, что не словами, а образами, живыми примерами передать все это можно — если только литературные примеры могут быть живыми…
— Э, Клара, если литература талантлива и правдива, она жива. Разве не живы для нас Наташа Ростова, ее брат Петя — да что говорить, не один Толстой населил наш мир такими живыми и бессмертными людьми. И все они — наши личные знакомые, мы сопереживаем с ними. И, сопереживая, учимся на их опыте…
— А знаешь, в чем секрет? — улыбнулась Клара. — В том, чтобы писать правду. Не надо выдумывать искусственный мир для своих героев, выдумывать какие-то искусственные обстоятельства: жизнь так богата, что дает любой материал, и горький и радостный.
— Да. Я заметила, ты не щадишь своих героев. Ты пускаешь их в обыкновенную, настоящую, полнокровную жизнь. Сталкиваешь их в невыдуманных конфликтах. Порой мне кажется, писатель должен быть беспощаден. Наверное, очень тяжело ставить своего героя, которого ты ведь любишь, в самые трудные, самые трагические положения. Показывать его слабость, его ошибки…
— Зато есть возможность показать, как благородство и нравственная чистота этого героя преодолевают его слабость или ошибки! — горячо возразила Клара. — И в этом огромная радость для писателя.
— Тут мне приходит на память другая твоя повесть — «Брат Молчаливого Волка», повесть про мальчика. Как жестоко обошлась ты со старшим братом этого мальчика, с Молчаливым Волком, этим сильным, чистым, прекрасным человеком! Какой удар нанесла ты ему смертью той девушки…
Лицо Клары омрачилось.
— Мне больно было писать об этом. Но надо было. Надо было потому, что такое случается в жизни. Надо было, чтоб сказать моим читателям: не сдавайтесь, ребята, не падайте под ударами судьбы! Вырабатывайте в себе силу души и верность сердца… Но ведь в этой повести не только печальное!
— Да, в ней много чудесного юмора, а главное — так точно подсмотрены характеры не только людей, но и, например, собак… Эти сенбернары великолепны! И люди твои, живущие в горах, так близко к природе, — какие цельные, какие смелые характеры!
— Природа — великий воспитатель… Кажется, эта моя книга вышла у вас? — спросила Клара.
— Да. «Брат Молчаливого Волка» выпустило наше издательство «Детская литература». Скажи, какие книги ты еще написала?
— Есть у меня «Дневник героя», он был переведен у вас на русский язык, а в нашей стране в 1960 году он был удостоен премии Франи Краля, нашего знаменитого писателя. Затем я написала «Дети солнца» — они тоже изданы у вас, в издательстве «Молодая гвардия». Написала я и книжечку для малышей — «Про язычок, который не хотел говорить». После нее вышел «Брат Молчаливого Волка»…
— Эта повесть тоже получила премию?
— Книга вышла в 1966 году и в том же году получила вторую национальную премию на Международном конкурсе литературы для юношества атомного века — так она называется, эта премия. Это был как бы первый тур, внутри страны, а потом пошел второй тур, уже между странами социалистического лагеря, и там я получила за «Волка» третью премию. Три года спустя, в 1969 году, эта же книга получила Феррарскую премию Европы, а потом мне выдали за нее диплом Христиана Андерсена, датского сказочника. Было еще несколько более мелких наград… Ну вот, а после «Волка» я выпустила еще повесть «Мститель» — о парнишке, который сбился с пути, но старается как-то выправиться. Что же касается повести «Единственная», которую скоро издаст «Молодая гвардия» и перевод которой ты редактировала, то она переиздавалась у нас пять раз и, кроме того, переведена в Польше, Венгрии, Румынии, ГДР, ФРГ, США, Голландии, Югославии и у вас на Украине. Она награждена Почетным значком имени словацкого писателя-коммуниста Петра Илемницкого.
— В этой повести, как и в других своих вещах, ты ставишь проблемы нравственные, этические, и это прекрасно. Мне кажется, это то, к чему так стремится — или должен стремиться — юный человек, который в этом возрасте осматривается, стараясь понять, в каком мире назначено ему жить. В этом я вижу много общего с нашей литературой для юношества. И характер твоей героини, Ольги Поломцевой — девочки порывистой, благородной, всегда готовой броситься на помощь слабым, — очень сходен с характерами наших, советских ребят. Но знаешь, в чем, мне думается, есть разница?
— В чем? — заинтересовалась Клара.
— Повторяю, может, мне так только кажется, но, по-моему, твои ребята в большей степени индивидуалисты. Не пойми меня превратно — я отлично понимаю, насколько необходимо полное развитие личности. Но это не противоречит тому, что я хочу сказать… Когда я читаю эту твою повесть, когда вживаюсь в мир Ольги Поломцевой, мне чего-то не хватает… Мне, если б я была на месте Ольги, не хватало бы… дружбы. Ведь, в сущности, разве есть у нее друзья?..
— А Марцела, Иван, другие?.. — недоуменно перебила меня Клара.
— Да, конечно, но… Все-таки каждый из них немножко сам по себе, сам за себя. Не знаю, быть может, я ошибаюсь, но когда я вспоминаю свои школьные годы, то самое яркое и ценное в них для меня — это то, что в любое время я могла примчаться в свой класс, к своим ребятам с любым горем и с любой радостью. Это такое счастье, когда можешь прийти к людям и сказать: «Ребята, мне плохо», — и знать, что тебя поймут и поддержат. Или наоборот: «Ребята! Я сегодня такая счастливая!» — и тоже знать, что тебя поймут и порадуются за тебя… Вот прошло тридцать лет, как я кончила школу, а до сих пор мы встречаемся со школьными товарищами как с самыми близкими, родными людьми. От этого теплее жить. И если юность не знает этого счастья, мне жаль ее. Ты не обиделась?
