Сергей Боев - Край, где живет детство
Прохладная вода обволакивает и остужает разгорячённое полуденной жарой и бегом тело, и думается – так бы висеть в этой прохладе вечно, между небом и землей, закрыв глаза и чуть покачиваясь на редких набегающих волнах…
– Эй, утопленнички! Как водичка?
Громкий голос выдёргивает его из ласковой дремотной неги. Серёжка приоткрывает глаза – да это их двоюродный брат!
– Сашка! А ты как здесь оказался?
– Меня батя подбросил, чтоб вам не скучно было. И дядя Коля тоже приехал, на вечернюю рыбалку сегодня пойдём. А вы тут что болтаетесь, как кувшинки в пруду? Давайте в салочки, что ли, сыгранём!
– Да тут глубина по колено – какие салочки? – Славке явно лень бегать по жаре…
Однако Серёжка с восторгом подхватывает идею.
– Славка, я знаю, как сделать, чтоб интересно было! Давайте все гонять друг за другом «крокодильчиками», помнишь, как в Шаталово? Тут по мелкоте самое то! И в воде весь, никакая жара нипочём!
Идея приходится по душе… И вот уже, взрывая песок со дна и вспенивая спокойную гладь озерка, носятся друг за другом по мелководью три «крокодильчика»…
Много ли им надо для счастья?
Чтобы день был пожарче да подлиннее. И чтоб такая вот речка рядом – где мелкая, где поглубже, с песчаным дном и неспешным течением. Ведь в ней столько всяких игр и приключений можно понапридумывать – особенно, когда выдумщиков не один, и даже не два, а целых три! Чтобы в хате на столе ждала горбушка хлеба, тарелка варёной картошки да стакан молока – когда вдруг поймешь, что живот сводит не от холодной воды, а от голода. И чтобы, наскоро перекусив, можно было бы опять шлёпать босиком куда-нибудь в неизведанное по нагретым августовским теплом стёжкам-дорожкам и открывать для себя этот огромный мир. Но чтобы потом они всегда обязательно приводили бы обратно домой, где ждут такие родные, такие любимые мама и папа.
* * *«Надо же! Дядя Коля не только весельчак и говорун. Он ещё и удочки вон как здорово мастерить может!» – с восхищением думает Серёжка, наблюдая, как дядя Коля ловко привязывает леску с самодельным красно-зелёным крашеным поплавком к удилищу из срезанной ветки ивы. Это уже четвёртая удочка, и она – для него!
Первые три уже в деле – папа, Славка и Сашка стоят вдоль берега пруда и внимательно смотрят на свои поплавки. У папы и Славки поплавки длинные, из крашеных в алую краску гусиных перьев. А у Сашки – такой же, как у него, пенопластовый. И все эти лески с поплавками и грузилами привёз с собой дядя Коля, заядлый рыбак, как его называет мама. А удилища уже вырезали прямо тут, на месте.
В водной глади небольшого пруда отражается темнеющее небо, золотистые облака и багровый закат. Вечереет…
– Смотрите в оба! – громко шепчет дядя Коля. – Самое правильное время подходит, сейчас должны начаться поклёвки.
– А поклёвки – это как?
Серёжка от нетерпения переминается с ноги на ногу – быстрей бы поймать хоть какую-нибудь рыбёшку!
– Скоро увидишь. Но сначала надо нанизать червяка. Вот смотри – так, чтобы крючка не было видно, и чтобы приманка сильно не свешивалась. А то карась-то рыба умная – увидит крючок и не станет клевать. А если червяк длинный – объест его до крючка и оставит тебя «с носом».
– А «с носом» – это что значит?
– Значит – с пустыми руками, без улова.
– Ага, понятно. Теперь можно забрасывать?
– Можно. Только отойди подальше от братьев, а то крючками друг друга вместо карасей поймаете, или лески поперепутаются – до ночи не распутаешь!
Тут отец вдруг резко дёргает свою удочку вверх – и через мгновение на конце лески трепыхается крупный, величиной с папину ладонь, карась. Ребята все разом забывают про свои удочки и подбегают рассмотреть первую добычу. Спина у карася толстенькая, темно-коричневая, с зеленоватым отливом, бока темно-золотистые, а плавники – чуть красноватые. Красавец!
– Эй, горе-рыбаки – да у вас хором клюёт! – зовёт мальчишек дядя Коля.
Славка и Сашка бросаются к своим удочкам, подсекают… Славка выдёргивает пустой крючок, а Сашке приходится довольствоваться видом срывающейся с крючка и громко плеснувшей на прощание хвостом рыбёшки.
Пока они перенасаживают червей, Серёжка забрасывает свою удочку. Не успевает поплавок коснуться воды, как тут же мелко дёргается пару раз и резко ложится на бок. Трясущимися от волнения руками он подсекает и выдёргивает из воды извивающегося карасика – чуть меньше, чем у папы, но зато своего. Первого в жизни! Он осторожно снимает его с крючка и гордо показывает папе, потом дяде Коле…
Но тут начинает клевать у всех сразу – и Серёжка бросает свой первый улов в корзину и бежит к банке с червями, чтобы не отстать и не упустить удачу.
