Виктор Дьяков - Золото наших предков
Бардыгин появился где-то через час. Его лицо свидетельствовало, что он достаточно бурно отметил праздники.
– Как вы могли бросить ценный материал, не сдав его по накладной! – коршуном налетел на него директор.
Испуганный снабженец, который по всему не очень хорошо помнил, что происходило до праздников, что-то растерянно забормотал в оправдание… Директор распекал его минут пять, потом приказал:
– Прямо сейчас, при мне сдавайте материал кладовщику.
На этот раз нашли всё что нужно, порожнюю посуду, банки, взвесили электролит, песок… Всё совпадало с актом приёма-передачи… Всё, кроме одной позиции. В акте значилась пластина платиновая и её вес, 218 граммов. Этой пластины в наличии не оказалось. Коробку вывернули едва не наизнанку – пластина отсутствовала. Пашкова в очередной раз прошиб холодный пот, на Бардыгина нельзя было смотреть без сожаления. Шебаршин… казалось бетонные стены склада содрогались от его воплей:
– Вы понимаете сколько стоит эта пластина… это… это десять долларов за грамм, больше двух тысяч!.. Я не знаю, кто из вас украл… но я клянусь вы мне сначала всё, до последнего цента заплатите, а потом я вас посажу!! Я вас!!..
– Слушай, я не вскрывал коробку, там всё, что ты привёз… ты же опечатал её, печать же цела была, – Пашков оправдывался перед снабженцем, который, казалось, моментально постарел лет на десять. В его глазах застыл ужас… ужас простого, нищего человека перед суммой, которую грозил взыскать с него хозяин фирмы, в которой он успел проработать всего полторы недели и ещё не получил ни одной зарплаты.
Наоравшись, Шебаршин вновь стал нервно набирать номер на своём сотовом телефоне. Калина всё это время, сохранял спокойствие, казалось, даже его природная суетливость куда-то исчезла. Он только негромко уточнил у Пашкова:
– Ты по накладной ничего не принял?
Получив утвердительный кивок, он удовлетворённо усмехнулся и снисходительно посмотрел на беснующегося директора. Шебаршин, наконец, дозвонился… до Ножкина.
– Юрий Константинович, у нас ЧП… Что-что… воровство или головотяпство, точно ещё не знаю… А вот, кто виноват и надо разобраться. Во всяком случае, твой новый снабженец один из основных подозреваемых…
Шебаршин стал сообщать Ножкину подробности «ЧП», явно желая повесить на него расследование. И тут Пашков, стоящий недалеко от директора, который стал перекладывать мобильник из одной руки в другую… Пашков услышал, как Ножкин спрашивает, сдал ли снабженец материал кладовщику или нет… На это Шебаршин ничего не ответил, а стал кричать в трубку, что в фирме бардак в деле приёма-сдачи ценных материалов… Но Ножкин, похоже, упорно выяснял, на ком персонально, в данный момент висит пропавшая пластина. Шебаршин, видимо, раздражённый этой настойчивостью, наконец, ответил:
– Да не принял кладовщик ничего, так что теоретически целиком и полностью виноват твой снабженец. Вот так, принимай меры, либо доставай пластину, либо… ну ты знаешь что делать.
Калина ободряюще подмигнул Пашкову. Он недолюбливал молодого самоуверенного хлы-ща Ножкина, и был рад, что тот со своими подчинённым в полном дерьме. Тем не менее, Пашков переживал случившееся очень тяжело. Домой он пришёл в таком состоянии… Настя с тревогой спросила о самочувствии. Пашков отговорился, что просто сильно устал – не хватало, чтобы ещё начала переживать и жена.
На другой день выяснилось, что никакого воровства не было. Бардыгин съездил в организацию, где получал этот злополучный материал и определил, что тамошний кладовщик, выпив со снабженцами, просто забыл положить в коробку пластину стоимостью в две с лишним тысячи долларов. Бардыгин привёз этот серебристо-бледный, отдалённо напоминающий алюминий небольшой кусок металла, из-за которого возникло столько крика, столько испорченной крови… сдал по накладной Пашкову.
– Ну, всё… иду увольняться. Мне такие стрессы не нужны, я своему здоровью и семье не враг. Гори она ясным огнём эта фирма и этот Шебаршин!.. – держась за сердце, говорил незадачливый снабженец.
12
После столь бурных событий Пашков был готов поставить свечку за то, что не принял коробку. В тот предпраздничный вечер он ведь колебался и вполне мог подмахнуть накладную. Его бросало в дрожь от мысли, как бы тогда всё повернулось, каких переживаний ему бы это стоило. Тогда ведь не Бардыгин, а он постарел бы за день на несколько лет. Зато теперь Пашков со всей очевидностью осознал во что вляпался, и какая с его стороны необходима внимательность и осторожность.
