Борис Хмельницкий - Интриганы
Дверь ему открыла продавщица Нюра в клубничной маске на лице и ахнула.
– Японец?!.. Вы к кому?.. Пардон, я же по-вашему ни бум-бум.
– Со мной можно по-русски.
– Чудны дела твои, господи!..
– Я к Далилову, – сказал Кэбу. – Он дома?
– Там. – Нюра успокоилась и указала на дверь Самсона. – Слышите, гитара вон. Вы идите без стука, он, когда на гитаре тренькает, ничего не слышит. А после можете ко мне заглянуть, – кокетливо добавила она. – Я сегодня выходная. Моя дверь напротив.
– Спасибо, – поблагодарил Зильберлейб и отправился знакомиться с Самсоном.
Обстановка в комнате была скромной – диван, шкаф, стол, стулья, полка с книжками, квадратное зеркало на стене и небольшой аквариум, в котором лениво шевелили плавниками пучеглазые вуалехвостки. Единственным ярким украшением комнаты был цветной постер с видом на гору Арарат.
Самсон сидел на диване и что-то напевал, меланхолически перебирая струны гитары. Увидев незнакомого человека в японской одежде, Самсон отложил гитару и встал. Его реакция на незнакомца ничем не отличалась от Нюриной:
– Вы… – растерянно бормотал Самсон. – Немен зи плац, битте… Нет, не так…
– Все так, – сказал Зильберлейб. Ему было достаточно одного взгляда, чтобы понять, что за человек стоит перед ним. – Я знаю идиш, а это все равно что немецкий. Зильберлейб, – представился он. – Продюсер. – И, не дожидаясь ответа, продолжил: – Проклятая работа. Таскаешься по всем весям, мечешься из города в город, ищешь таланты, как петух зерно в мусоре. А все ради чего? Ради святого искусства, которому служишь преданно и честно. Понимаете? Нет-нет, не отвечайте, знаю, что понимаете. Ибо тоже служите этому чудовищу, пожирающему все наши душевные силы. Но не отвлекайтесь, играйте, пойте, прошу вас.
– Что петь? – невнятно спросил Самсон, пытаясь хоть что-то понять из речи странного гостя.
– То, что вы только что пели! – воскликнул Кэбу. – Я никогда раньше не слышал этой песни. Стоял у ваших дверей, подслушивал и восторгался. Отличная песня, с юмором. Можете мне поверить, я в этом разбираюсь. Пожалуйста, продолжайте.
Самсон без возражений взял гитару, запел:
– Я пою, я пою
Эту песенку мою.
Только папа и мама
Повторяют упрямо:
«Хоть на час,
Ради нас,
Но прекрати свой глупый джаз…»
Зильберлейб присел на краешек стула, подпер рукой голову, прикрыл глаза и улыбнулся. Он умел отключаться от звуков, когда хотел. Так порой отключается человек под бубнеж телевизионных обозревателей. «Интересно, – думал Кэбу. – Такая чушь, и вдруг под крышей СБ? Впрочем, меня это не касается, мое дело его раскрутить. Надо так надо!..»
– Отлично! – Кэбу прервал Самсона на полуслове. – Будьте завтра с утра дома, за вами заедут.
– Не могу, – промямлил Самсон. – Мне нужно искать работу.
– Вы ее уже нашли, – улыбнулся Зильберлейб и достал из портфеля объемистую пачку денег. – Вот вам на первый случай. Извините, что в английской валюте, другой под рукой не оказалось. – Он положил пачку на стол и удалился.
Нет, все-таки не зря Кэбу слыл талантливым продюсером, работать с которым стремились все музыканты, он знал, как заставить людей восхищаться собой.
Самсон удивился тому, что еврейский японец раздает не иены, а фунты. Может, это провокация, направленная на банк? Но, вспомнив, что он уже в банке не работает, вскрыл пачку и достал одну купюру. На ней был отпечатан профиль какой-то королевы, похожий на профиль Дианы. Самсон взвыл и накрыл пачку подушкой – подальше от глаз. Это не помогло, не могло помочь. Любовь вошла в него, как звуки входят в сознание, – невидимо и беспрепятственно, обожгла беззащитное сердце и застряла там навсегда.
Возвратившись в студию, Кэбу отправил посыльных в редакцию газеты «Песни о главном» и в подвал к Курице с предложением явиться немедленно. Карачумов, чей инстинкт всегда вел хозяина на запах неучтенных денег, явился сам и привел с собой оператора телевидения. Оба были готовы в любую минуту начать съемки музыкального клипа.
– Подожди, все соберутся, тогда будем эсбэшные бабки осваивать. А пока угощайся сакэ, – предложил Кэбу.
– Сакэ так сакэ, – сказал Карачумов, налив себе полный стакан сакэ.
– Ты что, сакэ стаканами глушить собрался?