Им везёт. Клёв идёт отменный: две-три минуты после заброса удочки – и поклёвка. То тут, то там вылетают из воды караси. У дяди Коли к основной леске ещё привязан небольшой «поводок» с отдельным крючком – и он то и дело выдёргивает аж по две рыбины сразу! Корзина наполняется быстро…
Домой они возвращаются почти затемно. Мама с бабушкой в четыре руки начинают суетиться у плиты… Очень хочется есть и спать – а время тянется, как назло, медленно. А может, оно уже уснуло?
Наконец, из печи достают и ставят на стол огромную шкворчащую сковородку. В ней с десяток крутобоких, горбатых карасей аппетитно блестят зажаристой кожицей, скрывающей под собой нежное, мягкое, тающее во рту сладковатое бело-розовое мясо. А вокруг карасей – горки обжаренной в масле золотистой картошечки, посыпанной сверху зелёным лучком и щедро залитой яичной болтуньей…
И снова тени от керосиновой лампы мечутся по стенам, и неровный круг света трепещет на столе… И звучат в полумраке рассказы о прошедшем дне – о коровах на пастбище, о «крокодильчиках», которые вдруг завелись в мелкой деревенской речушке, о рыбацких хитростях и о невиданном вечернем клёве…
* * *– Пап, а пап, а куда мы сегодня едем? – полюбопытствовал Серёжка, забираясь на своё место на заднем диване. («Сказано – по машинам, значит – по машинам. Но спросить-то можно!»)
– Куда да куда… На Кудыкину гору, воровать помидоры! Сколько раз я тебе уже объяснял, что «кудакать» – плохая примета?
– Сынок, папа за рулём, ему сейчас не до расспросов. А едем мы на Бугор – это на горе, над нашим бывшим деревенским домом в Паниковце.
– Ой, это где меня самолёт «кукурузник» всего перепугал, когда я маленький был? А потом ещё пчела ужалила!?
– Надо же! Тебе тогда едва два года исполнилось, а запомнил!
– Да уж, такое до смерти не забудешь… А Сашка там тоже будет? И сестрички?
– Шура с Адиком приедут – значит, и Саша с Леной. Брат тоже собирался, так что Иринка за ним наверняка увяжется. А ещё должна приехать моя младшая сестра, твоя любимая Аля.
– Ага, это которая со мной сидела в Кубинке, когда я был совсем маленький. А потом ещё чуть-чуть в Шаталово. Мам, только я это почти совсем-совсем не помню. Помню только, что звал её «моя Аля». Она мне недавно рассказала, что я очень не любил её ухажёра. Он к ней на велике приезжал, а я каждый раз норовил этот его велик ногой пнуть – ну, чтоб он уехал и не мешал мне с ней гулять. Но это я тоже сам всё равно не помню…
– Может, вместе и вспомните ещё что-нибудь интересное.
– А почему все туда приедут?
– Ну, во-первых, там ведь прошло всё наше детство. А во-вторых, там просто сейчас очень красивое место. Когда мы с Шурой и Колей в школу ходили, Бугор был совсем голый, там только трава росла да чабрец, клевер да ромашка аптечная. А вот Алле, нашей младшенькой, досталось с этим Бугром! Они всей школой каждый год там молоденькие сосёнки сажали – была тогда какая-то указивка из райкома на это… Вот из этих-то молодых саженцев и вырос настоящий сосновый бор. Да что я тебе рассказываю – сам увидишь, мы уже почти приехали.
«Неужели мама и папа, и тётя Шура, и дядя Коля, и Аля тоже были когда-то такими же маленькими, как мы с братом сейчас? – в очередной раз удивился Серёжка. – А меня-то и вообще тогда на свете не было… И Славки тоже? Ну и ну!»
… «Бугром» оказалась обычная с виду опушка соснового леса на вершине одного из гребней глубокого, заросшего высокой травой оврага. Но обычная она только на первый взгляд.
Могучие сосны здесь выстроились рядами по вершинам и склонам оврага, как будто охраняют Бугор от чужаков. Выглядят они торжественно-величаво – ладные, раскидистые, неспешно качающие ветвями на ласковом летнем ветерке. А под ними – молодая зелёная поросль – сосёнки да ёлки – и душистое, дурманящее своими ароматами тепла и лета разнотравье вперемешку с запахами смолы и хвои. Идешь по опавшим иголкам, как по ковру – мягко, неспешно, собирая сосновые шишки и высматривая, не притаился ли где под листиком грибок…
Вдруг – опушка, где молоденькие ёлочки ведут хоровод вокруг своей подружки, присевшей в центре круга и как будто прикрывшей своими широкими юбками совсем ещё маленьких детишек.
А вот на склоне, где солнечного света побольше – пара молодых крепких дубков с яркими, будто только что распустившимися нежно-зелёными листочками и гроздьями зелёных ещё желудей… Откуда и каким ветром занесло их сюда, в сосново-еловый бор?
