Заур Зугумов - Воровская трилогия
Уговорить парня поехать с нами в его кишлак и показать того самого Мухтора-ака, посулив молодому человеку немного деньжат, было делом нескольких минут, ведь студенты всегда нуждаются в дополнительном заработке и редко от него отказываются, тем более что можно было лишний раз повидаться с родственниками.
Глава 5
То, что люди называли дорогой, было жуткой и отвратительной грязной жижей на проселочном тракте, и поэтому, выехав ранним утром, мы лишь к обеду добрались до кишлака, где жил похожий на меня человек. Быстро разыскав его хижину, благо проводник был рядом, мы замерли от удивления. Никто из нас не ожидал увидеть того, что мы увидели: перед нами стоял мой двойник. Ни до ни после этого я ни разу не встречал ничего подобного. Сходство было действительно поразительным. Мухторака был постарше меня, но борода и усы, которые я успел отрастить для конспирации, как бы уравнивали нас в возрасте и делали похожими на братьев-близнецов.
Человек этот оказался простым и добродушным дехканином и конечно же глубоко верующим мусульманином. После того как прошли первые волнения от нашей встречи и мы уже успели немного поговорить, он сказал мне, что все это неспроста, что так угодно Аллаху и нас обоих ждут большие перемены в жизни. Вот только, к сожалению, он не знал, хорошими ли будут эти перемены или плохими. Они жили вдвоем с женой, детей у них не было. Вся обстановка в доме была очень бедной. Когда он пригласил нас, мы на какое-то мгновение даже замерли у порога, разглядывая окружавшую нас нищету.
«С таким договориться не составит особого труда», – промелькнула в голове циничная мысль. Как я предполагал, так и вышло. Переговоры велись недолго. Ему предложили немалые деньги в обмен на паспорт, сроком на один год. После он мог смело заявлять о том, что где-то его потерял. Если же в течение этого времени к нему вдруг обратится участковый с вопросом, где его паспорт, значит, я спалился с ксивой, утверждая, что нашел ее где-то.
В таком случае он должен будет разыграть маленький спектакль, на которые жители этих мест были большие мастера, и обнаружить пропажу документа. При любом раскладе человеку бояться было нечего. Это была давно наигранная и проверенная в преступном мире схема. Видно было, что дехканин быстро смекнул, какую выгоду сможет получить от этой сделки, к тому же он сразу понял, с кем имеет дело, но, как любой уважающий себя житель Востока, поторговался немного для приличия.
В принципе, насколько я успел понять тогда, паспорта для многих жителей отдаленных районов Средней Азии были скорее простой формальностью, обыкновенной корочкой, которая и понадобиться-то могла всего раз или два в жизни, нежели документом, без которого в этой стране нельзя было ступить и шагу.
Для большей убедительности я заставил его положить руку на Коран и поклясться в том, что если он нарушит наш договор, то пусть Аллах покарает его. Вся эта процедура проходила торжественно и спокойно, и, видя, как глубоко она тронула этого простого сельского труженика, я понял, что здесь все будет путем. Совесть моя тоже была чиста, ибо деньги, которые мы заплатили ему, он не заработал бы и за год.
Обратный путь отнял у нас вторую половину дня, так что, прибыв назад в Самарканд, мы здорово устали, но главное, были довольны тем, что дело сделано. Я нисколько не преувеличиваю, объединяя всех нас. Такая братская воровская солидарность и сплоченность была везде, в любом уголке нашей многонациональной страны, где жили и промышляли бродяги, где был «воровской ход», а он, этот «ход воровской», был почти везде.
Один из пунктов моего плана был выполнен неожиданно быстро и блестяще. Теперь оставалась финансовая часть.
Босота хотела и здесь мне помочь, решив каждый день откладывать свои покупки, чтобы накопить лавэ и отправить меня в дорогу, но я с этим решением был категорически не согласен и солгал, что у меня на примете есть одна перспектива, сулящая немалый куш. Я и не предполагал тогда, что был так недалек от истины.
Глава 6
После похорон мне все же удалось переговорить с Каликатой и вкратце поведать ему о своих проблемах. Хасан сказал мне, что на следующий день я должен зайти к нему, а он что-нибудь придумает, чтобы мне помочь.
Я прекрасно понимал тактичность Уркагана: ведь ему и нужно-то было всего лишь поднять телефонную трубку и, позвонив кому надо, «пробить» при этом, все ли в моих словах правда. Но в таких ситуациях с Ворами спорят лишь болваны; человек же воровского круга понимает Жулика иногда даже безо всяких слов.
На следующий день, как и было оговорено, зайдя на квартиру, где остановился Каликата, я застал у него нескольких человек. Одного из них кличили Мурт, имя другого я не запомнил, да мы и встретились-то с ним почти в дверях, там же и разминулись.