– А мне все равно что, лишь бы не купорос, – пошутил прославленный режиссер. – Купорос душа не принимает. Шучу, шучу… – И тут же выпил сакэ в три глотка, залихватски задрав голову и прикусив ленточки бескозырки, чтоб не свалилась.
Пить и одновременно держать в зубах ленточки – это ж какой опыт потребления алкоголя надо иметь!..
В этот момент под окном бюро загрохотал мотоцикл музыканта Гоши Кураева, кличка Курица.
Гоша Кураев стал известен в те времена, когда авангардная музыка была под запретом и за ее исполнение можно было загреметь в места не столь отдаленные. Тогда он бесстрашно создал группу «Кайф». Друзья-музыканты отыскали просторный подвал в освобожденном от жильцов доме под снос, привели его в порядок, побелили и стали давать там подпольные концерты. Затем режим сменился, и Гоша сделался полновластным владельцем этого помещения. Он выбросил из подвала ящики, ранее заменявшие стулья, поставил столы и оборудовал бар.
Время шло. За прошедшие годы ребята из группы постарели, обзавелись семьями, но своему юношескому увлечению музыкой и байками (в смысле – мотоциклами) не изменили. Они по-прежнему носили длинные волосы, стянутые на затылке резинкой, черные кожаные куртки и, уже не таясь, продолжали давать концерты и пугать жителей канонадным грохотом мотоциклов. Но популярность авангарда, утратив свою подпольную привлекательность, сошла на нет, и группа потеряла большую часть своих фанатов. И, соответственно, доходов. От полного финансового краха их спасал кураевский бар.
Посыльный от Кэбу застал группу в разгар репетиций. На невысоком помосте пела певица с приятным, с оттяжкой в хрипотцу голосом. Услышав, что его зовет сам Зильберлейб, Курица отменил репетицию, бросил обиженной певице: «Тебя не спросили!» – уселся на мотоцикл и помчался в бюро фирмы «Х+3».
Пренебрегая собственным правилом, Кэбу велел пропустить его в своей одежде и в трех словах обрисовал ситуацию.
– Ты должен начать с ним работать.
– Но музыка-то у него хоть приличная? – спросил Гоша.
– Дело не в музыке, а в генерале СБ. Реклама, охрана, медицинские страховки и полные стадионы гарантированы.
Курица, почти физически ощутив шелест новеньких банкнот в руках, не раздумывая согласился. А тут и журналисты подоспели.
Партнеры быстро подсчитали, кому сколько, и разошлись, довольные нежданным заказом.
Наутро популярная в народе газета «Песни о главном» и внеочередной номер журнала «Рок и поп» сообщили своим читателям радостную новость: после десятилетнего перерыва в шоу-бизнес возвращается группа «Кайф». В программе песни в исполнении автора – выдающегося барда Самсона Далилова.
А на улицах репортеры телевидения проводили летучий опрос прохожих, задавая один и тот же вопрос, предварительно читая несколько строк стихотворения.
– Знаете, чьи это строки:
«Одну чувиху встретил я,
Провел домой на всякий случай.
У той чувихи два бедра,
Одно бедро другого круче».
Ответы прохожих поражали своим разнообразием. Называли в основном Пушкина, Лермонтова, Грибоедова, Чехова, Толстого и Достоевского. И только две аспирантки академии госслужащих были близки к разгадке, назвав Жванецкого.
– Нет, это не Жванецкий. Это Далилов, – объяснил репортер. И слава Самсона начала расти, как молодой бамбук.
10
Ночь перед первой репетицией Самсон долго мучился от бессонницы. Таращился у окна на висящий в небе скорбный молодой месяц, ходил по комнате из угла в угол и все твердил, бессмысленно и монотонно: «Нельзя! Забудь об этом! Вспомни, кто ты, а кто она! Выкинь из головы!» Под утро, утомленный, истерзанный, он прямо в одежде повалился на диван и забылся беспокойным сном.
Во сне ему привиделась Диана в белом свадебном платье. Она вышла на крыльцо церкви под руку с каким-то мужчиной в генеральской форме. Ревность охватила Самсона. Стало больно. Где-то зазвучали колокола…
Самсон открыл глаза и рывком сел на диване. Откуда-то издалека, словно из плотного, не пропускающего звуки тумана, доносились звонки в дверь. «К кому-то гости», – подумал Самсон. Он чувствовал себя совершенно разбитым.
Звонки прекратились, затем в комнату постучали.
– Секунду, – бесцветным голосом сказал Самсон. Он с трудом встал и поправил измятые после сна брюки. – Входите!..
В комнате появился человек в длинном кожаном плаще и в черных солнцезащитных очках. От него пахло коньяком и сигарным дымом. В коридоре, прижимая к груди газету «Песни о главном», стояла Кира Арнольдовна. Это она открыла посетителю входную дверь. В другом случае, впустив в дом мужчину (да еще так пахнущего!), она бы немедленно юркнула в свою комнату, но сейчас дело касалось дорогого ей Самсона, и она отважилась остаться.
