Мария Голованивская - Знакомство. Частная коллекция (сборник)
Лежишь в постели, как футбольный мяч на поле, и ждешь, когда кто-нибудь из игроков подбежит и наподдаст тебе изо всей силы.
Животный мир в душе твоей. Скребут кошки, воют собаки, поют соловьи, птицы улетают в жаркие страны. Муравьи строят огромные города, соединенные широкими магистралями, обочины которых усажены красивыми ухоженными деревьями. Пчелы собирают нектар, и умудренный опытом пчеловод дымит из специальной жестянки, чтобы подобраться к заветным ульям. Крокодил лениво разевает утыканную зубами пасть и хватает за хвост зазевавшуюся макаку, в общем звуки, цвета, запахи, формы все время меняются, создавая каждый раз новое ощущение от этого бесконечного, происходящего внутри тебя праздника, на котором ты гость, но не хозяин. А потом, все-таки жарковато становится!
Мир растений внутри нас. Колосок тянется к солнцу, бутон засыпает под легким покрывалом вечерней прохлады, ромашки и подсолнухи жадно глотают серебряную росу, и жук, которого тоже можно при желании считать растением, застенчиво продвигается вверх по гибкому с нежным пушком стебельку.
Радуйся! Потому, что и радость где-то внутри нас. Мы сами внутри нас, и планеты, и звезды, и кубы, и квадраты, и чернильные пятна на белой скатерти. И, наевшись досыта всем, чем только можно, я чувствую, что лопну от обжорства, я захлебнусь в тот самый момент, когда квадратное синее солнце наконец закатится мне за шиворот, и это будет той последней точкой, которую очень немногие люди умеют поставить вовремя.
Часть IV
Столько прицеливаться, прижимать приклад к щеке, затаиваться, замирать и выслеживать, и так и не позволить себе лишнего? Дождаться, когда собеседник раскрепостится, снимет защитные очки, и не обрушиться на него со всей обезоруживающей откровенностью, не признаться ему во всем? Таковы правила: стой и слушай, смотри на то, как перед тобой выворачиваются наизнанку, бесстыдно демонстрируя свои разноцветные потроха!
– Я знаю, она страдает, хотя виду не подает. Не хочет, наверное, чтобы другие догадывались…
Ты кидаешься в огнедышащий поезд, набиваешь топку углем, мечтая только о том, чтобы поскорее превратиться в крошечную точку на горизонте.
– А как бы вы поступили на моем месте? Скрипят тормоза, и синеватый дым одевает кабину.
Ты тащишься по синим тротуарам, спотыкаясь, пропускаешь вперед синие троллейбусы, время от времени утыкаясь носом в неуютные синие витрины. Приехали. Вот мы и дома.
– Вы думаете, мне легко? Ведь не моя вина в том, что у меня ничего не получается! Это было бы так несправедливо меня винить. А? И дорога зовет в бега, и деревья, и дома, и, выбиваясь из сил на специальном покрытии ипподрома, так хочется наконец оторваться и лидировать долго и гордо, в полном одиночестве.
* * *Царевна-лягушка поигрывает стрелами Иванушки-дурачка и так и дразнит, так и манит: «Что ж ты медлишь?! Дерзай!!» Ох, не спеши, ненаглядный мой, красивый мой, знанием жизни похваляться. Не спеши сдать экзамен первому встречному экзаменатору, который спит и видит, как бы тебя уличить и двойку поставить. Недоучил, проказник!
– А разрешение у вас есть?
– Есть, вот, пожалуйста.
– Здесь не хватает печати, спуститесь на первый этаж.
Они каждый вечер обсуждают по телефону покупки. А потом бабушка, шаркая ногами, идет ставить чайник, оранжевый, с белыми круглыми пятнами. Летом – осы, мы гоняемся за ними с газетой в руках, и, когда кто-нибудь наконец ловит одну из них, бабушка говорит: «Смотри, укусит».
Тревожные голоса, крики. Их спугнула собака, рыжий коккер-спаниель с вечно измазанными кончиками ушей. Вслед за ним показался охотник в маленькой шляпе с металлическим перышком. Они взмыли в небо и, не дождавшись выстрела, замахали своими напряженными крыльями.
Все-таки интересно, как эти гуси-лебеди каждый раз умудряются смыться?! Загадка, да?
* * *Восемь, половина девятого – детское время.
Танцы вокруг елки, детская сказка, оставь все, с чем тебе удалось сблизиться за день, – пора спать. Ты лежишь, с трудом удерживая глаза закрытыми, и мысленно продолжаешь строить из пластмассовых бледно-красных кубиков королевский дворец.
Вот она – жизнь. Это значит, хорошего понемножку, а плохого – сразу и много. Первое знакомство с житейскими правилами, каждый, сам того не подозревая, начинает с Макиавелли. Ты должен жить так, как будто живешь в огромном царстве, которым управляет превзошедший все науки Государь.
Смелость? Вот что такое смелость. Поступаешь так, как велят законы стратегии, не боясь, что потом сомнения, как бешеные собаки, нагонят тебя и искусают своими огромными клыками, измажут ядовитой слюной. А они побегут так быстро, поджав хвосты и шарахаясь от каждой лужи, что не убежишь и не спрячешься, они найдут по запаху, который всегда с тобой, твой неповторимый, пахнущий именно твоим страхом, дух.
Коккеры и доги, борзые и пудели, дворняжки, маленькие и пушистые, жалкие с виду и грозные, сенбернары и гончие, гончие – моя порода, они бегут, извиваясь, как плеть, рассекая воздух, как молнии, они находят первыми и стерегут до тех пор, пока не придет хозяин. И никому не придет в голову охотиться на своих же собак, только если какому-нибудь сумасшедшему или злодею.
* * *Параграф, тире, скобка, кавычки, двоеточие, запятая, пляшущий апостроф – соус к словам, горчица, перец и соль, которыми оттеняешь вкус, подсознательно стремясь к симметрии и завершенности. Половина строки верхнего ряда машинки, я расшифровываю, чтобы было понятно тем, кто не догадался. Кокетничаю, говорю о простом сложно, приплетаю всякую бахрому и кисть к выеденному изнутри яйцу, вожу напильником по звучащей пустоте, которая бывает так чарующа, так неуловимо прекрасна, что черт его знает, чего еще хочется?! Пустого звука, который бы ласкал ухо, а не раздражал его, цветка, вензеля, закорючки, ни о чем не напоминающих линий, переплетающихся и замыкающихся, запаха, не привязанного ни к какой сущности, а парящего независимо, наподобие сытой птички, порхающей просто так, для собственного удовольствия.
Смысл источает оттенки, истекает призвуками, смысл, как античная театральная маска, с одновременно смеющимся и плачущим обличием, проклятая Богом и благословленная дьяволом чертовщина, рядящаяся, словно престарелая кокетка, в разные яркие тона. То нагой изголодавшийся скиталец, то чуткий слуга, дамский угодник, заложник розового листа бумаги, то полководец несметного легиона.
Защекочет до смерти, заморочит голову, предскажет и оправдает эта трясущая по-цыганочьи плечами и приплясывающая под звуки гитары суть, никогда не вившая гнезд и не жившая на чердаках, ночующая в безумном взгляде попавшего к ней в плен маньяка. И если я ошибаюсь, пусть старшие товарищи поправят меня.
* * *Высокий прыщавый парень в военной форме надвинул фуражку на глаза и не переставая плюет на тротуар сквозь щелочку между двумя передними зубами. На щеках отвратительная рыжая поросль, отчего агрессивность его вида угнетает еще больше. Мимо проплывает девушка в черной куртке, узких, черных, белую полоску брюках и с несусветной копной крашеных волос на голове. Меня передергивает, когда я пытаюсь представить себе, как она курит, оставляя на фильтре отвратительный жирный след от помады. Иногда такие фифы курят стайками, оставляя целую горку измазанных окурков в блюдце из-под кофейной чашечки.
Сегодня над городом висит тяжелый туман. Изо рта идет такого же цвета теплый пар, и, когда человек курит, непонятно, чего он выдыхает больше, дыма или пара. Бывает так, что человек, с которым разговариваешь, подходит слишком близкое дышит тебе в лицо.
Или спешишь куда-нибудь, и вдруг идет навстречу старый знакомый, с которым встречаешься раз в пять лет. Начинаешь жаться к стене или прятаться за колонну. Но это, как правило, не помогает – попадаешься как кур в ощип. И летят из тебя перышки, и переминаешься ты с ноги на ногу, пытаясь вставить: «Ладно, давай, удачи тебе!» Никому, буквально никому нет до тебя дела, никому не интересно, хочется ли тебе слушать эти идиотские россказни или нет. Делают с тобой, что хотят, а потом еще недовольны, мол, не так смотришь, не то говоришь. Пренебрегают твоими личными интересами почем зря, а сами считают себя страдающими интеллектуалами, погибающими в набитом лохами мире.
Я бегу в кассу. Мне нужно купить билет, цена которого многим покажется просто фантастической. Вам дорого, а мне так в самый раз.
Некрасивая получилась история.
Просто она каждый раз думает, что если сделала что-нибудь хорошее, значит, у нее больше прав. Позволяет себе лишнее. Она считает, если у нее день рождения, то все должны по струночке ходить. Я терплю сначала, но потом обязательно срываюсь. Как рыба с крючка, к досаде проторчавшего полдня на берегу рыболова-спортсмена. Так и она.
Пестрые занавески, кашель. Сколько же разного кашля зимой?! В троллейбусе или метро, на концерте или в очереди начинает всегда какой-нибудь астматик, и все потом подхватывают и мощным хором допевают до конца эту изумительную песню песен.