Поздоровавшись, я присел на тахту. Хасан уже собирался в дорогу, поэтому разговор был деловым и коротким.
– Все в порядке, Заур, – проговорил он, хитро прищурив глаза. – Не беспокойся ни о чем. (Это означало: «Я все проверил, рассказ твой правдив, и помощь, как и положено, будет тебе оказана».) – а повернувшись к Мурту, сказал: – Мурт, этому человеку можно верить во всем, понял?
– Да, Хасан, – ответил Мурт, – я все понял.
– Ну тогда Бог вам в помощь, бродяги, – уже вставая и собираясь в дорогу, пожелал нам старый Уркаган.
Мы вышли из комнаты, и, душевно попрощавшись со всеми босяками, ожидавшими его во дворе, он сел в стоящую возле крыльца машину и уехал. К большому сожалению, в дальнейшем нам встретиться не удалось. Через некоторое время я узнал, что Хасан Каликата скончался. Для преступного мира Советского Союза его смерть была невосполнимой потерей. Этот человек был истинным бродягой и Вором. Пусть земля ему будет пухом!
Глава 7
Некоторое время после отъезда Каликаты мы еще поговорили с Муртом, чтобы узнать друг друга получше. Человек этот чем-то располагал к себе окружающих, но вот чем, я еще не мог понять. Он был чуть выше среднего роста, ему могло быть как тридцать, так и сорок лет. Копна густых черных волос беспорядочно обрамляла его лицо с серыми спокойными глазами, хотя иногда блеск этих глаз напоминал сверкание стальной рапиры. Было очевидным, что хоть Каликата и сказал ему несколько слов, не подлежащих сомнению, все же по привычке при базаре он пробивал меня на вшивость. Я его прекрасно понимал, – наверное, и я поступил бы точно так же, поэтому и делал вид, что не замечаю промацовки.
Через некоторое время мы распрощались. Мурт взял у меня адрес Мишани, сказав лишь одно слово: жди. С этого дня я уже больше не возвращался к Джамиле, обосновавшись у своего старого кореша, прекрасно понимая, что в самом ближайшем времени в моей воровской жизни грядут большие перемены и вмешивать сюда жену с ребенком я не имею права. «Кто меньше знает, тот дольше живет. Пусть отдыхают спокойно», – рассудил я, и это решение было правильным. Восток – это не только изысканность блюд и развлечений, это еще и изощренность пыток и мучений. Об этом никогда не стоит забывать промышляющим здесь людям.
Прошла ровно неделя с тех пор, как я познакомился с Муртом. До Нового года оставалось несколько дней, вдруг однажды вечером он решил заглянуть к нам с Косолапым на огонек. Его посещение неожиданным не было, и это он понял сразу. Пробыл он у нас недолго, его ждала машина, но и тех нескольких минут, которые мы провели за беседой, с лихвой хватило, чтобы понять все, что мне необходимо было знать. Утром я должен был выехать в Термез. Вид транспорта роли не играл, главное, чтобы я вовремя был на месте. Там на стрелке, возле кирпичного завода, в восемь часов вечера, ко мне должны будут подойти. Пароль был несложный. Вопрос: «Скажите, пожалуйста, как называется эта улица?» Ответ: «Это не улица, мой друг, – это Шанхай». Я так и не спросил позже, кто придумал этот пароль, но предполагаю, что это был китаец Юань. Да, этот остряк «попал в цветняк». Улица, уже не помню, как она называлась в действительности, была на самом деле, наверное, самая кайфовая в Термезе. На ней находилось множество заведений, где почти в открытую продавали наркотики, да и кайфовали тоже в открытую, но главное, что здесь можно было легко затеряться среди таких же, как и я сам. Кайфа было море, но только до погранпостов, которые стояли в нескольких километрах от города и которые мне с братвой когда-то не раз приходилось пересекать.
Было ясно: меня ждет серьезная работа, а она требует соответствующей конспирации. Даже Мишаня, которому я верил, как самому себе, не слышал, о чем мы говорили с Муртом, деликатно выйдя во двор, а после его ухода, естественно, не старался проявлять излишнего любопытства. Немало повидав на своем веку, он знал, как жестоко можно обжечься на дерзком любопытстве.
Любопытство всегда должно соразмеряться с положением любопытствующего. Подслушивая – рискуешь ухом, подсматривая – рискуешь глазом. Ничего не слышать и ничего не видеть – самое благоразумное. Среди людей моего круга за каждое оброненное даже ненароком слово, если это было необходимо, приходилось отвечать по всем правилам воровской жизни. Что же касалось любопытства, то этой болезнью вообще никто из бродяг никогда не страдал. Все понимали друг друга, стараясь ограничиться при базаре минимальным количеством слов. И когда кто-то говорит о босяке: «Он был молчалив и угрюм», – можно быть уверенным, что повествующий не лжет.
