Вячеслав Ворон - Ёсь, или История о том, как не было, но могло бы быть
– Скажи мне, Охапкин, ты впустил этих людей в подполье? – осведомился тщедушный.
– Никак нет, товарищ Лев, никого не впускал, да и не было никого, – пробасил дежурный.
– А они утверждают, что ты указал им на дверь нашу и что пред парадной, на стене, висит какой-то ящик с названием нашего подполья. Что ты на это скажешь?
– Да врут они. Нет там никакого ящика, там вообще ничего нет. Враки, товарищ Лев. И дверь вашу я вчера в один цвет со стеной выкрасил, ее даже при полном солнце не заметишь.
– Ну-с, что вы на это скажете? – спросил товарищ Лев, оборачиваясь к Наде.
– Я ничего не понимаю, вы же нам указали на дверь эту, мы вам сказали, что в подполье, вы и указали.
– Не указывал я вам, я вас вообще в первый раз вижу, Спал я, ваше благородие, – оправдываясь, дежурный посмотрел на Джежинского.
– Какое я тебе ваше благородие? – возмутился Джежинский. – Я вот с ними, – он пальцем показал на Надю и Сталена.
– Да какая разница, была табличка или не была, видел нас ваш дежурный или нет, мы-то уже здесь, и стоим с вами разговариваем. Ищеек мы не привели, – вмешался Стален.
– А откуда мне знать, что вы сами не ищейки? – спросил Лев.
– А оттуда, – Стален указал пальцем в потолок. Странным образом это подействовало на тщедушного. Он распорядился дежурному никого не впускать и закрыть дверь с обратной стороны. Потом пригласил гостей в противоположный угол от типографии, велел ее приостановить, и усадил гостей против себя.
– Лев Давидович Троцкин, – представился он, – идеолог КомИнтерна. – Если все, что вы рассказали, правда, то это провидение. По-другому я это не назову. Нет у нас никаких табличек и вывесок с нашими определениями и Охапкин не дежурный, а наш законспирированный работник. Здесь мы готовим революцию.
Надя нервно заерзала на стуле.
– Я сегодня тоже об этом утром говорила, революция неизбежна. Нас точно друг другу Ленин послал. Иначе как мы все трое видели одно и то же. Без Ленина промысла не обошлось. Я даже придумала идиому: «Когда низы не хотят, а верхи не могут», – гордо произнесла Надежда.
– Я продолжу. Мы глубоко законспирированная организация. Наш девиз: «Один за всех, и все за одного». Глаза Нади заблестели от счастья. Троцкин продолжал:
– Мы построим светлое будущее, и никто нам не сможет помешать. Мы построим не светлое, а красное будущее, цвета алой крови, и ни один империалист не сможет нам помешать в этом. Наша сила – в народе. Мы разбудим от спячки страну, – все больше распалял свой ораторский талант Лев Давидович, применяя шаблонные тезисы Маркса Энгельса. – Пролетарии всех стран должны соединиться и взять в свой мозолистый кулак гидру капитализма и задушить ее.
– «И разорвать цепи неравенства, сломать хребет дракону порабощения», – подхватила Надежда, процитировав Маркса Энгельса.
– О, я смотрю вы начитанная барышня. Читали Маркса Энгельса, похвально, похвально, – возрадовался Троцкин. – Я так понимаю, мы сегодня точно определили свое будущее, – усиливая интонацию, процитировал Маркса Лев. – И кто не с нами, – произнеся, как призыв, он вопросительно посмотрел на зал.
– Тот против нас, – хором откликнулся весь зал.
Никита Хвощов и кукуруза-пейота
Новый рейс «Титаника» доплыл до берегов Южной Америки и доставил очередную партию туристов и эмигрантов в страны испанских конкистадоров. Никита Хвощов знал, кто его вызвал, но никак не мог взять в толк, зачем. Зачем он, скромный ботаник и селекционер, вдруг понадобился самому Сталену, да еще в Мексике. Никита был лауреатом его премии за селекцию кукурузы для вы ращивания оной на Соловецких островах и полях Крайнего Севера. Еще в студенческие годы молодого Никиту заин тересовала данная культура своей необычайной красотой, стойкостью к различным погодным и иным условиям. Он с упорством фанатика начал изучать данный вид культур и, учась на пятом курсе биологического факультета Агро БиоЭнергетического Института, на кукурузе защитил дис сертацию. И пошел семимильными шагами по коридорам ботанической науки.
Для начала он засеял выведенными еще в годы студенчества сортами весь целинный край: Казахстан, Поволжье, Урал и даже Дальний Восток. И когда появились первые побеги и початки, Никита вывел сорт, который мог плодоносить два раза в год. Это привело к избытку маиса, так кукурузу называло местное население, что повлекло за собой прирост свиноферм у того же населения и увеличению поголовья хрюшек в данных областях. И уже когда стали появляться излишки свинины и кукурузы, то местные производители наладили отгрузку излишек соседствующим областям. А взамен они стали получать порох, бенгальские огни, фейерверки, хлопушки. Всевозможные изделия для бытия, ведра, тазики, кастрюли, открывалки для вина, коромысла и т. п. И после насыщения областей этой утварью вагоны с переполненными до верха закромами двинулись на запад и заполонили данной продукцией все территорию Страны Советов. Правительство Страны Советов посчитало это экономическим прорывом и поручило молодому специалисту наладить произрастание кукурузы в условиях сурового климата. Предприняв несколько попыток засадить кукурузой Крайний Север, Никита, отчаявшись, вывел морозостойкий сорт кукурузы и засеял Соловки. И она взошла, на всеобщее удивление, на Соловках, за что и был удостоен премии Сталена, после чего стал ее лауреатом. Правда, лично со Сталеным он знаком не был. Он знал Филю Джежинского, и только потому, что тот председательствовал в литклубе «Лубянка-Андеграунд», а Никита был его членом. Он писал много и часто. Чаще, чем посещал литклуб. Муза его не покидала, и он старался быть с ней накоротке. Однажды в клубе к нему подошел Фил и сказал, что есть для него важное задание партии и что от его участия зависит судьба человека, да что уж там человека, целого народа, потому как сам товарищ Стален, желает с ним познакомиться. С последними словами у Никиты задрожало веко, т. к. встречи со Сталеным мало кому доставляли удовольствие, если не сказать грубее. Но он знал, что, если Сталену кто-то нужен, он его из-под земли достанет. Поэтому Никита с волнением поинтересовался у Джежинского, на кой он нужен Сталену, и, получив неопределенный ответ, вроде того, что он, Стален, хотел бы с помощью его, Никиты, произвести селекцию какого-то кактуса в Мексике, успокоился. Партия выделила Никите деньги, переправила его в Англию, где он купил себе билет на трансатлантический рейс, который доставил его в Мексику.
* * *Сойдя на берег, он остановил вояж, состоящий из парнишки, запряженного в колесницу, и приказал следовать прямиком к гостинице «Ледоруб». По пути следования Никита не без интереса осматривал все доступные его взору растения и моментально вычислял алгоритм селекции данной флоры в условиях взращивания ее в Стране Советов. Так катясь в повозке, он и не заметил, как оказался у центрального входа в гостиницу. Отблагодарив мальца одним песо, он вошел в вестибюль отеля. Масштаб красоты внутреннего убранства приятно удивил ботаника, он подумал, что и другие страны имеют вкус и деньги. Тут тебе и колонны из мрамора с золочеными капителями, и вазоны из чистого золота, и даже живые какаду в бронзовых клетках. Он подошел к портье, осведомился о местонахождении столичного министра и поднялся до заветного номера гегемона. Осторожно постучал в дверь. Стален отворил.
– Здравия желаю, Ёсиф Виссарионыч! – в голосе Никиты, были отчетливо слышны заискивающие интонации. – Ваш покорный слуга, Никита Хвощов, по заданию партии прибыл в ваше распоряжение.
– Какой-такой Хвощов, я никого не звал, а посему не званый гость, сам знаешь кто, – хитро улыбнулся Стален. – А коль знаешь, то и понимать должен, куда идить тебе.
Хвощов не ожидал такого приема. Он ко всему был готов, но только не к такому повороту. Куда ж это ему в незнакомой стране, да еще и не имеющему здесь ни одного знакомого и родственника идти? Он пригладил ладошкой лысину, вытирая выступившие от страха и жары капельки пота, и оправдываясь промямлил:
– Я, товарищ Стален, по приказу вашему прибыл, для селекции кукурузы с кактусом, я ботаник, доктор наук. Стален снова посмотрел лукавым взглядом на Хвощова и произнес:
– ТИ, дАрогой, ботаник, говоришь, по приказу партии прибыл, а кто мог тебе приказать, если я здЭсь а тИ там бИл.
– Мне приказал Джежинский.
– Джежинский не может приказать, он может вИполнить мою просьбу, понял ботаник? – строго сказал Стален.
– Понял, товарищ Стален, разрешите войти, – осмелившись, отрапортовал Никита.
– Входи, Хвощов, устал небось с дороги? – по-отечески спросил Ёсиф.
– Есть малость, поспал бы.
– Вон там, – Стален указал вглубь комнаты, – есть диван, иди прикорни чуток, а я пока мысли соберу воедино. Надо подумать, как мне тут с одним прохиндеем договориться. Слыхал такого, Троцкина Льва?
Никита отрицательно покачал головой.
– Ну, тогда услышишь еще. Иди спи. Нас ждут великие дела.