Двадцатого ноября подошёл срок очередной «чёрной» зарплаты. Калина выдавал деньги просто из рук в руки без ведомости. Пашкову от отсчитал девятьсот тысяч. Таким образом за месяц вышло миллион с четвертью. Настроение Пашкова после всех треволнений, наконец, заметно улучшилось, хоть заплатили меньше, чем обещали. Наконец, после долгого перерыва, он вновь ощутил себя добытчиком, кормильцем семьи.
То, что его кладовщик смог ткнуть «мордой в грязь» снабженцев Ножкина, очень понравилось Калине. И Шебаршин после случившегося, кажется, стал относится к Пашкову более уважительно. Это, однако, не мешало директору держать его в том же, что и прочих сотрудников фирмы, постоянном напряжении. На заводе, находящемся примерно в получасе ходьбы от офиса, директор стал часто являться внезапно, без предупреждения. В цеху он ни с кем не здороваясь молча наблюдал за работой. Так же неожиданно он появлялся и на складе. С Пашковым, правда, он здоровался и обычно начинал задавать вопросы типа:
– Сергей Алексеевич… вы на прошлой неделе сколько получили из цеха лигатуры от разъёмов СНП-34… у вас это задокументировано?
– Да, конечно, вот это отмечено в моём приходном журнале, – слегка волнуясь, отвечал Пашков. – Восемь килограммов, триста сорок два грамма.
– Покажите, где она у вас?
Пашков кивнул на мешок с лигатурой.
– Так говорите здесь больше восьми килограммов? – недоверчиво смотрел директор. – Давайте взвесим.
Лигатуру взвесили. Всё сошлось грамм в грамм.
– Значит, эту лигатуру вы от Калины получили… и есть накладная с его росписью о сдаче?
Пришлось искать и показывать соответствующую накладную с закорючкой начальника производства. Мелочность и подозрительность директора раздражала, но заставляла уделять самое пристальное внимание оформлению отчётных документов.
После склада Щебаршин устремлялся обычно в лабораторию и третировал там женщин-химичек:
– Людмила Фёдоровна, я выяснил у кладовщика, что он позавчера выдал вам по накладной пять кило серебряной лигатуры. Вы осуществили её электролиз… и сколько серебра получилось?… Как двести пятьдесят граммов? Исходя из процентного содержания данной лигатуры у вас должно получится больше трёхсот… Где пятьдесят граммов серебра?… Вы знаете сколько это стоит?… Вы осознаёте какой срок вы можете получить по статье за хищение драгоценных металлов?… Пять лет по первой ходке!..
Когда директор «напугав» всех кого мог с чувством выполненного долга удалялся в офис, Людмила Кондратьева со слезами бежала к Калине и жаловалась:
– Он мне опять пять лет пообещал!.. Когда на работу брал обещал, что через год на машину заработаю, а сейчас того и гляди посадит!
Калина смеялся, утешал, призывая не принимать это близко к сердцу. Работяг Шебаршин запугивал по иному. Он обещал в случае, если те будут пойманы на воровстве обратится к «братве», заплатить им, и тогда те уже разберутся с расхитителями шебаршинской собственности. Впрочем, рабочие менялись часто и к декабрю из тех, кто работал в конце сентября, когда устроился Пашков, почти никого не осталось, разве что Коля Карпов, Толя Фиренков, да новый бригадир, Гена Сухощуп, пришедший в фирму чуть раньше Пашкова.
Гена был среднего роста щуплый мужик тридцати шести лет из тех, про кого говорят, на все руки мастер. В молодости он успел поучиться в институте автоматики и телемеханике, и быть оттуда изгнанным, отслужить действительную, потом ещё пять лет прапорщиком… переменить множество рабочих мест, овладеть в совершенстве профессиями шофёра, автомеханика, электромонтёра, штукатура, токаря…
Пашков и Сухощуп сразу стали друг другу импонировать. Однажды Гена втихаря предупредил Пашкова:
– За тобой Калина подсматривал, когда ты на складе работал… Знаешь, пришёл к нам в цех залез на верстак, а там в стене отверстие есть, как раз твой склад видно. Залез и смотрит, что ты делаешь.
Это было совсем уж. Мало что Шебаршин нервирует, теперь ещё и Калина. А ведь Пашков считал его своим. Нетрудно догадаться, что зав. производством тоже его подозревает. Пашкову стало обидно, но не только от недоверия, а и от того, что это недоверие почти беспочвенно, ведь за два месяца работы он так и не научился тому, в чём его подозревали… не научился, хоть и очень хотел. Он знал, что многое из того, что имеется на складе можно продать, но куда, где эти самые приёмные пункты? Единственно, что ему пока удалось продать, да и то по дешёвке, это те транзисторы. Слова Сухощупа спровоцировали Пашкова на откровенность:
