Александр Проханов - Политолог
На экране подбородка, из голубой млечности, словно лунные пятна, появлялись изображения. Величественный лик римского императора в золотом венце. Яростный предводитель гуннов, с рассыпанными по плечам волосами. Основатель династии Меровингов в диадеме с сапфирами. Германский король с рыжей как огонь бородой. Их сменяли властители Франции – камзолы с кружевными манжетами и плюмажем на шляпах, полевой сюртук и военная треуголка. Стрижайло узнавал английских правителей, которых видел совсем недавно в ночном дождливом Гайд-парке, – воинственного Кромвеля и брюзгливого Черчилля. Вашингтон и Рузвельт и черный, с красным языком, Поль Робсон напоминали изображения на майках, какие продаются в недорогих бутиках хип-хопа. Бисмарк и Гитлер, оба в профиль, воспроизводили изображения на немецких почтовых марках. Иван IV был скопирован с парсуны. Петр I – с мозаики Ломоносова «Полтавская битва». Ленин был работы художника Жукова. Сталинский профиль был взят с медали «За победу над Германией». Максим Горький – тот самый, что и поныне украшает «Литературную газету». Упоминание Потрошкова о том или ином представителе «Иудина племени» тотчас переводилось в изображение, и Стрижайло казалось, что подбородок превращает мысль Потрошкова в голографическую картинку, которую можно вращать и увидеть, как подстрижены волосы на затылке фюрера, какой жировик набух за ухом Фридриха Барбароссы.
Картинки возникали и таяли, и это напоминало сон с открытыми глазами или лунатическое шествие по карнизу небоскреба. Учение, которое он слышал, порождало безволие. Он понимал, что приобретаемое знание лишает его сладкой мечты – перенестись в иную, сокровенную жизнь. Навсегда оставляет в жизни нынешней, где властвуют демоны, захватившие в плен его душу.
Каждое слово Потрошкова порождало легкую вибрацию, – это вздрагивали округлыми шерстяными тушками населившие его «духи тьмы».
– «Иудино племя» прочерчивает в истории отчетливый след, являя нам деятелей властных и могучих, собирателей земель, устроителей царств. Все народы, все земные пределы, все бытующие в человечестве знания и умения должны слиться в единую мировую чашу, в которой вскипит огненное и лучезарное «второе христианство». Мы отыскиваем этих отпрысков богооткровенного апостола по царственным венцам, великолепным дворцам и храмам, великим походам, грандиозным битвам. Иногда и по плахам, массовым казням, пожарищам и погромам. Иногда же хроники и свидетельства очевидцев, народные предания и волшебные сказы указывают нам, как внезапно тот или иной владыка – кесарь или король, народный вождь или полководец – в самый яркий момент своего богооткровенного творчества обретал черты праотца. Словно молекула, залетевшая в его плоть из синайской пещеры, раскрывала свое сокровенное происхождение, награждая ее носителя чертами Иуды. Так, позднеримский писатель, участник битвы с варварами, свидетельствует, как несущийся во главе варварской конницы белокурый и голубоглазый Аттила, в кожаных доспехах, звериных шкурах, свирепо рассекающий ряды легионеров, вдруг преобразился в седле. Превратился в прекрасного смуглолицего иудея с фиолетово-черным взором, смоляными кудрями, алым огнедышащим ртом. В седле скакуна мчался апостол Иуда, неся на острие копья сверкающий «поцелуй Христа». Рассказ гугенота, уцелевшего после Варфоломеевской ночи, повествует о Карле IX, который с балкона дворца расстреливал из мушкета несчастных иноверцев, мужчин и женщин, выбегавших в нижнем белье на улицы ночного Парижа. После очередного удачного выстрела, когда сраженная пулей пышногрудая женщина упала на мостовую, прикрывая телом младенца, на балконе дворца вместо короля вдруг возвысился прекрасный темнокудрый еврей с любящим вдохновенным лицом, и в стволе мушкета цвела благовещенская алая роза. Президент США Трумэн, немощный, в инвалидной коляске, в Овальном кабинете Белого дома ждал сообщения о результатах спецоперации, когда «Летающая крепость» Б-29, бортовой номер 44–86292, приближалась к Хиросиме, неся на борту атомную бомбу «Малыш». Когда заряд накрыл Хиросиму и командующий Тихоокеанским флотом доложил об успехе, президент из немощного англосакса превратился в красавца Иуду. Яростный, великолепный, пылая очами, поднялся с инвалидной коляски, поцеловал воздух алыми губами, посылая воздушный поцелуй в Хиросиму, возвещая эру атомных бомб и «меченых атомов», где каждый взрыв, каждый дымный взорванный кратер – божественный цветок мироздания. В русском фольклоре, в монастырских списках, в пересказах иностранных послов есть свидетельства дивных преображений, когда в облике царей и правителей проступал их великий пращур. Иван Грозный, явившись в Новгород, устроил резню – топил вольнолюбцев в Волхове, рубил посадским головы на плахах у Святой Софии, бросал в костры отроковиц и младенцев, саблями рассекал на куски строптивых купцов. Стоял на мосту, обезумевший, в рыцарских латах, с окровавленной саблей. Смотрел, как под мостом проплывает плот и на нем корчатся посаженные на кол мятежники. Преобразился ликом, обрел черты прекрасного иудея, посылал казнимым воздушный поцелуй, и те отвечали мертвеющими губами. Петр Первый в застенке, подняв на дыбу тщедушного сына, приказал его бить хлыстом, вышибал из щуплого тела клочки кровавого мяса, подносил к окровавленным ребрам пук горящей соломы. Когда царевич отдавал Богу душу, царь внезапно скинул камзол, сбросил парик. Возвысился под мрачные своды, обратившись в красавца-еврея со смоляными кудрями. Наклонился к сыну, целуя его последним лобзанием, и царевич с дыбы откликнулся на поцелуй словами: «Люблю тебя, отче…»
Стрижайло пребывал в болезненном возбуждении, напоминавшем горячечный бред. Все его тело жгло, будто в сосудах перемещался огненный червь, вторгался в ту или иную часть тела, накаляя ее изнутри. Снаружи выступала больная сыпь, воспаленная краснота, водяные волдыри, какие бывают, если хлестнуть крапивой или вкусить ядовитых грибов. Червь был невидим, но отчетливо ощутим своим ввинчиванием и проникновением в суставы и печень, в изнемогающее сердце и набухший мозг, где пульсировал готовый разорваться сосуд. Так действовали слова Потрошкова, который не уставал свидетельствовать о чудесных преображениях, где в разные времена и царствования являлся народам Иуда. Так, по утверждению Потрошкова, он явился весной 45-го года в бункере имперской канцелярии, где Гитлер сбросил военный френч, содрал с верхней губы усы, стянул с черепа косую челку и предстал в абсолютно неарийском образе древнего иудея, – в таком виде и засунул ампулу яда в улыбающийся рот Евы Браун. Произнося знаменитую речь в Фултоне, возвещавшую начало холодной войны, Черчилль вдруг лопнул, как перезрелый патиссон, и из него восстал библейского вида, смуглый, страстный семит, закончивший речь на клокочущем арамейском языке. Ленин, приехав из-за границы на Финский вокзал, поднялся на броневик, взывая к восставшему пролетариату, и уже на четвертой фразе в туманном воздухе на мокрой броне возвышался неистового вида зелот с перевязью на смуглом лбу, голый по пояс, играя мускулами, держа в руках пергаментный свиток, где Апрельские тезисы были зашифрованы халдейской криптограммой. Сталин превратился в Иуду на глазах Судоплатова, когда тот сообщил, что отточенный ледоруб Меркадера пробил черепную коробку Троцкого. Максим Горький на трибуне Первого съезда писателей, провозглашая метод социалистического реализма, вдруг стал похож на того обворожительного Иуду, которого на фреске «Тайная вечеря» изобразил бессмертный Леонардо. Был, впрочем, и конфуз, случившийся с Ельциным, – желая повторить пафосную сцену на Финском вокзале, он тоже залез на танк. Однако превратился не в великолепного, дивного ликом Иуду, а в худосочного, облупленного, с утлым тельцем и мохнатенькой бородкой политолога Радзиховского.
Стрижайло чувствовал в себе движенье червя, упругие конвульсии, катившиеся по кольчатому телу, сгустки перистальтики, ядовитые соки, жалящие изнутри нежную плоть. Был близок к обмороку.
– Откуда вы все это знаете?.. Откуда в вас сокровенное знание?.. – прошептал он, обращая к Потрошкову пылающее лицо.
Воздух вокруг Потрошкова остекленел. По нему побежала рябь. Образ Потрошкова заструился, как отражение, стал распадаться. И вместо шефа ФСБ, его партикулярного пиджака, дорогого, но скромного галстука, узкой макушки, которая расширялась в мясистые сизые щеки и кожаный, похожий на кошель подбородок, вместо сизого вислого носа и зеленых каменных глаз вдруг явился иной облик. Смуглая атласная кожа прекрасного молодого лица. Гордый орлиный нос пылкого иудея. Вьющиеся, с вороньим отливом волосы. Алые губы, в которых жемчужно блестели зубы. Совершенное в пропорциях тело, едва прикрытое легкой накидкой. Иуда во всей неукротимой энергии и апостольской страсти, вероучитель, хранитель заветов, носитель великих тайн, возник перед Стрижайло. С любовью и неотступным бдением взирая на него пылающими месопотамскими очами. Прикладывал к его горящему лбу перстень с магическим камнем, на котором был иссечен знак рыбы. Стрижайло ахнул и лишился чувств.
