Татьяна Чекасина - Обманщица
Я, конечно, обрадовалась, когда утром, притащившись к сельхозуправе, не обнаружила там своего всегдашнего спутника – инструкторишку, отсутствовали и другие привычные спутники. Ко всем этим лицам мужского пола отношусь, как к столбу, стене, холодной дверце машины. Вошел, ворвался с морозом в темноватый коридор другой, замеченный мной и ранее. Светлое лицо, несколько бесшабашно-удалой взгляд, заметный голос. Но первая наша встреча состоялась не на совещании в райкоме, и не в сельхозуправе, где видимся, и не у него в кабинете (до этой поездки иногда болтали о том, о сём), а на перроне станции, ведь именно к нему я чуть не бросилась на шею, приняв за мужа родного Владимира Евгеньевича Сереброва-Гастролина. Они похожи внешне. И этого зовут Владимиром, только Фёдоровичем.
Этот Владимир Фёдорович Неугодников (фамилия несколько негативная, но зато поэтическая, как и вообще речь в этих местах) приехал, как и я, в Шатунское из другого района и работает здесь недавно. Он – инженер-механик, ему вменяют проверки сельхозтехники. Старше меня на пять лет. Развёлся с женой (есть две дочки, довольно взрослые). В Шатунское прибыл, «чтобы забыться». Подробности его семейных неудач расспрашивать не стала, а сам на эту тему молчалив. Обо мне знает много, но поверхностно, о главном моём деле – нет. Да, он похож на Сереброва-Гастролина. Более или менее правильные черты слегка широковатого, но не азиатского, скорее, европейского лица. Фигура с большими плечами, с большим торсом, а ноги коротковаты. Мужицкая фигура, уверенно стоящая на земле. Удивительно, что Серебров-Гастролин, сынок потомственных актёров, стройно-утончённой пары, на сцене смотрится тоже стройным (загадка пропорций, вернее, восприятия форм и размеров на глаз). Не исключено, что если бы обоих Владимиров я увидела рядом, то они могли бы оказаться абсолютно разными. Конечно, добавило похожести и то, что Владимир Фёдорович одет точно так, как Серебров. Стало быть, можно считать, что он приехал. Я звала и он прикатил…
Ещё когда колесили на «уазике» по Шатунскому, сидя дружно на заднем сиденье (место рядом с водителем было оставлено для инструкторишки), поняли, до чего нам весело, несмотря на столь ранний час. А уж когда наш попутчик оказался болен, о чём скорбно доложил возвратившийся из его дома водитель, то нам удалось с трудом не выдать свою ещё большую радость. Сделали вид, что Владимиру Фёдоровичу лень перебираться на переднее сиденье, и поехали, как были, вместе на заднем. Фамилия, конечно, Неугодников, но у моего – вечный анекдот. Приходит ему гонорар за выступление в концерте пять рублей, и надо за эту «огромную» сумму расписываться двойной фамилией Серебров-Гастролин. И Татка обречена нести этот крест.
В машине, пока ехали, разговаривали много и весело. Шофёр, славный мальчик, не мешал. Хорошо, что Владимир этот, не только не курит (совсем, как мой), но и не пьёт. Серебров-Гастролин – тоже. Он – непьющий актер – нонсенс, и он сам шутит, что это оттого, что в каждом спектакле играет положительного героя… При спуске в деревню мы беспрестанно радовались местным красотам, романтическое настроение нарастало. Для порядка проинспектировали аварийное убожество ферм и прочих колхозных построек, а также сельхозтехнику на заваленном снегом дворе МТС (машинотракторная станция – для не знающих сей аббревиатуры потомков). Написали бумаги под копирку, вручив их председателю, суетливому мужичку (обещал всё исправить), таким образом проработав до вечера…Глава пятая
Пришлось побывать в гостях у этого шустрого мужичка… Угостили, как водится, сытно и с выпивкой, но мы оба почти и не пили, чем удивили хозяев, заметивших в наших лицах некий любовный свет, всегда, к сожалению, видный со стороны. Наш шофёр уж спал на диванчике в «зале» (так здесь именуют проходные комнаты). И, порешив его не трогать, пошли вдвоём, провожаемые председателем в полнейшей темноте заснеженной деревни в «гостевую», находящуюся на задах колхозной конторы (нагретое печкой помещение, бедное, но чистое, готовое к ночёвке важных начальников, то есть, нас). Две комнатки, разделённые «залой», в одну из которых я ушла, пожелав обоим мужчинам спокойной ночи, повернув в замке ключ, может, зря, вышло демонстративно, ибо услышала сквозь дверь, как председатель сказал игриво:
– Хороша бабёночка…
– Что ты, она замужем, – пробасил в ответ Неугодников.
