Наталья Горская - Дендрофобия
– Да уж, – вздохнул дед Рожнов. – Мэр по заграницам катается. Авторитет, говорят, вторые сутки в плохом настроении пребывает, так что страшно к нему даже подойти. А вы мечтаете, что скоро здесь будет Город-сад. Откудова ему появиться, если у нас никому ничего не нужно? У нас же всё зиждется на каком-то нездоровом терпении, когда человеку надо бы в туалет сходить и облегчиться, а он всё терпит и гордится этой своей терпеливостью. Оказывается, патологическое терпение – это психическое заболевание, когда человек терпит боль или ещё какие неудобства и гордится этим. Такую терпеливость надо электрошоком лечить, а не гордиться ею! Мусор копим целый год, а потом хотим за один день убрать. Ни один народ до такого не додумается. Годами спиваемся, вымираем миллионами от преступности и нищеты, а потом хотим за пару лет продолжительность жизни и рождаемость в стране повысить. Беспредел какой-нибудь терпим десятилетиями, а то и веками, а потом лезем на баррикады друг в друга стрелять. Своих же перестреляем и прыг-скок снова на завалинку, чтобы предаться воспоминаниям о подвигах на баррикадах. Только с помощью вооружённого восстания и можем изъясняться друг с другом. А просто потребовать у власти, чтобы она добросовестно выполняла свою работу, никак не научимся. Один раз потребовать, другой, пятый, десятый, пока не внушим им, пока не дойдёт до неё, что у нас народ не такой уж терпеливый и покорный, как кому-то кажется. Ведь это работа власти – выполнять требования тех, кто её избирал. Не на джипах разъезжать, шокируя нищий электорат роскошью, не новыми царями себя мнить, которым власть дана от Бога, не сходить с ума на почве привилегий и своей популярности, а заниматься делом. Надо достучаться до них, разъяснить им, что Россия мало похожа на холёные пригороды Лондона, что у нас до сих пор во многих городах нет воды и света. В Европе политик или новоявленный богач попробуй так бесноваться, как у нас это можно наблюдать, его быстро в чувство приведут, а мы терпим чего-то. Россия стала подобна дереву, которое давно на два ствола разделилась. И чем дальше растёт, тем больше расстояние между ними, тем меньше они связаны друг с другом.
– Мужики просохли бы хоть маленько, да задумались об этом, – предложила Маргарита, – а бабам с этой махиной не совладать. У нас принято считать, что порядочная женщина должна быть всем довольна и молчать, потупившись. Хотя молчать всё трудней и трудней, потому что вокруг творится чёрт-те что. Но если у нас женщин никто всерьёз не воспринимает, почему мужчины головы в стаканы попрятали и не скажут ничего? Только и могут развалить всё да разворовать, а потом ныть, что виноваты в этом евреи, марсиане, високосный год или ещё что-то: выбирай – не хочу. Зачем же мы в богатейшей стране всю жизнь как нищие живём?.. Город-сад, вторая Москва здесь будет! Ничего-то здесь не будет: ни нас, ни города. Даже деревни не останется.
– Я и не хочу жить в большом городе, – успокаивала саму себя Ольга Павловна. – В больших городах всегда много крыс, тараканов и бомжей, а у нас крысы живут только в частных домах у реки или рядом с кладбищем. Человек – это же самое нечистоплотное существо на свете. Если где селится в больших количествах, сразу столько грязи образуется, что тут же начинают плодиться разные грызуны и насекомые. Не нужна нам тут вторая Москва! И вообще, наш мэр красивше московского. Первое место на конкурсе красоты среди мэров занял бы.
– Ой, да ну вас! – сморщилась Маринка. – Толку-то от его красоты! Вот Феликс Георгиевич говорит, что в дереве главное не внешняя красота, а качество древесины.
– Ха-ха-ха!
– Была бы у него такая жена, как у Авторитета, чтобы через неё можно было на него как-то ненавязчиво воздействовать, но он ведь и в бабах-то ничего не смыслит. Выбирает себя жён, которые менее всего на эту роль подходят, пофигисток каких-то, которые только в оттенках загара на разных курортах разбираются. Ни одна из них его Виктории Васильевне и в подмётки не годится.
Варя при таких разговорах начинала краснеть. Она, в самом деле, была немного влюблена в Арнольда Тимофеевича. И даже не немного, но это неважно. А важно, что любила она его на расстоянии, как Земля любит Солнце, но никогда не приблизится. Потому что, если она хоть немного приблизится к нему, всё живое на ней погибнет, сгорит, расплавится, как воск в крыльях Икара. А он, как человек бывалый, конечно же, чувствовал, как она меняется, лишь оказавшись рядом с ним и услышав его голос. Но ему это, прямо скажем, не льстило: роман со старой девой в его планы никак не входил. Эта категория женщин, по его мнению, была самой вредной и даже опасной для него. Ведь кому нужны кинотеатры, дома культуры и библиотеки? Старым девам! Кто больше всего возмущается грязью и сжиганием мусора на улицах? Старые девы! Кого беспокоит, что подъезды в домах не ремонтировались уже лет двадцать? Всё тех же старых дев! Кем была состряпана акция ремонта труб в подвалах в прошлом году? Ими же!
Мужики весь день сидят на завалинке и никогда ничего им не надо, никогда ничего не беспокоит, никогда ничего не требуют от власти и государства. Святые люди! На таких Русь и держится до сих пор. Эти вялые и со всем согласные обыватели свято верят, что всё в жизни наладится само собой и без их участия. Главное их достоинство в глазах власти – пассивная готовность довольствоваться малым при минимальных усилиях. Равнодушные ко всему, что не связано с возможностью выпить и поорать про свои «подвиги», они готовы в рубище ходить, лишь бы никто у них над душой не стоял. Быстро и энергично передвигаются только тогда, когда в воздухе пахнет дешёвым пойлом. Бегут на этот запах, как лососи на нерест, так что родную мать не пощадят, если она на пути встанет. Бутылёк раздавят и начинают бесконечные разговоры о делах давно минувших дней, о том, что происходит где-то вдали, о будущих войнах, катаклизмах и своём героическом участии во всём этом дерьме. А что делается сейчас под носом, их слабо интересует. И баб своих приструнят в случае чего, когда те, стервы, слишком хорошо жить захотят. Недаром тут на днях известный политик по телевизору аж трясся от восхищения нашим народом, дескать, пьют, но зато работают и почти задаром, да ещё и гордятся этим. Как тут не понять его ликование, если с пьющим народом можно выделывать всё, что угодно, и даже больше, так что дух захватывает от таких перспектив! Только периодически лапшу на уши этому народу подвешивай про восхищение его самоотверженным выживанием, а там хоть трава не расти. Они за это восхищение и последнюю рубаху с себя снимут. Ведь нельзя не помнить, что раньше спирт использовали в качестве наркоза при ампутациях. Так и сейчас: есть у человека возможность дешёвого спирта тяпнуть и хоть режь его потом, хоть кожу с него снимай на продажу, а он всё одно ничего не чувствует, ничего его не колышет. А не станет человек пить, да оглядится вокруг внимательно, да задумываться начнёт над своим нелепым житьём-бытьём, да станет чувствовать и ощущать всё то, что вокруг происходит. А вдруг, да не дай бог, конечно, откажется он от своей рабской философии, да начнёт требовать от власти элементарно хорошего отношения… Арнольд Тимофеевич кричал от ужаса во сне, когда ему такое снилось.
Вот Авторитет не пьёт, потому и запросы имеет такие, что хоть на луну от него прячься. Один плюс, что ничего не требует, а сам берёт всё, что ему нужно, любым способом. Умеет человек держать судьбу за горло и обходиться своими силами, не то, что эти несносные бабы-попрошайки! Ведь в Администрацию города за все годы работы Арнольда Тимофеевича ни один мужчина не обращался с дельным предложением или разумным требованием. Одни только бабы ходят! Активистки недоделанные.
Мэр встретил как-то Лёху-Примуса, когда с главой ЖКХ объезжал свои владения перед подготовкой к зиме, пересчитывая количество отсутствующих оконных рам на лестничных площадках для отчёта в Райцентр. Спросил его, все ли окна у них на лестнице целы, и главное, есть ли входная дверь в подъезд. Примус посмотрел на него, как на идиота, и говорит:
– Да мне по х… что там цело, а что выбито! Я простатитом не страдаю, чтобы к таким пустякам придираться.
– Так зимой мёрзнуть будешь.
– Ой, я спиртику приму, мне и не холодно.
– А крыша в твоём подъезде протекает у кого?
– Да чё ты пристал, Тимофеич, с какой-то хернёй?! Я что, сраная баба, что ли, или старая дева какая озабоченная, чтобы о такой фигне думать? На Ближнем Востоке кризис назревает, Прибалтика в НАТО вступила, а ты – крыша! Я брезентом на ночь закроюсь с головой, так мне по барабану, протекает надо мной крыша или нет.
Это Шерлок Холмс знал, сколько ступенек ведёт к его квартире, какая из них скрипит и на какой меняли доски. А наши люди не заметят, если целый лестничный пролёт исчезнет. Но старые девы заметят всё! Ох, за кого бы их всех замуж выдать, где бы столько дураков найти?.. Неугомонные заразы! Это ведь они первые скандал подняли, что зимой в метель из-за отсутствующих окон и дверей на лестничные площадки наметает сугробы снегу, который тает, протекает сквозь пол и разрушает краску и штукатурку на стенах. Помойку жгут, а они, видишь ли, от угарного газа задыхаются! Мужики вот не задыхаются. Да у них и обоняния-то уже не осталось, хоть газом их трави, а эти грымзы всё учуют! Нет, не найти более опасных и вредных созданий, чем они. Замужним бабам и разведёнкам с детьми вообще некогда лишний раз вздохнуть, ни то, что думать о чём-то несущественном, а эти мерзавки всё подметят, всё запомнят. Никакого житья нет от их требований и жалоб! Хоть бы закон какой выпустили, что ли, чтобы можно было от них защититься…
