Владимир Романовский - Инсула
– До сих пор меня здесь не обыскивали, – сказал он им недовольным тоном.
– Новые правила, – отозвался один из охранников, водя датчиком вверх-вниз по рылеевскому костюму.
– Они ко всем применяются, эти правила, или только ко мне?
– Только к вам, – честно ответил охранник.
– Чем же я заслужил эту честь?
Первый охранник выпрямился и нахмурился. Еще раз оглядев Рылеева, он спросил:
– Вы – Василий Рылеев?
– Да.
Охранник сделал жест, означающий – «Ну и вот».
Взяв принесенный Рылеевым желтый конверт, он слегка его согнул, затем распрямил. Ничего особенного. И отдал конверт Рылееву.
Через несколько минут конверт этот лежал на столе Людмилы, рядом с пачкой сигарет, зажигалкой, и небольшим мраморным ящиком.
Сидя в кресле напротив Людмила, Рылеев даже не пытался скрывать, что рассержен. А Людмила являла собой воплощение терпения.
– Человеческая жизнь, Людмила. Интересы интересами, но – человеческая жизнь.
– О чем это ты, Рылеев?
Он не ответил. Людмила выдержала паузу и спросила светски:
– Они согласны продать, или нет еще?
Рылеев посмотрел ей прямо в глаза.
– Ты убийца.
– Оставь, пожалуйста, – спокойно отозвалась Людмила. – Я к этому не имею отношения. Я просто продвинутый счетовод, Рылеев. Более того, Спокойствие тоже не имеет отношения к смерти бедной старенькой госпожи Дашковой, сестры моей бабушки. Вот кстати – как сказать? Если я ее внучатая племянница, тогда она кто? Двоюродная бабушка? Ну, не важно. Третье лицо проявило инициативу, скорее всего. Кто-то перешел границы – признаю. Но – не я. Пойми это, Рылеев. Дай-ка я тебя еще раз спрошу – они готовы подписывать? Потому как время ограниченно. Совершенно очевидно, что кое-кто уже начинает терять терпение. Не я. Но кто-то, кому все это тоже очень важно.
Рылеев скрестил руки на груди и посмотрел в потолок.
– Стало быть не готовы, – констатировала Людмила. – Если честно, я разочарована, Рылеев. Закуришь?
Она пододвинула к нему пачку и зажигалку.
– Не курю.
– Бедный, бедный Рылеев. Бедный богатый Базилиус, студент и солдат, отец Василий, несостоявшийся поп, Василий Петрович Рылеев, честь и душа инвестиционного бизнеса.
Она встала, обошла стол, заложила руки за спину, и начала прохаживаться туда-сюда. Рылеев слегка повернулся в кресле, чтобы ее видеть.
– Слишком они упрямые, твои соседи, – сообщила Людмила. – Спокойствие предпочитает иметь дело с людьми более гибкими.
– Перестань расхаживать, пожалуйста.
Она проигнорировала просьбу. Рылеев сказал:
– Может, Спокойствию пора определиться – чем они занимаются: недвижимостью, строительством, капиталовложениями, контролем организованной преступности?
– Мы всем понемногу занимаемся, Рылеев. Разве не заметно? … Все, что ты делаешь в жизни, имеет последствия. Я ведь говорила тебе, что если они откажутся продать квартиры, что-нибудь обязательно случится. Что-то, что никому не понравится. Открытое несогласие с политикой ооо ведет к штрафам. Законное предложение было сделано, и было отвергнуто. Фирма не любит, когда ею пренебрегают. Не больше, чем ты любишь, когда тебя обыскивают невоспитанные ухари у входа.
Рылеев перевел глаза на ноги Людмилы, шагающие туда-сюда – весьма, к слову сказать, красивого рисунка ноги.
– Кто настоящий владелец? – спросил он. – Миронов или Кац?
Людмила засмеялась, удивив этим Рылеева. Открыв мраморную шкатулку, она вынула из нее дротик и запустила в мишень на карибской пальме. Попала.
– Миронов? Кац? – повторила она насмешливо. – Марионетки. Настоящий владелец, он же клиент, и он же арбитр – Необходимость. Что тебе нужно, Рылеев? Помоги разобраться.
– Я здесь как делегат от правления дома. Посол. Переговоры веду.
– Перепугались. Что ж, хорошо. А только поздно.
– Почему поздно?
Она кинула в мишень три дротика подряд и сказала:
– Не распыляйся, Рылеев, сосредоточься. У них был шанс, и было время, им предлагали переговоры, они этот шанс просрали. Всё. Теперь они будут делать то, что им скажут. И ты тоже.
Рылеев, подавленный, но крепящийся, потянулся к пачке сигарет на столе, вынул одну, закурил. Людмила кинула еще один дротик.
Сказала:
– Oни могли бы получить приличную сумму – чуть выше рыночной цены. Ни цента бы не потеряли.
– Не понимаю.
