Георгий Богач - Бегство из психушки
– Я не могу понять, кто ты – целитель, писатель или циник? Что у тебя на душе? Что ты любишь, а что ненавидишь? С кем ты?
– А ты разгадай меня до конца и напиши обо мне роман. Роман о враче, который поставил тебя на ноги. Невежды и трусы, осторожностью и стыдливостью прикрывающие свои тупость и равнодушие, тебя на ноги не поставили. Они так напичкали тебя таблетками и уколами, что твоя кровь превратилась в раствор химических препаратов, – Софья, прищурившись, рассматривала Виктора. – Раздевайся. Иди ко мне. Это я сделала из тебя настоящего самца, а не слюнявого любовничка с букетиком фиалок в потной руке.
Глава 6. Бомжи
Санька Пупс был сутул до горбатости и припадал на правую ногу, к тому же остеомиелит изуродовал его лицо рубцами со свищами, исходящими от гниющих костей. Короткие ноги и кажущиеся длинными руки делали его похожим на шимпанзе.
– Трынадцать умножить на трынадцать равно сто шестьдесят девять. Раз я это помню, значит, я еще тверезый, – Пупс подкатил к окну камень, встал на него, дотянулся до форточки и дернул ее на себя. Форточка открылась, с обезьяньей ловкостью он влез в окно и улыбнулся из него изуродованным лицом. Казалось, что улыбаются из преисподней.
– Идете к двери, и я вам сейчас открою, – голос Пупса приглушали стекла окна.
Пупс открыл изнутри входную дверь и впустил в дом Саньку Усика и Ленку Кремень.
– В доме дубарь посильнее, чем на улице, – сказала Ленка. – Видно, здесь всю зиму не топили.
– Ничего, сейчас протопим, – сказал Усик.
– А если к дому подойдет хозяин и заметит дым из трубы? – опасливо спросила Ленка.
– Хозяин этого дома, Виталик Литвак, с женой и ребенком уехал в Питер. Его направили от психушки учиться в Педиатрическую академию. Днем он учится, а по ночам работает на «скорой помощи». Доктором станет. Будет сумасшедших деток лечить, – сказал Пупс, недавно выписавшийся из добываловской психушки и знающий все, что в ней происходит. – Поэтому я вас сюда и привел. До весны перекантуемся здесь, а там что-нибудь придумаем.
– Вот как! – с уважением сказала Ленка. – А был этот Виталик простым фельдшеришкой в приемном покое, только и делал, что ко всем бабам приставал.
– И к тебе тоже? – с усмешкой спросил Усик. – И на твою честь он покушался?
– Представь себе, покушался. Я тогда массажисткой работала на втором этаже, у инфекционного бокса напротив лифта, была стройной и красивой.
– Помню, помню, как ты свою рожу штукатурила, чтобы быть покрасивше. Штукатурка осыпалась с тебя прямо на психов, которых ты массировала. И они потом отряхивались, как собаки, ге-ге-ге.
– Неправда, – Ленка подпрыгнула вверх. – Все доктора меня домогались, и Першин, и Сусукин, и даже сам Владимир Николаевич Кочергин хотел меня в постель затащить, – левая половина ее лица побледнела, а правая – покраснела.
– Так почему же тебя выгнали из отделения? Ха-ха-ха!
– А выгнали меня потому, что никто так и не добился моей любви, – побелевшая левая половина Лениного лица вдруг покраснела, а красная правая побледнела.
Увидев метаморфозы, происходившие с лицом Ленки Кремень, Усик удивленно притих.
– Хватит вам болтать! Тащите дрова из сарая. Будем печь топить, – цыкнул на них Пупс. – А я пока жратву в доме поищу.
– А чего это ты тут раскомандовался?! – вышел из оцепенения Усик. – Тебя никто паханом не выбирал. Каждый из нас – сам себе пахан, – добавил он, но, увидев искривившееся лицо Пупса, пошел за дровами.
Как только Усик вышел, Ленка подошла к Пупсу и быстро-быстро зашептала ему на ухо:
– Этот Усик уже давно мне не нравится. Он все время на тебя нехорошо косится. Видно, сам паханом хочет стать. Давай я за ним присмотрю и о каждом его шаге буду тебе докладывать. И на меня он слишком пристально смотрит и вот-вот начнет меня домогаться.
– Если он начнет тебя домогаться, так ты ему дай. Тебе что, жалко?
– А как же ты? Я для тебя себя берегу.
– Это хорошо, что ты для меня себя готовишь. Вот нагреем дом, я тобой и займусь. А в таком холоде у меня не поднимется. А может, мы с Усиком оба тебя поимеем? По очереди. Я первый, а он за мной. Так будет по чесноку: мы же одна команда. У нас все должно быть поровну.
– А когда мы вчера на помойке за добываловской баней мусорный бак разгребали, Усик заныкал почти полную банку сгущенки, а потом за почтой сам ее и высосал. А еще он нашел замерзшую банку пива, отогрел ее и выпил, а еще…
– Хватит на Усика капать. Поищи лучше в доме посуду, чтобы было в чем готовить и из чего есть, а я пока в подвал спущусь – посмотрю, что там припрятано.
