Виктор Дьяков - Дорога в никуда. Книга первая
Как это не парадоксально, но Дитерихс приказал наступать на многократно превосходящие его войска силы красных, и… земская рать потеснила противника. Что это было, сила рывка отчаяния, или большевики просто не ожидали, что восемь тысяч белых бойцов осмелятся атаковать более чем сорокатысячную группировку красных? Так или иначе, но весь сентябрь и начало октября шли упорные бои с переменным успехом. И лишь 14 октября, введя в бой все свои резервы, красные опрокинули противника буквально на всем протяжении фронта. 17 октября белые начали общую эвакуацию из Приморья. По железной дороге, морем на больших и малых судах, пешком и на подводах они покидали последнюю остававшуюся у них русскую территорию. 25 октября части Красной Армии вошли во Владивосток – Гражданская война в России завершилась.
Основную масса белых, военных и беженцев, интернировали на китийской границе в районе железной дороги. Китай страна крайне бедная и обеспечить беженцев хотя бы продовольствием было сложно. Потому люди стали разбегаться из тех лагерей, что китайские власти по обыкновению организовали на границе. Почти все они стремились попасть в Харбин, в большой и относительно благоустроенный город, с русским бытом и управлением город. На харбинских обывателей, не знавших ужасов гражданской войны, этот исход уже не произвел такого же впечатления, как осенью 20-го года, когда город захлестнула волна беженцев из Забайкалья. Тем не менее, очередной заряд пессимизма они привнесли, эти изможденные физически, и главное, морально сломленные люди, в которых было трудно признать бывших красавцев-офицеров и красавиц, блиставших на балах и в модных салонах, солидных господ и дам, румяных, резвых гимназистов и гимназисток…
Общественные организации Харбина объявили сбор пожертвований на обустройство и помощь беженцам. Полина, для которой состояние беженцев было более чем близко и понятно, до того крайне неохотно дававшая деньги на подобные благотворительные цели, сейчас не стала спорить с Иваном и согласилась внести немалую сумму и сама приняла участие по розыску и приему в «Очаг» девочек-беженок, лишившихся родителей. Эти завшивевшие, голодные, чумазые создания, с удивлением и восхищением смотрели на ослепительно красивую даму, которая без тени брезгливости переодевала их, мыла, вычесывала из их волос вшей. В то же время находились служившие в приюте воспитательницы, не дающие себе труда скрыть соответствующих брезгливых гримас, которые обычно бывают у болезненно чистоплотных людей при общении с заразными и нечистыми животными…
– Как так можно?… Ведь это дочери офицеров, казаков. Их родители погибли в борьбе за святое дело, среди них есть потомственные дворянки. И представь, какая-то бывшая горничная, выскочившая здесь замуж за конторского служащего, корчит из себя невесть что! Заразиться она боится… Тварь! – выражала, возвратясь со своей службы, возмущение Полина.
А в общественно-присутственных местах, в трактирах, ресторанах, прибывавшие участники последних сражений с большевиками с болью рассказывали о том, что ни доблесть, ни воинское мастерство, ни полководческий дар командиров не могли спасти положения. Об тех боях говорили едва ли не все русские живущие на линии КВЖД. Некоторые белые командиры обретали ореол героев. С особым восторгом отзывались об отряде анненковцев под командованием подъесаула атаманского полка Илларьева, о многих других. Но всех затмила слава енисейских казаков и их командира войскового старшины Бологова. В октябре енисейская казачья дружина Бологова, обороняя село Ивановку, отбила три штурма, сначала партизан, потом отборного кадрового полка РККА. Особенно памятен был последний штурм, продолжавшийся весь день и ночь с 8-го на 9-е октября. Енисейцы отбили все атаки, причем последнюю ночную, в кромешной тьме, уничтожив более трех сотен красноармейцев, понеся при этом незначительные потери…
21
1923 год в Харбине встречали так же, как и предыдущий, и на Крещение опять соорудили огромный ледяной крест на Сунгари, состоялся крестный ход, купание в проруби, много веселья и угощений. Решетниковы уже привычно ходили днем к кресту, а вечером приняли участие в застолье у Дитерихсов, где присутствовало много участников последних боев белой армии. Там же много говорили о судьбе беженцев и эмигрантского движения…
В феврале 1923 года, с целью оказания всесторонней поддержки русским эмигрантам, помощи в устройстве для них более или менее сносной жизни был создан Харбинский комитет помощи русским беженцам. Главной задачей комитета, стало привлечение организаций-соучастников, имеющих материальные средства. Помощь нуждающимся предполагалось оказывать за счет благотворительных пожертвований, субсидий харбинского городского управления, организации различных благотворительных концертов, вечеров, балов… Полина с сожалением покинула «Очаг», в котором ее ценили и любили, в который она вложила немала своих душевных сил. Но когда ее пригласили работать в беженский комитет, в один из его отделов, она согласилась не раздумывая – эта работа наиболее соответствовала ее характеру.
Тем временем бывший колчаковский генерал Ханжин, совместно с Дитерихсом стали организовывать дальневосточный отдел русского общевоинского союза, объединяя в нем всех антисоветски настроенных белогвардейцев. Ивану тоже предложили сотрудничать, на общественных началах. Полина сразу, что называется, «встала на дыбы». Во-первых, она не без оснований считала, что эта «общественная работа» отрицательно скажется на его службе у Чурина, ну и главное, она не сомневались, что рано или поздно этот Союз начнет засылку террористических групп на территорию Советской России, и Иван вполне может оказаться в такой группе. Впрочем, переживала по этому поводу Полина не очень долго. С весны у Ивана начались командировки на основной работе. Весной и летом 1923 года ему пришлось немало поездить по линии КВЖД в качестве приказчика отдела сельхозмашин фирмы «Чурин и Ко».
Фирма торговала как простыми, доступными небогатым хозяевам сельхозинвентарем типа пароконных сеялок, сенокосилок, железнокорпусных борон, лобогреек, однолемешных и многолемешных плугов, конных граблей, так и более дорогостоящими самосбросами-самовязами – машинами для жатвы зерновых требующими трехпарной конной тяги. Также пользовались спросом соломорезки и зерноочистительные молотилки. Но дорогие машины могли применять только в относительно крупных хозяйствах, так как они имели привод от локомобильных двигателей. Одним из самых богатых клиентов фирмы являлся некто Мурзин, бывший тобольский крестьянин, приехавший совсем молодым парнем на строительство КВЖД и с тех пор здесь осевший, разбогатевший. Его имение именовалось скромно Заимка, но на самом деле то было поместье, включавшее большой дом и множество хозяйственных и прочих построек. Мурзин имел до ста десятин земли в долине прилегавшей к КВЖД. Та долина лежала между отрогами Хингана, которые защищали ее от северных ветров, имела свой микроклимат, и в ней всегда зимой скапливалось много снега. Впервые попав сюда, Иван не мог не удивиться сходству этих мест с его родными. Он прямо об этом и сказал хозяину:
– У нас Бухтарминская долина ну почти точь в точь как здесь…
– Знаю я ваши места, приходилось бывать, когда в двенадцатом годе за сортовым зерном ездил. Как же, знатные места, для хлебопашества очень подходящие. Только вот суховато тама у вас, тута лето куда влажнее, а главное гляди, – хозяин ковырнул каблуком землю и поднял кусочек. – Видал земелька? Чистый чернозем, у вас тама не такая.
Иван вынужденно признал правоту слов хозяина, действительно места здесь были на редкость плодородные. О том свидетельствовали и урожаи. Мурзин сеял в основном пшеницу, и она в условиях многоснежной зимы, влажного и теплого лета давала превосходные урожаи в первую очередь озимых, заметно превосходя даже бухтарминские в лучшие годы.
– Солнца тут у вас больше нашего, вы ж южнее, – высказал некое «оправдание» местных высоких урожаев Иван.
– Тута оно все вместе. Я ж тебе говорю, и влага, и земля, и работники здесь у меня знаешь какие? Китайцы. Оне мне за самую малую плату готовы всю земельку руками перебрать, просеять, весь осот с молочаем повыдергивать. Я только их нанимаю. Тут ко мне наши в прошлый год приходили, семья из под Красноярска. Куды там, к такой работе не приучены. Я их почтишто сразу и рассчитал. Говорят, за такие деньги горб наживать не будем… Ну, раз не будете, так ступайте, у меня этих китайцев вона в очереди каждую весну и осень приходят, отбою нет, – Мурзин крепкий сорокапятилетний мужик в картузе и поддевке указал на пропалывающих его поля китайских поденьщиков.
И все-таки убирать свои чудо-урожаи только вручную Мурзин считал невыгодным делом, да и не хотел слишком уж зависеть от настроения китайских крестьян – среди них тоже начались брожения и некоторые уже не соглашались работать за ту плату, что назначал хозяин. В этот год Мурзин решил большую часть урожая убрать машинами, которые он и заказал у Чурина, а Иван приехал в качестве продавца-консультанта.
