Борис Хмельницкий - Интриганы
Сидящий на руке воробей убедился в том, что Самсон действительно посмел явиться к ним без крошек, и возмущенным криком сообщил об этом своим товарищам. «Мстс!» – чирикнул нахал. Самсон понял, что он призвал стаю к мести, но не успел защититься. Птицы взлетели, закружились над его головой, и на Самсона посыпался град пахучих воробьиных гуано.
– Сволочи, – беззлобно крикнул Самсон, прикрывая голову. – Вам мало, что мне на службе в душу наплевали?!..
Настроение испортилось окончательно, гулять расхотелось. Да и невозможно гулять в таком, мягко говоря, непрезентабельном виде. И Самсон отправился домой.
9
Известный продюсер и хозяин популярного продюсерского центра «Х+З» унаследовал от своей матери имя Кэбу, чисто японскую внешность и любовь к японской культуре, а от отца фамилию Зильберлейб и организаторские способности.
Детство и юность прошли беззаботно и весело. Учился Кэбу спустя рукава, лентяйничал и окончил гимназию посредственно. (Услыхав фамилию Зильберлейб, никто не удивлялся, что гимназию, но только, что «посредственно».)
Окончив гимназию, Кэбу категорически отказался продолжать учебу в университете и с рвением принялся создавать личный капитал. От отца, владеющего подпольным цехом по производству джинсов фирмы «Ли», он знал, что наибольшую прибыль приносят операции «купля-продажа», и портовый город, в котором он жил, давал для этого широкие возможности. И Кэбу занялся фарцовкой. Фарцевал он всем, что пользовалось повышенным спросом. А так как в магазинах вообще ничего не было, спросом пользовалось все от ниток до разводных ключей, от алкоголя до колбас и сыров. Особым спросом пользовались тонкие презервативы, порно, сигареты, жвачка и нейлоновые рубашки «апаш».
Долгое время Кэбу был удачлив, легко откупался от ментов и гэбэшников, курирующих подпольную деятельность граждан, считался их крестником и чувствовал себя в полной безопасности. Это чувство его и подвело. Стремясь стать богаче отца, что вообще свойственно юности, он переключился на работу с золотом и валютой и был задержан оперативниками КГБ. Оперативники обнаружили в кармане восемнадцатилетнего юноши полторы тысячи долларов и пришли в восторг. Милицейские кураторы тут же открестились от своего подопечного.
Кэбу получил пять лет строго режима с полной конфискацией.
– Не таи зла, – сказал куратор, навестив его в камере перед отправкой в Сыктывкар. – Ты должен был схлопотать полную десятку, прокурор, сука, требовал. Мы твой пятерик едва отстояли, мотивируя тем, что ты наш информатор. Тебе надо было и ему заносить.
– Вернусь, буду иметь в виду, – сказал Кэбу, обнимая куратора.
Но пока он отбывал срок, в стране изменился режим, страна вернулась к законам забытого девятнадцатого века, и все, кто мог, начали безудержно воровать.
Это поклеп, скажут читатели: такого воровства в славном прошлом державы не было. Было, господа. Было! При царе Александре Втором, Освободителе. После указа о раскрепощении крестьян воровство даже царскую фамилию не обошло: один из юных великих князей спер у родной тетушки серебряный сервиз на шестьдесят четыре персоны. На двух подводах увез, недоросль, пока тетушка лечилась на водах в Баден-Бадене.
Вернувшись из мест не столь отдаленных, Кэбу вернуться к бывшей деятельности остерегся, пяти лет хватило, решил сперва осмотреться. Но деньги, как и всякого смертного, его зазывно манили. Присмотревшись к происходящему, Кэбу заметил, что культурно-просветительская ниша еще свободна, ибо от лозунга «хлеба и зрелищ» люди не отказались. И Кэбу создал вполне легальный продюсерский центр, зашифровав в его названии «Х+3» инициалы родителей – Хирико и Зеев.
Раскрутив несколько групп и успешно прокатав их по стране, он приступил к массовому производству дисков с национальной поп и рок музыкой. И деньги к Кэбу потекли рекой, только успевай считать.
Чтобы окончательно покорить прокатчиков, падших на все экзотическое, Кэбу съездил на родину матери в Осако и привез оттуда трех гейш и два десятка мужских и женских национальных костюмов для гостей и сотрудников. Две комнаты центра были переоборудованы под раздевалку, и теперь сотрудники и гости, прежде чем войти в бюро, обязаны были переодеваться в традиционную японскую одежду. Сам хозяин на работе носил сложный костюм эпохи сегунов Токугава. С гейшами он подписал пятилетний контракт, вменив им в обязанность посменную круглосуточную работу.
