Эдуард Юрченко - Сказка для взрослых
– Ну, да, – ответствовал, потягиваясь, кабан.
– А когда звери или люди спариваются, то у них появляется помет.
– У зверей – да. А у людей – не обязательно.
– А для чего тогда спариваются?
– Я не знаю… Говорю же – нелогичные…
– Ну, хорошо, а как же они тогда размножаются?
– По большей части – случайно…
– Да, нелогично, – произнес, задумавшись, шакаленок. – Но если сука выбрала себе для спаривания чахлого кобеля, то ведь и помет будет больным и слабым.
– А им пофигу.
– По чему? – не понял шакаленок.
– Пофигу, – повторил кабан.
– А как это? – поинтересовался щенок.
– А я не знаю, говорят так. Для меня это слово – такая же загадка, как и «ништяк».
– Да, – вдвоем многозначительно выдохнули звери, – очень нелогичные существа эти люди…
Они просто лежали рядом какое-то время и смотрели в бескрайнее небо, по которому медленно и величественно проплывали пышные облака. Спустя несколько минут кабан, что-то вспомнив, изрек:
– А еще представь, носатый, в их мире все измеряется какими-то бумажками… Ну, не шишками, желудями и орехами, как у нас, а бумажками, которых и съесть-то нельзя. Вот в нашем мире – ежели у тебя есть шишки, дак ты хоть с голоду не помрешь, а у них все не так. Какой-то умник, ну, наподобие твоего деда, только в человечьем обличии, придумал, что все имеет свою стоимость, которую можно измерить в бумажках, и весь их мир в это свято поверил. В общем, одно слово – люди.
– Да-а, – протяжно согласился шакаленок, – действительно, нелогичные.
– А самое страшное то, что люди ради развлечения устраивают охоту на нашего брата.
– А как это – охоту? – не понял шакаленок.
– Ну, у них есть такие палки, которые молнии мечут, и они этими самыми палками в нас пуляют.
– Как – пуляют?
– Ну, так и пуляют: «бабах!», «бабах!» – и ежели попадают, то дух из зверушки вон вышибают, как будто его там и не было.
– А для чего? Им что, есть нечего?
– Да нет, есть им чего есть, это они выпендриваются так друг перед другом.
– А для чего тогда пуляют, если не в еде дело?
– Ну, они там разные поделки из убитых зверушек делают, чучела всякие или клыки на дощечку прибивают…
– А для чего? – никак не мог понять смысла сказанного шакаленок.
– Ну откуда я знаю?.. Такие вот они, люди. Мой дед говорил, что они хуже зверей.
– А почему?
– Сам посуди: вот, например, хищник в нашем мире убивает только когда голоден, и не больше, чем может съесть. А люди могут убивать впрок, или чтобы развлечься. Думаю, а я редко это делаю, что если они перестанут охотиться на нас, то начнут мочить друг друга в сортирах.
– А это как? – опять ничегошеньки не понял щенок.
– Ну, я не знаю, ляпнул у них там один деятель по говорящему ящику, а они и рады кукарекать под его дудку.
– Дядя кабан, а что значит «мочить» и кто такие «сортиры»?
– Слушай, толстоносый, хватит меня допрашивать, я сам давно перестал понимать смысл происходящего, а тут еще ты со своими вопросами. Я тебе так скажу: не дай Бог в руки к этим деспотам попасть – не сожрут, так чучело сделают, а то и просто пристрелят ни за что ни про что. Бойся их, они действительно хуже зверей.
– А как бояться надо? Я не умею.
– Я тебе лучше покажу эту братию издалека, а выводы уже сам сделаешь. Лады?
– Куда?
– Не куда, а что, – поправил друга кабан.
– Что «лады»? – опять не понял шакаленок.
– Слушай, достал ты меня уже со своими вопросами, – хрюкнул кабан. – Ты просто скажи «лады».
– Хорошо, лады.
– Не «хорошо, лады», а просто – «лады».
– Ну, хорошо, просто лады, – как зачарованный, произнес шакаленок.
Кабан еще хотел что-то сказать, но, взглянув на полного энергии и любопытства щенка, подытожил:
– Вот и чудненько. А теперь оставь меня, любопытная зверушка, вздремну чуток, – кабан растянулся на полянке, погружаясь в негу своего кабаньего сна.
И снились ему молочные свинки, весело хрюкающие подле него, и какое-то знаковое сражение с быками, и молодой сотоварищ шакальей наружности, и кучерявые облака, плывущие в вышине, и еще много того, чего обычно не видят в своих снах люди, привыкшие мочить друг друга в сортирах.IX
Шакал, смотрящий за этими территориями и проигравший пари коту, все никак не мог решить, как бы ему обхитрить мяукающее существо да извести его дружка кабана. Идеи, посещавшие голову комбинатора, были одна круче другой, но и кот был непростым оппонентом. В конце концов, шакал решил просто поссорить закадычных друзей…
С к а з о ч н и к: Скажите, ну что еще мог придумать носатый кознеплет?
Для начала было необходимо, чтобы до ушей с кисточками дошли слухи о плохих высказываниях хрюкающего в адрес полосатого. Каких только гадостей не вложил старый интриган в уста подконтрольных ему распускателей сплетен: и что кабан хочет отравить котяру, чтобы единолично распоряжаться шишками, и что клыкастый крысит шишки от лохматого, и что кот нелестно отзывается об интеллекте сотоварища, называя его тупым и недалеким… Слухи кочевали по лесу, доходили до наших гулеванов и возвращались к старому интригану с неизменным результатом: ржут, начинают обращаться друг к другу не иначе как «тупой» и «недалекий» да продолжают веселиться с еще большим задором.
Спустя две недели празднований, организованных котом и кабаном по поводу неожиданного прихода большого количества шишек, о пирушке не говорили разве что муравьи, занятые строительством своих муравьиных пирамид. Кто только не успел побывать в злачных местах стольного леса в часы посещения их нашими героями! Толпы белок, лис и кикимор кружили вокруг гулеванов. Но выдержать темп, взятый закадычными друзьями, могли далеко не все. Белки разбежались сразу, лисы – несколько погодя, и только кикиморы еще пытались держаться, что называется, изо всех сил. Род деятельности этих сказочных персонажей (хотя только название их было сказочным, а деятельность – вполне реальная и востребованная) дал кикиморам определенную закалку, и потому-то они все еще могли как-то держаться, хотя домогания кабана, умноженные на его темперамент, заставляли капитулировать даже их. К концу месяца гуляний кикиморы были больше похожи на выжатые мочалки, нежели на представительниц древнейшего после журналистики ремесла.
Первым из штопора вышел кот:
– Слышь, кабан, а давай перерывчик сделаем, а то меня уже ничего не вставляет и не радует…
Кабан окинул поляну мутным от дури взглядом, сфокусировался вначале на коте, а затем на присутствующих, икнул и ответствовал:
– А и давай, чет мне тоже все опостылело, даже кикиморы… Всем спасибо, все свободны, на сегодня шоу закончено.
В толпе кутившего зверья прошел ропот, но возражать особо никто не стал: то ли сил не было, то ли действительно угулялись зверушки вусмерть. Кот с кабаном, подперев ослабевшие тела друг друга, медленно направились к реке, чтобы отоспаться да отмыться… До реки гуляки так и не дошли – усталость скосила их на подходе. Вначале свалился кабан, а затем уже на него плюхнулся кот. Эту картину окончания куликовской битвы невозможно описать – ее следовало увидеть.С к а з о ч н и к: Если бы Малевич смог изобразить то, чем еще вчера были кот с кабаном, думаю, о его бредовом квадрате никто бы даже не вспомнил… А Дали вообще мог просто писать с натуры… Эх, надо было на художника учиться, а не книжки писать…
Через двое суток, придя в себя, наши герои стали различать предметы, цвета и запахи. Кот, обоняв какую-то вонь, пнул кабана и взглядом показал в сторону реки, намекая на необходимость принятия водных процедур. Кабан, привыкший слушать более мудрого товарища, фыркнул, икнул и побрел в воду. Понимая, что вода холодная, а привести себя в порядок просто необходимо, кот попытался вылизаться, но первое движение языком по собственной шерсти подтвердило самые худшие предположения полосатого – воняло от него. Вариантов было два: продолжать вылизываться или все-таки пойти окунуться. Даже в таком «больном» состоянии кот выбрал второе, ибо понимал, что его стошнит, лизни он себя еще пару раз. Уже в воде к нему стал возвращаться рассудок.
– Кажись, отпускает, – с умилением мяукнул кот, вышел из воды и плюхнулся всем телом на теплый песок.
Кабан в точности повторил все движения кота. Обе животинки, изрядно вывалявшись в песке, еще раз предали изможденные тела воде. Хорошенько откиснув и выполоскав прилипший к шерсти песок, друзья, взбодренные холодной водицей, вышли на берег, явив себя лесным обитателям выспавшимися, в тонусе, хотя и слегка помятыми. Еще час на макияж – это когда кот вылизывался, а кабан чесал спину о сосенку – и по тропинке, ведущей к центральной поляне, вразвалочку брели не две грязные угуленные скотины, а пара стильных представителей лесного тусовочного бомонда.
– Ох и ладненько оторвались, котик! У меня до сих пор в голове что-то теленькает.
– Да уж, – просто ответствовал полосатый.
