Николай Удальцов - Поэтесса
Мне ничего не оставалось, как кивнуть головой:
– А Лариса Павловна, – я оглянулся на сидевшую у рояля Ларису, – поэтесса и бардесса.
– Да? Очень интересно. Скажите, а как человек становится писателем или поэтом?
– Человек становится поэтом или писателем тогда, когда понимает, что может додумать за остальных людей то, что недодумали сами люди.– Да? Может, когда-нибудь и обо мне что-нибудь напишете? – проговорил он, я в ответ вновь пожал плечами: – Может быть.
– А может, мне самому написать что-нибудь? – размечтался о многообразии своих способностей кандидат в депутаты. – Ну, скажем, книгу?
И я ничего не ответил ему, потому что понимал, что если он и напишет что-нибудь, «скажем книгу», то издаст ее без всяких проблем.
Денег у него, безусловно, достанет.
Только каждая изданная «скажем книга», это прежде всего десяток вырубленных на бумагу деревьев.– А что? Вот возьму и стану писателем! – владелец пивных заводов произнес эту фразу так, что всем остальным и в голову не должно было приходить сомнение в том, что всем остальным он уже стал. И я ничего не ответил ему, потому что понимал, что писателем может стать только тот, кто им родился…
– …Ну ладно. Давайте-ка я расскажу вам о себе. О том, чего мне удалось добиться в жизни, – проговорил наш гость, и мне не пришлось изображать внимание.
Но для начала нашему гостю пришлось внести одну ясность:
– Вы понимаете, что мне нужно понравиться своим будущим избирателям? – И я ответил на эту ясность ясностью еще большей:
– Постарайтесь понравиться нам.
А мы уже сделаем все для того, чтобы вы понравились всем остальным……Я действительно внимательно слушал все, что он стал говорить мне и Ларисе.
И в словах нашего гостя звучала вполне заслуженная и, кстати, уважаемая мной гордость за самого себя:
– По профессии я раньше был простым инженером.
И нечего над этим смеяться……Я и не собирался смеяться над тем, что кто-то был простым инженером, хотя бы потому, что понимал, что быть инженером совсем не просто.
И вообще, ерунда, что люди искусства не любят «технарей». Просто у техники и у искусства разные области применения результатов.
Технические решения помогает эволюции.
А искусство устраняет природные недостатки.
И не техника, а именно искусство способно вступить в конкуренцию с создателем.Хорошие инженеры рождаются для того, чтобы сказку сделать былью. А хорошие художники – для того, чтобы быль сделать сказкой…
– …А сейчас – я, – наш гость не стал внедряться в исторические дебри и рассказывать о том, каким путем и какой дорогой он всего достиг, а сразу перешел к результатам, – основной владелец целого ряда больших и маленьких пивных заводов в Москве и ближних к Москве областях. Разумеется, я сотрудничаю со всеми розничными сетями. Кроме того, мне принадлежит сеть пивных магазинов в Москве и области.
Ну и так, еще кое-что. По малости.
Кстати, несколько ящиков моего пива будут доставлены вам в клуб уже сегодня.
– Благодарю, – сказал я, ограничившись этим простым словом.
Я действительно был ему благодарен, а том, как будут ему благодарны мои друзья, можно было и не рассказывать.– Заводы и магазины приносят мне прибыль, – сказал наш гость, но увидев, что я смотрю на него очень внимательно, повторил, видимо сомневаясь в том, что его слова до меня дошли:
– Да. Магазины. Я произвожу пиво для того, чтобы его продавать.
Думаю, что и вы пишете ваши картины для того, чтобы продать их, – в ответ я промолчал, потому что не знал, сумею ли я объяснить владельцу пивных заводов, что пишу свои картины не для того, чтобы их продать, а для того, чтобы их написать.– И уверяю вас, что на моих заводах полный порядок.
На моих заводах полный социализм.
– А профсоюзные организации на ваших заводах поддерживают ваше выдвижение кандидатом в депутаты? – спросил я.
– Профсоюзные?.. Профсоюзов у меня нет.
Да и зачем они?
Я ведь и так для своих рабочих коммунизм строю, – говоря это, он заметил ироничное выражение моего лица:
– Вас что-то удивляет?
– Нет, – ответил я, – меня совсем не удивляют строящие коммунизм молодые люди из тех, что коммунизм никогда не строили.
Меня удивляют строящие коммунизм люди зрелые из тех, что уже однажды попытались построить коммунизм.– Да вы не волнуйтесь. Менеджеры обеспечат, и все мои рабочие проголосуют за меня.
– Да я и не волнуюсь, – успокоил я своего собеседника:
– На ваших заводах ведь – коммунизм.
На этом месте я едва не зевнул.
Не оттого, что захотелось спать – просто я никогда не верил в коммунизм.
Хотя бы потому, что коммунизм никому не нужен.Да и вообще, мне непонятна радость людей, низводящих своих современников до уровня пролетариата.
– Ну не коммунизм, так социализм – точно, – владелец пивных заводов явно не понял, что я ему сказал, и продолжил:
– А вам что – не нравится социализм? – удивленно спросил меня владелец пивных заводов и сетей специализированных магазинов.
И это действительно удивило меня.
Хотя мне давно уже пора было привыкнуть не только к тому, что у нас как нищий, так обязательно про социализм, но и к тому, что – как богатый, так – тоже.– Нет. Не нравится, – улыбнулся я нашему гостю в ответ.
Мне давно легко разговаривать с богатыми людьми, потому что я от них стараюсь не зависеть; и оттого разговариваю с ними, как и со всеми остальными.
– Почему?
– Потому что социализм – это отказ от частной собственности, а значит, и от личной инициативы.
До социализма человека нужно «опускать», потому что нормальный человек больше социализма.– По-моему, социализм можно было реформировать, – кандидат в депутаты заговорил о том, в чем не разбирался не только он, но и все остальные российские политики и экономисты. Во всяком случае – большинство из них.
– Что же реформировать, – проговорил я, – если частная собственность не только запрещена, но это запрещение – объявлено достижением.
Когда выбрана неправильная дорога, то не обувь менять надо.
А искать другое направление…– …Знаете, я хочу войти в партию власти.
И не надо мне рассказывать о том – хорошая она или плохая.
Что бы там люди о ней ни думали.
– Да я и не рассказываю.
Просто некоторые явления сами рассказывают о себе больше, чем люди выдумывают о них.– Ну, знаете, каждый народ имеет ту власть, которую он заслуживает.
Это – народная мудрость, – приписав народу то, что народ никогда не говорил и не думал, владелец пивных заводов заставил меня вступиться за народ:
– Это неправда, – довольно мягко возразил я строителю социализма без профсоюзов на пивных заводах:
– Власть всегда хуже своего народа.
Но не в этом дело сейчас.
– А в чем?
– В том, что я, например, заслуживаю лучшей и уж в любом случае более честной власти, чем та, что есть.
Так что или не повторяйте глупости про народ и власть, или не считайте меня народом.– Но вы, по крайней мере, признаете, что эта партия побеждает на выборах?
По крайней мере, в этом ее достоинство, – все высказывания кандидата в депутаты держались на «честном слове».
И слово это честным не было.
– Признаю, – ответил я. А потом развил свою мысль:
– Правда, не вижу никакого особенного достоинства в том, что кто-то пообещает перед выборами больше, чем все остальные.– Но большинство будет с нами! – как-то незаметно кандидат в депутаты перешел на шипящие восклицания.
– Ничего страшного в том, что в стране есть большинство – нет.
Важно, чтобы за большинство не было бы совестно.– За большинство не может быть совестно! – наш гость мастерски перешел на восклицательно-утвердительнные знаки, явно гордясь своим мастерством, но забыв о том, что на говорение глупостей мастерства не бывает.
– Иногда – может, – довольно грустно ответил ему я потому, что мне не хотелось вступать в бессмысленный спор.
– Это – почему? – не унимался владелец пивных заводов.
– Потому, что большинство, кроме всего прочего, это – самое удобное место для подлецов.
И обычных прохвостов.– А вы сами-то – за большинство? – поинтересовался кандидат в депутаты.
И при этом было совершенно очевидно, что ему безразлично не только то – поддерживаю ли большинство я, но и то – поддерживает ли большинство хоть кто-нибудь.
– Видите ли, ни для меня, ни для большинства нет никакой чести в том, чтобы быть заодно.
Да и не интересно мне это.
– Это – почему? – започемучил меня кандидат.
– Потому, что большинство у нас – какое-то «нижнее».
А мне неинтересно быть с «нижним большинством».Я действительно последнее время редко бывал вместе с большинством. Хотя ни я, ни большинство, кажется, не придавали этому никакого значения.
Просто выходило так, что если, на мой взгляд, большинство было право – оно вполне обходилось без меня.
А если, на мой взгляд, большинство было не право – я вполне обходился без него.
