Лариса Райт - Алая нить
В таком сумасшедшем режиме Лола прожила десять лет. Начиная с новильяды она провела почти восемьсот боев, бессчетное количество раз уходила с Лас Вентас через главные ворота, и восторженная публика не единожды выносила ее с арены на руках. Долорес пребывала в состоянии непрекращающейся, захлестнувшей ее эйфории. Она останавливалась возле каждой афиши со своим именем и рассматривала фотографию высокой симпатичной девушки, одетой в traje de luces [53] , до конца не веря, что эта лихая матадорша, заткнувшая за пояс всех доблестных испанских мачо, – она сама.
Но немногие мужчины умны и благородны настолько, что могут себе позволить смириться с превосходством женщины. А если эти мужчины – храбрые тореро, им вдвойне тяжелее признать, что слабая девушка может обогнать их в ловкости, смелости и отваге. Лола продолжала покорять зрительские сердца и радоваться своему имени, украшающему афиши по всей Испании, но ни у конкурентов, ни у компаньонов, выходящих с ней на бой, успехи молодой Риверы восторга не вызывали. Появление девушки на арене гарантировало аншлаг, но не застраховывало остальных участников корриды от риска быть освистанными публикой. Лоле объявили негласный бойкот. Матадоры один за другим отказывались участвовать в боях, на которые городские власти приглашали «эту зверюгу». Все хотели быть лучшими, и никто не соглашался принимать вызов, брошенный женщиной. Мужчины уступили ей право главенствовать на арене в одиночестве.
Лола набрала команду; она не была единственной девушкой, окончившей школу тореадоров и умеющей усмирять быка. Какое-то время она сражалась в компании семнадцати не менее очаровательных созданий, срывала аплодисменты и упивалась овациями. Лолита Ла Бестиа, как окрестили ее испанцы, была признанной королевой, обожаемой народом, но это не спасло ее от бунта и недовольства других претендентов на трон. Восстание началось, и результат его был очевиден. Лола была сильна, но не всесильна. Заменить целую касту она не могла – и официальные лица, рассылающие матадорам приглашения на участие в корриде, столкнувшись с ворохом отказов, поняли это достаточно быстро. Пожертвовать одной звездой гораздо легче, чем целой армией рассерженных звездочек. Рано или поздно сияние любой примы должно померкнуть, и если сейчас пришло время для Лолиты, это означает, что вскоре на освободившемся небосклоне взойдет новое не менее яркое светило.
Механизм был запущен и функционировал без перебоя. В ежедневнике Лолы появились пустые страницы, а вскоре в нем и вовсе не осталось записей. Девушка проводила дни на школьной арене отца, пытаясь обучиться тренерскому искусству, и отчаянно хандрила.
– Может, выйдешь наконец замуж? – спросил отец.
– Давай поженимся, – в очередной раз предложил Бернар.
У Лолы не осталось никаких срочных дел и причин, по которым стоило тянуть со свадьбой. Она собралась с духом и, поставив закорючку в книге записей гражданского состояния мадридской мэрии, переехала в Ним готовить паэлью, как обещала мужу, и прицениваться к распашонкам, как поклялась отцу. Бернар продолжал выступать, а Лола сидела дома и отчаянно скучала.
Не то чтобы раньше ее совсем не посещали мысли об окончании карьеры. Она строила планы по воспитанию молодежи, собиралась принимать участие в отборе быков и подготовке к феериям и даже подумывала об автобиографии. Но она не ожидала, что день выбора дальнейшего пути настанет так скоро. Время пришло – и, как оказалось, Лолу не прельщало ни одно, ни другое и ни третье. Размышления о туманном будущем всегда развеивались под натиском стремительного настоящего. Сознание девушки редко отдыхало от корриды. Она открывала книги и зачитывалась Кальдероном, Молиной, Мериме, проваливалась в «Смерть после полудня», окуналась в «Кровь и песок». На этажерке стояли альбомы Гойи и Пикассо, сборники Лорки и диски Альмодовара. Лола сыпала фразами из «Матадора» и была уверена, что эта картина – лучшая в кинематографе. Она еще не знала, что в начале следующего столетия, будто специально для нее, родится «Поговори с ней» [54] .
Девушка не жила без своей страсти ни одного дня. Даже разворачивая рождественские подарки, она загадывала, чтобы «в том большом свертке от папы лежал новый костюм тореро, а в том маленьком и узком от Бернара – новая мулета». Что же теперь они станут дарить ей на Рождество? А не все ли равно?