При неверном свете луны, падающем из окна, Пупс нащупал на полу дверцу на ржавых петлях, приподнял ее за ржавое кольцо и откинул в сторону. Он достал спичку из полупустого коробка, зажег огарок свечи, осветил им подпол и спустился в него по скрипучим деревянным ступенькам.
Пока Пупс возился в подполе, в дом вернулся Усик с дровами.
– Это ты, Усик? – зашептала Ленка в полутьме. – А Пупс в подвале жорево ищет. Он сильно на тебя злой. Говорит, что ты втихаря банку сгущенки слопал и забрал себе вязаную безрукавку, которую мы на помойке нашли. Он на меня по-кобелиному посматривает и вот-вот набросится. А я с тобой хочу быть, а не с ним. Не могу я с таким уродом, как Пупс, в постель лечь, мне больше по душе такие кудрявые красавчики, как ты. К тому же от него гнилью смердит. А еще я…
Но Ленка не успела договорить. Вылезший из подвала Пупс ударил ее сзади кулаком по голове, и она рухнула на промерзший пол.
– Вот сучка, поссорить нас хочет, – глухо сказал Пупс.
– Никакая она не сучка, она ко мне симпатию проявляет, а ты, урод, из зависти ее ударил.
– Кто урод?! Я урод?! Настоящий мужчина и должен быть мужественным, весь в рубцах и шрамах, как я, а не таким кудрявеньким баранчиком, как ты, козел.
Усик бросил дрова на пол, поднял одно полено и ударил им Пупса по голове. Пупс упал рядом с Ленкой.
Усик подошел к плите, открыл дверцу топки и заложил в нее дрова. Он отодрал бересту с полена, подложил ее под дрова, отодвинул заслонку дымохода, открыл поддувало, взял коробок спичек из неподвижной руки Пупса, поджег бересту и закрыл топку.
Огонь в плите стал разгораться.
– Ты за что меня ударил?! – Пупс, пошатываясь, поднялся с пола и неверным шагом пошел на Усика.
Усик с разбега боднул его головой под дых. Охнув, Пупс осел на пол.
– Ленка, помоги мне одолеть этого взбесившегося кудрявого козла.
– А за козла ты ответишь! – Усик схватил ухват у печи. – Ты, Ленка, с кем? С этим уродом или со мной?
– Я? – переспросила Ленка, оценивающе поглядывая то на Пупса, то на Усика, и выбирая, к кому бы ей примкнуть. Усик показался ей в более выгодном положении. – Ты же знаешь, что я тобой, Усик, до конца. Не нужен мне этот кривомордый и хромой урод. Он заживо гниет, и от него помойкой несет. Как мужчина ты мне нравишься больше.
– То-то же, – удовлетворенно сказал Усик. – А ну, брысь в угол! – прикрикнул он на Пупса и направил на него ухват.
Пупс забился в угол избы, исподлобья поглядывая на Усика. Закутавшись в лохмотья, он уселся поудобнее. Левая рука его наткнулась на что-то длинное, холодное, металлическое, застрявшее под плинтусом. Он стал ощупывать найденный предмет. Это был старый ржавый нож с самодельной деревянной ручкой. Когда-то такими ножами в деревнях кололи свиней. Потянув ручку на себя, Пупс вытащил лезвие ножа из-под плинтуса.
– Урод, лучше расскажи нам с Ленкой, какую жратву ты в подполе надыбал.
– Ничего я там не нашел.
– Врешь, нашел. Ты облизывался, когда из подвала поднимался. Видно, ты что-то сожрал. Нехорошо тайком от товарищей жрать. С товарищами делиться надо.
– Таких товарищей, как ты, я видал в гробу и в белых тапках на босу ногу.
– Невежливо говоришь. Ленка, спустись в подпол и посмотри, что там припрятано.
– Лучше ты спустись.
– Я тут за Пупсом присмотрю. За ним глаз да глаз нужен, – Усик поднял с пола огарок свечи, зажег его и протянул Ленке. – Иди в подпол.
Ленка осветила подпол огарком свечи, трусливо в него заглянула и осторожно спустилась по ступеням.
– Да тут на всю зиму жратвы хватит! И картошка, и морковка, и банки со всякой всячиной. Хозяйственный мужик – наш Виталик, – послышался из подпола голос Ленки.
– Тащи сюда все, что можешь. Жрать будем от пуза.
Ленка вытащила наверх банку домашней тушенки, банку маринованных помидоров, маринованные грибы и картошку.
– Картошку мы почистим, сварим и с тушеночкой намнем, – сказала Ленка, сглотнув слюну.
– А ты чего это расселся в углу? Помогай еду готовить, – сказал Усик Пупсу.
Пупс не шевелился.
– Ты что молчишь?
– Он, наверное, замерз, – сказала Ленка. – Видишь, как его лицо скуксилось? Как у мертвеца.
– Не должен он замерзнуть. В избе потеплело, – Усик поднялся, подошел к Пупсу и наклонился, чтобы получше его рассмотреть.
Из угла вдруг что-то толкнуло Усика в шею и воткнулось в нее раскаленным жалом. Он закашлялся кровью, захрипел, упал на спину и стал кататься по полу, оставляя на нем кровавую слизь. Потом он затих, уставившись на Пупса неподвижным взглядом.
