Борис Хмельницкий - Интриганы
В комнате появился человек в длинном кожаном плаще и в черных солнцезащитных очках. От него пахло коньяком и сигарным дымом. В коридоре, прижимая к груди газету «Песни о главном», стояла Кира Арнольдовна. Это она открыла посетителю входную дверь. В другом случае, впустив в дом мужчину (да еще так пахнущего!), она бы немедленно юркнула в свою комнату, но сейчас дело касалось дорогого ей Самсона, и она отважилась остаться.
– Собирайтесь, – сказал кожаный плащ.
– Опять?! – всхлипнул Самсон, вспомнив недавний арест. – За что?
– Не за что, а куда? – поправил его плащ. – На репетицию. Вас же вчера предупредил Зильберлейб. И не забудьте тексты своих песен.
– У меня их всего пять, – смутился Самсон.
И тут Кира Арнольдовна не сдержала переполнявших ее чувств.
– Я знала! Знала!.. – вскричала она, размахивая газетой. – Я всегда в вас верила!..
– Вы, наверное, хотели сказать, верили в талант господина Далилова, – поправил ее кожаный гость.
– В талант! Безусловно, в талант! – немедленно согласилась Кира Арнольдовна, но, сообразив, что разговаривает с незнакомым мужчиной, стушевалась и исчезла.
Самсон вяло поднялся, достал из шкафа пожелтевшую от времени школьную тетрадку и последовал за гостем.
Во дворе его ждал лимузин. Гость предупредительно распахнул дверцу машины, при этом внимательно осматривая крыши и окна домов, выходящих в тупик.
– Давайте знакомиться, – сказал он, когда машина тронулась с места. – Я ваш телохранитель Виктор, ударение на втором слоге, и головой отвечаю за вашу жизнь. – Он прикрепил под лацкан пиджака Самсона небольшой микрофон. – Связь будем осуществлять по рации.
Возле бара, куда подъехала машина, толпились папарацци. И едва нога Самсона ступила на землю, как они гурьбой кинулись к нему, подняв невероятный гвалт. Самсона ослепили фотовспышки, оглушило жужжание кинокамер. Телохранителю пришлось применить силу, чтобы оттеснить толпу и провести Самсона в подвал.
– Ничего не понимаю, – сказал Виктору Самсон. – Почему они?..
– Прочтете статью о себе, поймете, – заверил телохранитель.
– Я газет не читаю.
– Тогда прочтите в интернете.
– У меня дома нет компьютера, – признался Самсон. – Дорогое удовольствие.
– Уже есть, – успокоил его телохранитель. – Ноутбук последней модели. Интернет оплачен на три года вперед. И айфон тоже есть. И музыкальный центр. И плазменный телевизор. Я вас потом научу ими пользоваться.
В баре Самсона ждали Кэбу, Курица со своей группой «Кайф», певица и восемь балетных пар во главе с балетмейстером, приглашенных Зильберлейбом для работы в предстоящем шоу. На лицах у всех (за исключением насупившейся певицы) цвели радушные улыбки. Но певицу можно было понять: в считанные часы она из главного лица, на которое в концертах направлены прожектора и взгляды, превратилась в девушку без имени и славы, стоящую на заднем плане и подпевающую солисту.
– Не будем терять время, – сказал Зильберлейб, подводя Самсона к Курице. – Концерт состоится в следующую субботу.
Вопреки настороженному ожиданию Гоши, у Самсона оказался хоть и не сильный, но приятный баритон, и в тональность он попадал. Тексты песен тоже отвращения не вызывали: простенькие песенки для тинейджеров. Хуже дело обстояло с их количеством, но Курица был спокоен, его группа умела исправлять подобные недостатки.
– Выкрутимся, – сказал он. – Из пяти песен сделаем пятнадцать и чуть подправим фонограмму. Пипл ничего не поймет и не заметит. Чем, в конце концов, мы хуже автора песни о скачущих лошадиным галопом мыслях? Он только так и делает.
И репетиция началась. Работали до изнеможения – группа с Самсоном и певицей на помосте, а балет в зале, откуда предварительно убрали столы и стулья. Балетмейстер, вслушиваясь в ритм, гонял людей до седьмого пота – создавал пластический рисунок подтанцовок.
– На сегодня все, – сказал Курица, когда стрелки на часах подошли к пяти. – Завтра начнем пораньше, часов в десять.
– А какой сегодня день? – внезапно спросил Самсон.
– Пятница.
– Отвезите меня на автовокзал, – попросил Самсон своего телохранителя, просидевшего всю репетицию у стойки бара с бутылкой пива.
– Минутку. – Телохранитель нагнул голову к воротнику плаща. – Мы направляемся на вокзал, в зону скопления людей. Требуется подстраховка. – И перевел взгляд на Самсона. – Поехали.