Муж уходил на арену, а Лола открывала шкаф и изучала свои наряды. Вот белый с золотыми нитями. В нем она выиграла свой первый внутришкольный турнир. А это темно-синий – два уха в Саламанке, салатовый – два уха и хвост в Бургосе, бордовый – выход через главные ворота Мадрида, розовый – Сарагосы, голубой – Мурсии, бежевый – Альбасете. Костюмы Лолы – карта Испании, а карта Испании – ее жизнь. Ее прошлая жизнь.
Бернар возвращался. Его встречали накрытый стол, сковорода с дымящейся паэльей, ароматные чулетас [55] , тонкие ломтики тунца на свежих шампиньонах и грустные глаза жены. Бернар замечал тоску своей Лолы, но верил, что грусть развеется с появлением ребенка, и с нетерпением ждал этого радостного события. Лола в эффективности такого средства сильно сомневалась, тайком от мужа глотала противозачаточные и ждала чего-то совсем другого. И дождалась.
Приглашение в турне по странам Латинской Америки. Пятьдесят боев. На арене два матадора – мужчина и женщина, муж и жена. У Бернара – колебания и раздумья, у сеньора Риверы – опасения и предостережения, у Лолы – восторг и нетерпение. Вот она, панацея. Лолита Ла Бестиа спасена.
– Осторожнее, дочка, – советует дон Хосе. – Бернар не ревновал тебя к успеху, но он и не выступал с тобой на одной арене. Все это может плохо закончиться.
– Для меня, папа, это в любом случае закончится плохо. Мы решили – это последние выступления. Америка. А потом я завязываю.
– А, по-моему, ты все только развязываешь, – вздыхает сеньор Ривера. Он слишком хорошо знает свою дочь. – Откажись, Лола, если хочешь сохранить брак.
– Я… я… я просто не могу этого сделать, папа!
Старый матадор оказался прав. Бернару льстило обожание публики, направленное на его жену, но он все еще ждал того мига, когда она будет принадлежать ему одному. Он принял ее временное превосходство, играл вторые роли на арене с царственным спокойствием, лишь подчеркивая достоинства Лолы. Принимал ее профессиональную критику и отрабатывал приемы с мулетой под ее руководством. Бернар считал страны, дни и бои. Очень скоро в каждой графе появится прилагательное «последний». А потом – снова дом, их маленький мир, одомашненная ласковая Лола, пусть и с печалью в глазах, но это до поры до времени.
Все это случится буквально завтра. А сегодня… Сегодня Лола выкладывает мужу целую кучу новых приглашений на проведение корриды. Ее звезда снова сияет, ее помнят, любят и ждут.
– Я хочу семью и детей, Лола? А чего хочешь ты?
Лола перебирает в руках заветные письма альгвасилов.
– Я хочу Барселону, Валенсию, Кордобу. Это единственное, чего я хочу, Бернар.
– Я устал гнаться за тобой. Пора заканчивать эту игру с судьбой.
– Я еще не наигралась.
– Сколько тебе еще нужно? Два года? Три? Когда ты сможешь остановиться?
Лола отводит глаза. Два года, всего пара сезонов – один лишь миг, три – это так мало. А что, если она вообще не хочет останавливаться? Если она никогда не будет готова?
– Я могла бы заключить сделку с тобой, Бернар. Как-то договориться…
– Так давай договоримся окончательно.
– …но боюсь, я не смогу окончательно договориться с собой.
Сейчас Бернар выступает на аренах Нима. Без прежнего успеха, но на жизнь хватает. Его жена-француженка воспитывает троих ребятишек и молится, чтобы кормильца не подняли на рога. А Лолита Ла Бестиа стоит в кабинете главного редактора одной из ведущих телекомпаний Мексики и продолжает играть с судьбой.– Я не смогу договориться с собой, дон Диего. Я – матадор. Я считаю быка равным противником. И, предлагая пересмотреть судьбу победителя, я говорю то, что думаю. А если на этом канале не приветствуются честность и открытость, то мне здесь нечего делать!
– Не горячись, Долорес! – Редактор подрезает потухшую сигару. – На этом канале, как и на всяком другом, приветствуется лояльность сотрудников к мнению руководства.
– Но не наоборот.
– Отнюдь. Я оставляю Шопена. Убери быков.
Лола качает головой.
– Тогда твой труд будет пылиться на полке. Не жаль?
Молчание.
– Послушай, Лола, в студии ты работать не желаешь, фильмы резать не хочешь. Что тебе еще предложить? Кресло комментатора на Пласа Монументаль? [56]
Лола не может сдержать улыбку.
– Согласна только на sombra, за дополнительную плату возможна sombra y sol [57] .
– А что? – загорается идеей редактор. – Как это мне раньше в голову не пришло? Репортажи с арены в исполнении легендарной Долорес Ривера. Что может быть интереснее для любителя корриды?