Мостовой (уже в новенькой генеральской форме) подъехал к бюро «Х+3» во время дежурства самой юной из них – гейши Ясико. Увидев человека, чье лицо постоянно мелькало на экране телевизора рядом с губернатором, девушка смутилась, и улыбка растерянности проступила на ее забеленном личике. Поминутно кланяясь, она провела генерала в комнату для гостей и помчалась к хозяину докладывать о визите нежданного гостя. Зильберлейб велел переодеть генерала, вызвать внеурочно двух других гейш и подготовиться к чайной церемонии.
Антона Антоновича переодели, прицепили к поясу меч и отвели в гостевую комнату, устланную циновками. Навстречу, почтительно сложив ладони на груди, вышел Зильберлейб в сопровождении двух вызванных гейш. Волосы Кэбу были свернуты на макушке в тугой пучок. Хозяин уселся возле низенького столика на пятки и указал гостю место напротив. Генерал кое-как повторил позу хозяина, и ноги его тотчас начали затекать.
– У меня к тебе секретное поручение, – сказал, ерзая, Мостовой.
– Нет-нет, господин генерал, – вежливо ответил Кэбу, – так нельзя. Сначала чай, дела потом.
Ясико внесла в комнату поднос с чашечками сакэ и, опустившись на колени, поставила поднос на стол.
– Отведайте сакэ, – предложил Зильберлейб. – Оно подогрето в меру.
Пить теплую водку, пусть даже и рисовую, генералу было непривычно и неприятно, но пришлось. Он проглотил глоток сакэ и передернул плечами. Устроившиеся в углу гейши запели. В их пении слышался щебет просыпающихся птиц, шелест весенней листвы, шепот морского прибоя.
– Девочек к работе гейши готовят с семи лет, – пояснил Кэбу. – Они все умеют. Почетная профессия. Не бляди, как у нас считалось когда-то.
За время чайной церемонии генерал прослушал еще несколько песен, увидел танец и узнал тайны икебаны. Ноги его окончательно затекли, и он уже проклинал и Зильберлейба, и гейш с их птичьими голосами, и вообще всех японцев, выдумавших такие мучительные чайные развлечения и теплую водку.
Когда наконец чай был выпит и гейши, закончив пытку, удалились, генерал в нескольких словах, изложил свое поручение – приютить и раскрутить начинающего поэта и исполнителя Самсона Далилова.
– Учти, это дело находится под моим личным контролем, – предупредил генерал, но завершил свою речь приятными для собеседника словами: – Деньги на раскрутку получишь в кассе СБ. Налоговая инспекция, полиция и пресса окажут тебе посильную помощь.
Зильберлейб заказ принял беспрекословно, что такое СБ, знал не понаслышке. Да и сумма, названная генералом в качестве поощрения, была заманчивой.
– Будет сделано, господин генерал! – Затем, помолчав, добавил: – У меня есть к вам небольшая просьба, ваше превосходительство.
– Выкладывай.
– Нуждаюсь в спонсорской помощи для постройки синагоги, разрушенной в период бескомпромиссной борьбы с космополитизмом.
– Ты хотел сказать, на храм синтоизма? – удивился генерал. – В твоем уголовном деле указана национальность – японец.
– На три четверти я иудей.
– Хорошо, найду тебе спонсоров, – пообещал Мостовой. – Но зачем тебе синагога?
– По пятницам там будет молитвенный дом, а все остальные дни недели – концертный зал, – ответил Кэбу.
– Теперь верю, что ты на три четверти иудей, – сказал генерал, с трудом выползая из-за стола.
Зильберлейб был человеком слова.
Попрощавшись с генералом, он немедленно приступил к выполнению задания и отправился на квартиру к Самсону.
Самсон жил в старом доме с облупленной облицовкой и обвалившимися балконами. Какой-то мужчина сидел на скамейке возле дома и лепил из пластилина зверушек. На скамейке уже сохли розовый слон и две синих собачки.
– Документы, – потребовал он, когда Кэбу приблизился к дверям подъезда.
– У меня с собой только водительские права, – сказал Зильберлейб, мгновенно сообразив, что человек сидит здесь неспроста и имеет право лепить зверушек.
– Годится. – Мужчина взял пластиковые водительские права, зачитал в воротник фамилию и номер, и откуда-то из-под шарфа сквозь треск и свист, какие бывают при настройке радиоприемника, прорвалась команда «Пропустить!».
– Никак не найдут средств на новую технику, – удрученно пояснил Зильберлейбу скульптор. – Проходите.
Отдуваясь, Зильберлейб поднялся на шестой этаж по темной и грязной лестнице и уткнулся в обитую дерматином дверь. Из протертого местами дерматина виднелась вата. Сбоку двери висела гирлянда из четырех звонков. Отыскать на затертых табличках фамилию Далилов не удалось, и он нажал верхний звонок.