– Теперь им придется отдать квартиры за пятьдесят процентов изначальной цены. Мы могли бы их заставить просто подарить нам эти квартиры, но возникли бы сложности с налоговой инспекцией.
– Прости, как ты сказала?
Людмила приблизилась к Рылееву, взяла у него зажженную сигарету, села на край стола и с удовольствием затянулась.
– Адвокат фирмы придет к вам в дом завтра утром, со всеми документами, – сказала она.
Рылеев покачал головой.
– Пятьдесят процентов? Ты в своем уме?
– А что?
– Да кто ж такое подпишет!
– Подпишут, уж ты мне поверь.
– Кошмар. Людмила, что ты наделала?
– Я? – она затянулась и отдала сигарету Рылееву. – Это не моя компетенция. Я ничего не контролирую. Выпить хочешь? Всегда держу скотч в ящике стола. С этой блядской работой…
Она театрально вскинула вверх руки, открыла ящик и вытащила бутылку и два тамблера.
Рулеев спросил:
– Как ты собираешься их заставлять подписывать? Запугаешь? Пытать будешь? Будут еще убийства?
– Это не мне решать.
Она налила в тамблеры виски, протянула один тамблер Рылееву, свой выпила залпом и налила еще.
– В тысячный раз, Рылеев, я не имею к этому отношения. Совет директоров – наш совет – разозлился не на шутку. Но то совет.
– Ну посуди ты здраво – нельзя ж всерьез думать, что люди просто возьмут да и отдадут добровольно пятьдесят процентов своей собственности!
– Почему ж? Это всякий день случается. Замораживают счета, имущество конфискуется.
– Это когда у людей долги!
– Нет. Это когда люди окончательно достали вышестоящих. Не заплатить долг – всего лишь один из способов это сделать. Мой тебе совет – новое жилье начинай искать прямо сегодня. И пожалуйста скажи соседям, чтобы до завтрашнего утра никуда не отлучались. Для их же пользы.
Рылеев встал. Людмила выпила залпом и налила еще.
– Ты это всерьез, – в последний раз попытался достучаться до нее Рылеев.
Она покачала головой, удивляясь, как он медленно соображает.
– Может, что-то можно сделать…
– Что-то сделать всегда можно, Рылеев. Потоп вон никто не должен был пережить, а Ной взял и построил ковчег.
– Намекни, что именно мы тут обсуждаем? Кто-то требует жертвы?
Она хитро, и слегка пьяно, прищурилась.
– Что-то вроде этого. Солдаты и полицейские жертвуют комфортом, а иногда и жизнями, чтобы другие жили в комфорте. Жанна д’Арк принесла в жертву свою молодость, женственность, и в конце концов жизнь, чтобы изгнать оккупантов.
Он затянулся и снова сел в кресло. Людмила устроилась поудобнее на столе, положила ногу на ногу.
– Ты поступил в семинарию, чтобы сбежать от меня. Когда ты понял, что слишком прогрессивен, чтобы посвятить всю жизнь нелепым суевериям, ты подался в армию. К концу твоей … смехотворной … военной карьеры ты повстречал молодую лейтенантшу, которая в тебя вцепилась как клещ ради денег твоего отца, а ты думал, что она тебя так полюбила, так полюбила, блядь, просто ужас, и женился на ней. Скажу тебе один раз, Рылеев, повторять не буду: тебе пора возвращаться к своим. От судьбы не убежишь, Рылеев. Признайся. Вы не часто выходите в люди потому, что тебе неудобно. Ты стесняешься. Жена твоя может что-нибудь ляпнуть, стыдное, или запить устрицу бокалом шампанского, илы рыгнуть и «культурно» извиниться – и это сразу отразится на твоей репутации. Я не сомневаюсь, что она очень хороша как любовница – у нее есть для этого все данные. Как жена она никуда не годится. Она из другого сословия. Меня ты стыдиться не будешь, Рылеев.
Рылеев поднялся на ноги. Людмила улыбнулась ему – на этот раз искренне.
– А ну-ка разберемся, – сказал Рылеев. – Значит, если я брошу жену и стану жить с тобой…
– Не сразу, Рылеев, не сразу.
– … если я на это соглашусь … прямо сейчас … у тебя вдруг появится достаточно влияния, чтобы прекратить то, что происходит в Спокойствии и в Прозрачности? Я правильно понял?
Она закурила следующую сигарету, снова положила ногу на ногу, плеснула себе в тамблер виски, и посмотрела ему в глаза.
– Все может быть.
– Какая у тебя должность в этой фирме? – спросил он.
– Боюсь, что это не твоего ума дело. Ответь на вопрос. Сколько еще человеческих жизней понадобится, чтобы ты от нее отказался?
Бледнея от ярости, Рылеев сжал кулаки. Сдержался. Сказал:
– Конверт – тебе.
Она небрежно кивнула, как бы говоря, «Да, нормально, потом посмотрю, не уходи от темы».
– Я люблю свою жену. Она – самый преданный, самый бескорыстный человек на свете. Как ты смеешь … как ты … Знаешь что, Людмила?