11
Телохранитель не ошибся, людей на вокзале оказалось много – зал заполонил цыганский табор. Цыганки, звеня монистами, громко переругивались, их мужья, столпившись возле киоска, требовали у испуганной продавщицы пиво, расшалившиеся цыганята бегали по залу, дрались, орали и плакали. Шум стоял невероятный, от многоцветных цыганских одежд рябило в глазах. За колонной какой-то солдат в форме без погон и опознавательных знаков обнимал девушку. Девушка била его кулачками по груди и твердила: «Ну зачем? Зачем ты подписал этот контракт? Там же война, там стреляют!» «Там хорошо платят, – объяснял солдат, – а ты без работы. Я смогу присылать тебе денег». «Береги себя, – шептала девушка. – Я буду ждать. – И, обливаясь слезами, вновь била его кулачками по груди. – Ну зачем?! Зачем ты подписал этот жуткий контракт?! Если с тобой что-то случится, я не смогу жить!..»
Внимание Самсона привлекли трое мужчин, расположившиеся рядышком на скамейке. Не реагируя на хаос, создаваемый табором, они сосредоточенно лепили из пластилина фигурки зверей. Один из них был до глаз укутан шарфом.
– Наши, – подмигнул Самсону телохранитель. – Лепка – отличная конспирация.
Своих сокамерников Самсон отыскал на прежнем месте и за привычными для них занятиями: Бюргер развлекался в тире, Живчиков учил Колунова жить, а Маэстро с ассистентом и Марией расписывали пульку. И только Милочка не терлась, как всегда, возле Бюргера, а с недоступным видом сидела рядом с Маэстро. Она не простила бывшему любовнику предательского поведения в изоляторе.
Самсон остановился неподалеку, никем не замеченный, и некоторое время стоял слушал.
Бюргер выстрелил и промахнулся.
– Дрянь винтовка! – разозлился он и повернулся к игрокам. – Я тут за деньги, что нам выплатили за незаконный арест, купил себе духовое ружье. Теперь жду случая, что проверить в действии.
– А я шляпку купила! – воскликнула Милочка, давно ждущая подходящей минуты, чтобы похвастаться. – От Валентино. Просто загляденье! Напрасно вы отказались от этих денег, Маэстро.
– Если бы только от своих! Он и меня заставил отказаться, – сказал ассистент и метнул в сторону ясновидца злобный взгляд.
– Шляпка – говно, – сказал Бюргер. – Горшок с бантиками, я видел.
– Прошу не выражаться, – попросил Бюргера Живчиков. – Здесь же дамы.
– Говно – это не выражение, – возразил Бюргер, – а точная характеристика предмета.
– Мы называем это органическим удобрением, – не остался в стороне от филологического спора Колунов. – Очень полезная вещь для огорода, экологически чистые овощи получаются.
– Обывательское мнение, – сказал Живчиков.
– И что плохого? Я тоже обыватель, – заявил Рыжаков. – Ем, пью, пользую баб, живу, короче. А на все остальное мне начхать!
– Какая гадость!.. – Живчиков чуть не задохнулся. – Из-за таких примитивных существ, как вы, наша культура в упадке!
– А если по морде? – спросил ассистент, вставая.
– Только посмейте! Будете иметь дело с моим адвокатом!
– И адвоката можно по морде, – сказал ассистент, с угрожающим видом приближаясь к Живчикову.
Предотвращая назревающую драку, Самсон выступил вперед. Телохранитель последовал за ним.
– Самсон! – обрадовалась Мария. И, заметив охранника, спросила: – Вы с другом?
– С охранником, – улыбнулся Самсон.
– Талант – национальное достояние, – объяснил Виктор. – Его нужно беречь.
– Я, может, тоже национальное достояние! – Мощный торс телохранителя показался Милочке достойным ее чар, и ее суровость моментально улетучилась. – Мне тоже нужна охрана.
Тем временем Самсона окружили цыганки. Виктор насторожился, двое из трех любителей лепки поднялись со своих мест.
– Давай, золотце, я тебе погадаю, – предложила одна из них, на вид самая старшая. Полное морщинистое лицо ее светилось доброжелательной улыбкой. – Всю правду скажу: что было, что есть, что ждет впереди. Вижу, вижу, тяжесть на сердце имеешь, тоска душу грызет.
Ее черноволосые товарки все время перемещались, вились вокруг Самсона, словно стервятники над жертвой. И что-то частили, частили на своем языке. Свет факелов отражался в их золотых украшениях, разнообразил цвет иссиня-черных волос, цветы на подолах их многоцветных юбок взметались и оседали. Этот древний кочевой народ чуял добычу, как хищник, нутром выбирая самого слабовольного и внушаемого.
Двое «скульпторов» подошли поближе. Телохранитель взял старуху за локоть.
