Владимир Романовский - Инсула
– У тебя галлюцинации. Ты как себя чувствуешь?
Светлана положила ногу на ногу и улыбнулась цинично.
– У мониторов тоже галлюцинации. Можешь все выступление этой бляди посмотреть в записи. Я подаю на развод, Вадик.
Он вынул из кармана платок и начал протирать стетоскоп, будто он был бармен, а стетоскоп – бокал для мартини; тщательно, внимательно, оценивая светоотражательные свойства предмета.
– Ты жалкое ничтожество, Вадик. Пустое место. Мой отец сделал тебя главой института десять лет назад. Ты – врач, который за все это время ни разу никого не врачевал. Когда я тебя встретила, у тебя были только долги и один дырявый костюм. Будь благодарен – мне и моему отцу: когда мы расстанемся, у тебя не будет долгов. Я их заплатила.
– Чем это, интересно? Ты ни одного дня в своей жизни не проработала.
– Я дочь богатого человека. Это тоже работа. Квартиру я оставляю себе. Проедусь по европам, а потом найду, скорее всего, настоящего мужчину, который будет любить меня за то, что я такая, какая есть, и денег у меня много.
– Ты хорошо все обдумала?
– Почему ты спрашиваешь?
– Не обдумала. Все вы, бабы, такие – эмоций много, логики никакой.
Сочась сарказмом, Светлана сказала, повысив голос:
– О, да, я знаю – женщины все дуры. Такие дуры! Уж такие дуры!
– Тебе лично ум и не нужен.
– Некоторые девушки рождаются красивыми, а некоторые богатыми. Ни то, ни другое качество невозможно приобрести, заработать, выстрадать – только получить по наследству. Какая разница? Мы пользуемся тем, что у нас есть – для привлечения мужчин. Мой следующий муж будет мне верен всегда, уж ты не сомневайся, я теперь опытная. Даю тебе срок до полуночи, Вадик, чтоб ты убрался из моей жизни. Мой несчастный отец, который тебя ненавидит, возможно захочет, чтобы тебя убили. И будет предпринимать какие-то шаги в этом направлении. Может быть, я попытаюсь его отговорить. Ты этого не стоишь, правда. Моя несчастная деревенская мама пожелает, чтобы я приняла на себя опеку над детьми, без твоего участия, и я, так и быть, пойду ей навстречу в этом вопросе.
– Ты совсем не понимаешь, что происходит, да?
– Конечно нет. Где уж мне. Я ведь женщина.
– Нет. Ты – часть правительственного заговора. И ты даже об этом не подозреваешь.
– Чего? Какого заговора?
Глава девятнадцатая. В квартире Кипиани
За окнами сделалась темень страшнейшая, и гроза наконец-то развернулась всерьез. Вспышка молнии на мгновение осветила квартиру Зураба Кипиани, и улицу тоже. Зара крадучись проследовала к камину, оглянулась, потянулась рукой к полке, нажала кнопку. Открылась потайная дверь, и за ней обнаружилась комната с тремя металлическими шкафами у стены.
Достав из кармана ключ, Зара вставила его в замок шкафа по центру. Снова оглянулась, и открыла первый ящик.
В одной из спален, предназначенных для прислуги, тихо играла звуковоспроизводящая система. В постели нежились охранник и дворецкий. Охранник закурил и протянул дворецкому зажженную сигарету.
В противоположном конце квартиры в одной из ванных комнат другой охранник слил бачок и сунул руки под кран.
Стоя перед открытым ящиком, Зара листала документы.
Вытерев руки полотенцем, охранник оправил пиджак и вышел из ванной.
Зара вложила документы обратно в ящик, закрыла его, открыла следующий.
Охранник пересек гостиную по диагонали – и вдруг заметил, что дверь в потайную комнату приоткрыта.
Зара листала документы. Охранник встал в дверном проеме и спросил:
– Какого хуя ты тут делаешь?
Зара запаниковала, но тут же овладела собой. Выставив вперед руку, сказала:
– Ни с места. ФСБ.
– А?
– Я из ФСБ.
– Мне до пизды дверцы, откуда ты, – заверил ее охранник. – Тебе нечего делать в этой комнате, и вообще в квартире. Ты как сюда пролезла, сука? С консьержем поеблась, что ли? Сверну я ему шею, этому гаду.
– Успокойся, – сказала Зара спокойным тоном. – Слушай внимательно. Я здесь в качестве наблюдателя. Вот, посмотри, у меня бляха.
Она попыталась засунуть руку в карман узких джинсов. Охранник вынул пистолет.
– Руки не прячь. Не двигай руками…
Раздался приглушенный щелчок – выстрелили из пистолета с глушителем. Охранник упал на колени и завалился набок. Зара достала наконец бляху и показала ее человеку в черном, материализовавшемуся в дверном проеме, глядя на него широко распахнутыми от ужаса глазами.
Держа поднятые руки на уровне груди, ладонями вперед, Зара вышла из потайной комнаты в грозовые сумерки гостиной. Человек в черном возник за ее спиной, плавно поднял пистолет, и выстрелил Заре в затылок. Она упала лицом вниз и больше не двигалась.
Человек в черном наклонился, подобрал оброненную Зарой бляху, и спрятал ее в карман.
В спальне для прислуги играла музыка – нет, не техно; русский хип-хоп. Нагловатый тенор выводил с увлечением:
А он, прикинь, подошел, пых-пых,
Мол я телок люблю привлека-тель-ных,
Чтобы сиськи торчали, а жопа – ух,
Приведи мне одну, а если сможешь – двух,
Я ведь, сука, падла, не пидор, не чмо,
Я конкретный пацан, я кончал МГИМО,
А я ему – с кем, бля, говоришь, мудак,
Я, сука, главный сутенер, а не лишь бы как.
Йо, йо, иллюминаты – отстой!
Йо, йо, иллюминаты – отстой!
Охранник приподнялся на постели, погладил дворецкого по плечу, и сказал:
– Я наверно схожу поссать, да?
Он вошел в прилегающую к спальне ванную комнату и запер за собою дверь – по привычке. Дворецкий перевернулся на живот.
Дверь, соединявшая спальню с гостиной, открылась. Человек в черном вошел, крадучись. Неслышно приблизившись, он прижал голову дворецкого к постели.
– Нельзя ли понежнее в этот раз? – спросил дворецкий недовольным тоном.
Человек в черном вдавил голову Дворецкого в простыни, чтобы тот не закричал, и всадил ему в спину охотничий нож. Подождав пока дворецкий перестанет дергаться, человек в черном быстро и бесшумно удалился.
Охранник помыл руки и вышел из ванной в спальню. Увидев на кровати окровавленный труп, он сказал:
– Ох ты, блядь…
И стал спешно надевать брюки. И рубашку. Схватив со стола пистолет, он дослал патрон в ствол и выбежал в гостиную.
Взгляду его предстали трупы – его партнера и Зары. Поводя пистолетом из стороны в сторону, он пошел к трупам, присел возле партнера, потрогал ему пульс. Выпрямился, вытащил телефон. Посмотрел на дисплей, спрятал телефон обратно в карман.
Он понятия не имел, что ему теперь делать.
Глава двадцатая. Метания
За стойкой в «Катькином Бюсте» Цицерон пил скотч, а Мими белое вино. Рассудительным тоном, который совершенно не сочетался с ее образом, Мими сказала:
– Все равно не понимаю, зачем им нужно покупать ваши квартиры.
– Разбой, – объяснил Цицерон. – Вежливый, мягкий, сверху присыпанный великосветскими блестками, но все равно разбой. После объединения … э … Тебе действительно интересно?
Вбежал запыхавшийся консьерж Василий.
– Господин Оганесян! Господин Оганесян!
– Успокойся, Василий, – одернул его Цицерон. – Возьми себя в руки, а то странно как-то. В чем дело? Говори, только спокойно.
– Мне позвонил один из охранников господина Кипиани. Он не может найти господина Кипиани. Он говорит, что случилось что-то ужасное в квартире. И хочет, чтобы я к нему туда поднялся.
Притворяясь озадаченным, Цицерон спросил:
– И что ж тебе от меня нужно? Благословение?
Колеблясь, переступая с ноги на ногу перед Цицероном, Василий сказал:
– Честно говоря, я слегка … в общем … боюсь я что-то.
Цицерон поднялся и предложил Мими опереться на его руку. Ей это понравилось. Она встала и выпрямила спину, и они чинно проследовали к двери, сопровождаемые суетящимся Василием.
Выходя из лифта, они увидели Вадика, спускающегося по лестнице. Оценив выражения их лиц, Вадик заключил, что опять, да, опять приключилось что-то из ряда вон, на месте прыг. Спросил:
– Что еще стряслось? Ни минуты покоя.
Входная дверь в квартиру Кипиани была открыта. Выживший охранник стоял в проеме, растерянный и смущенный.
– Вы не видели господина Кипиани? – обратился он к консьержу Василию.
– Я уже сказал – нет, – труся отвечал Василий.
– А в чем дело? – осведомился Цицерон.
Второй охранник проигнорировал вопрос и сказал, обращаясь, опять же, к консьержу:
– Не берет, сука, трубку … Ну, ладно…
Он зашел в квартиру и сделал остальным знак следовать за ним.
Увидев два трупа на полу гостиной, Мими ахнула.
Вадик – все-таки врач – присел на корточки возле Зары и пощупал ей пульс. Лицо Вадика ровно ничего не выражало. Вообще. Затем он пощупал пульс у мертвого охранника. Выпрямился.
– Цицерон? Пару слов.
Цицерон посмотрел на Мими, приложил палец к губам, и отошел с Вадиком. Вадик тихо и быстро сказал:
