Сергей Десницкий - Пётр и Павел. 1957 год
– Эльза Антоновна, простите моё излишнее любопытство, но я случайно услышал, как вы в разговоре с Иннокентием Юрьевичем назвали фамилию…
Медсестра насторожилась:
– Какую фамилию?.
– Гамреклидзе… Или мне показалось?..
Она ответила не сразу.
– Нет, не показалось… Но… Вы что?.. Знаете его?..
Пришёл черёд смутиться Троицкому:
– Знаю… То есть лично с ним я не знаком, но… По рассказам других… Я хорошо знаю одну грузинскую семью, которая носит фамилию Гамреклидзе.
– Ах, вот оно что… – медленно протянула медсестра.
– Скажите, а вашего пациента случайно не Георгий зовут?..
С Эльзой Антоновной случился небольшой шок. Она пугливо огляделась по сторонам.
– Здесь говорить нам неудобно, – и вдруг решительно предложила. – Пойдёмте к вам.
В этот вечер услышать последние известия из уст очаровательной Анечки товарищу Троицкому не довелось. До позднего вечера они просидели в палате у Троицкого и узнали один от другого очень много интересного.
– Я должна вас предупредить, Павел Петрович, всё, что я вам сейчас расскажу должно остаться сугубо между нами. Я подписала очень серьёзную бумагу, где обещала не разглашать данных об этом больном. Единственное, что мне позволяет нарушить своё обещание, это, во-первых, те серьёзные перемены, которые с тех пор произошли в жизни нашей страны… А во-вторых, вы производите впечатление очень серьёзного, интеллигентного человека, и к тому же, как я поняла, дружны с Иннокентием Юрьевичем, а для меня это высшая гарантия вашей порядочности.
Конечно, Эльза Антоновна лукавила. Причины своей откровенности, которые она назвала, были слишком смехотворны. И, если бы её болтливость открылась, тому, кто взял с неё подписку, старшую медсестру могли ожидать очень серьёзные неприятности в известных всем и каждому органах. Но… Она сгорала от любопытства. Ей самой безумно хотелось узнать новые подробности из жизни своего таинственного пациента, а судя по всему, Павел Перович этой информацией обладал.
Но ей это было простительно: наши женщины умеют хранить важные государственные тайны только в пределах разумного.
Георгия Гамреклидзе доставили в Болошево в сентябре пятьдесят третьего года. Офицер КГБ в чине подполковника предоставил врачам сопроводительные документы, из которых следовало, что у пациента двойной перелом позвоночника и полный паралич опорно-двигательной системы, случившийся в результате аварии. Какой именно, не уточнялось. Лечение больной проходил в клинике Четвёртого управления, то есть в "Кремлёвке". Подполковник взял у всего медперсонала расписки о неразглашении сведений о поступившем больном. И уехал… Как оказалось навсегда.
Таких пациентов лечить чрезвычайно трудно, если на сказать – безнадёжно, и в принципе, привезли его в санаторий, чтобы дать возможность тихо и без боли умереть. Прогноз специалистов был безжалостно суров: полгода жизни отводили ему врачи. Но прошло более четырёх лет, а безнадёжный больной всё не умирал. Никто не приезжал его навещать, и создавалось впечатление: все о нём забыли. Даже те, кто его доставил сюда и собрал страшные расписки.
Сегодня утром Гамреклидзе стало нехорошо. Давление упало до критического уровня, и врачи с колоссальным трудом вытянули его из этой ситуации. Об этом и говорила Эльза Антоновна с главврачом перед отъездом Тульчинского домой.
– Я лично считаю безчеловечным продлевать мучения этого человека. Зачем?.. Если бы мы сегодня утром не вмешались, его сердце просто остановилось бы, а это смерть, о которой мы с вами можем только мечтать. Без боли, без каких бы то ни было мучений… Но Иннокентий Юрьевич со мной категорически не согласен. Его принцип – биться за жизнь до последней черты. А вы тоже так считаете?..
Троицкий помедлил с ответом. Ему всё ещё не верилось, что фантастический рассказ Семёна Окуня имеет такое вполне реальное продолжение.
– Мне трудно судить, – сказал он, сильно волнуясь. – Я не врач. Но думаю, если бы ваш пациент умер сегодня утром, для его родных это был бы страшный удар.
И он рассказал потрясённой Эльзе Антоновне, как он познакомился с семейством Гамреклидзе, а главное, необыкновенную историю жизни самого Георгия.
– Эльза Антоновна, – обратился он к старшей медсестре, когда закончил свой рассказ, – понимаю, моя просьба может показаться вам безтактной, но я всё-таки прошу у вас разрешения показать Автандилу его отца. Только показать!.. Хотя бы издали… Он завтра… В крайнем случае, послезавтра приедет ко мне.
– Ну… Я не знаю… Вообще-то не положено…
– А мы с вами, знаете, что сделаем?.. Вы оставьте дверь палаты чуточку приоткрытой… Как бы случайно, ненароком… А я в щёлочку покажу Автандилу старика и, если он, действительно, Георгий Гамреклидзе, то всё дальнейшее беру на себя: сам буду разговаривать с Иннокентием Юрьевичем. А там уже мы сообща будем решать, как нам действовать дальше… Но в любом случае, вы, Эльза Антоновна, останетесь ни при чём. Согласны?..
Она ещё немного помедлила, взвешивая все "за" и "против". Наконец, решилась.
– Ладно, так тому и быть!.. Согласна… Мне и самой жутко интересно!..
На том и порешили.
Автандила не было три дня. Троицкий волновался, не случилось ли чего. Эльза Антоновна, сгорая от нетерпения, по нескольку раз в день забегала к нему, но каждый раз её ждало разочарование. Она предлагала позвонить по телефону в Москву, но Павел Петрович отказывался, справедливо полагая, что только неожиданная встреча сына с отцом избавит всех от нечаянной ошибки.
Наконец, грузин приехал.
Екатерина на этот раз наготовила столько еды, что Автандилу пришлось два раза открывать багажник своей машины, чтобы выгрузить весь провиант.
– Ну, куда мне столько?!.. – взмолился бывший комбриг. – Этим целый полк накормить можно. А ведь меня ещё в санаторской столовой кормят. Вы об этом подумали?
– Не беда!.. Много – не мало. Завтра к вам куча народу нагрянет. Влад с Люд мил кой из деревни вернулись. Свадьба у них на Рождество назначена, восьмого января. Можете поздравить. Значит два, так? – он стал загибать пальцы. – Потом Гиви и моя супруга. Четыре… Я тоже, само собой… Целых пять человек!.. Представляете?!.. А так, благодаря тёте Кате, вы избавлены от хлопот, будет чем всех угостить. Не переживайте так, товарищ генерал!..
Рассовав свёртки с продуктами, которые могли испортиться, между оконными рамами, Павел Петрович с Автандилом пошли прогуляться. Троицкий специально провёл его мимо главного корпуса, чтобы Эльза Антоновна в окно могла увидеть: сегодня он не один. Возвращаясь к себе, он заметил, как старшая медсестра быстро вошла в избушку, и внутренне напрягся – сейчас на его глазах должно произойти событие, какие не часто случаются в нашей жизни.
– Ну, что ж… Я, пожалуй, поеду, – сказал грузин, когда они подошли к генеральской "даче". – До завтра.
– Загляни ко мне на минутку, – попросил его Павел Петрович. – Я тебе кое-что покажу, и поедешь…
Как они и уговорились со старшей медсестрой, дверь в соседнюю палату была приоткрыта почти наполовину. Закинутая назад голова старика хорошо просматривалась через эту довольно широкую щель. Отряхивая стёсанным веником снег с валенок, Троицкий краешком глаза наблюдал за своим гостем.
– О!.. Да у вас, товарищ генерал, оказывается, сосед?.. – спросил Автандил и замер на полуслове. Осторожно, на цыпочках он подошёл к приоткрытой двери и замер на пороге. Потом обернулся к Павлу Петровичу и, показывая рукой внутрь комнаты, свистящим шёпотом спросил: – Это… Это мой… отец?..
Троицкий кивнул головой.
– Да, Автандил, это он.
Всей огромной массой своего грузного тела младший Гамреклидзе рухнул на пол.
– Эльза Антоновна!.. Скорее!.. – позвал медсестру не на шутку встревоженный Троицкий. И, когда та выскочила в коридор, указал на неподвижное тело, лежащее у его ног… – Вот, смотрите… Что это с ним?..
– Обморок, – констатировала Эльза Антоновна. – Эх!.. Жаль, нашатыря под рукой нет! – и, что есть силы, принялась лупить лежащего на полу грузина по щекам, а тот мотал головой, мычал что-то нечленораздельное, слабо отмахивался от бьющих его рук, но всё же благодаря такой безжалостной процедуре пришёл в себя.
Троицкий с огромным трудом отговорил Автандила поговорить с парализованным отцом.
– Пойми, он тебя такого, какой ты сейчас, совершенно не знает. Первый, кто должен попробовать вступить с Георгием в контакт, так это твой дед Ираклий.
– Без официального разрешения главврача я никому не позволю переступить порог этой палаты, – категорично заявила Эльза Антоновна.
Пошли к главврачу.
Иннокентий Юрьевич молча выслушал несвязную, сбивчивую, но чрезвычайно темпераментную, взволнованную речь Автандила и спокойно спросил:
– А в чём, собственно, проблема?.. Не понимаю.
– Как в чем? – удивился грузин. – Многоуважаемая медсестра, – он кивнул в сторону Эльзы Антоновны, – не разрешает мне даже войти в комнату, где лежит мой отец!..