Думаю, что председатель вряд ли поверил в нашу невинность, впрочем, ещё не преодолённую на тот миг. Наутро прибежал «заботливо» будить (собирались ехать в другую деревню, расположенную с другой стороны холма), но нашёл нас по разным помещениям, меня – в зале, в кресле, умытую, причёсанную и накрашенную пуще прежнего. В душе пела звенящая радость (других слов не подберу). Звенело всё внутри, и я поняла, что наш брак с Серебровым обречён, и даже мысли о реанимации этого брака, уже не раз реанимированного прежде, оказались совершенно не нужными. Поняла, что все эти годы до отъезда в Шатунское и до посещения деревеньки «Два брата», жила ревностью, истерзавшей меня не только морально, но и физически. Сколько минуло этих вечеров, переходящих в ночи ожидания с приходом под утро мужа, весёлого, довольного, что-то баритонально напевающего. Я-то знаю: эта Агния (актриса на первых ролях) – роскошная женщина. Её муж (главный режиссёр) – лобастенький господинчик малогабаритного телосложения с властными манерами и тенью Немировича-Данченко за спиной, безразличен к тому, чем занят с его женой Серебров-Гастролин после удавшейся или неудавшейся премьеры… Но мне-то не всё равно…
И вот почувствовала в это звонкое зимнее утро среди снегов затерянной деревеньки, что мне наплевать: на Агнию и на самого Сереброва. Стало радостно, потому что рядом был неравнодушный к тебе мужчина. И подумалось легкомысленно: может, все мои духовные искания и не духовного происхождения, а лишь следствие неудавшейся личной судьбы. И тогда банальность: все умные женщины имеют истоком своего ума житейские неустройства.
Мы ездили в санях «на лошаде», как сказал председатель, в соседнюю деревеньку «Павлы». Название рассмешило. Володя сказал, что эти два Павла те же самые два брата, только тут их назвали по их (одному) имени, на что председатель вполне серьёзно возразил, что одного брата звали не Павел, а Иван. Но мы продолжали хохотать: «Павлы – множественное число! Да их было не двое, а семеро павлов!» Председатель не мог понять сути нашего веселья, но догадывался о его причине. Фантастическое путешествие. Снег искрился «под голубыми небесами», «великолепными коврами» лежали снега на стылой реке, и я себя чувствовала Машенькой, и рядом со мной был Дубровский, и жизнь, словно остановилась на этом прекрасном мгновении, сделавшись одновременно реальностью и сном.
К следующей ночи мы добрались до Шатунского. Владимира высадили у райкома, с торца которого несколько комнат, выходивших дверями в коридорчик: гостиница. Я в ней жила всего сутки, а Неугодников не хочет устраиваться на частной квартире. Здесь же поселился недавно приехавший врач, назначенный заведующим санэпидемстанцией. Мы уже ездили с ним в составе одной «комиссии», но я его даже не запомнила. Мне тоже предлагали жить в гостинице. И я уже, было, согласилась, да предложили посмотреть эту частную квартиру, посетив которую и решила в её пользу. Мне показалось, что там, на краю Шатунского, у меня будет больше свободы, чем в самом центре и у самого райкома под боком. И оказалась права.
Наутро жар… И пошли дни: один, второй, третий… В жару миновал Новый год… На четвёртый только день узнал Неугодников, что я болею, думал: решила нарочно скрыться, муж приехал… Но муж не приехал, несмотря на то, что ему позвонила по междугородке секретарша Бякишева, которой я благодарна за эту заботу. Но больше всего благодарна я замечательным моим старикам. Они, конечно, и скорую вызывали, и ухаживали за мной как родные за родной. Бабушка эта… И дедушка… Как подумаю: ком в горле… Сквозь бред зашкаливающей температуры слышала её монотонный голос: молилась за меня! Кажется, потому-то я и выздоровела.
Владимир Фёдорович ни разу не навестил. Правда, эта же секретарша сказала, что спрашивал обо мне, мол, какие-то бумаги остались без моей подписи. Она ушла, а я подумала: какие? Вроде, везде расписалась, и решила, что так он замаскировал своё беспокойство.
Письмо
Дорогой Терентий Алексеевич! Я дописала свой новый роман. Название такое: «Письма из-за Чёрного Холма». Не знаю уж, что вышло. Теперь надо бы перепечатать. Как приеду в Сверединск, буду искать машинистку: если бы снова к той издательской Анечке… Я вам позвоню сразу по приезду. У меня есть новость личного порядка, в которой, впрочем, не могу разобраться до конца, но писать об этом нет желания. При встрече обо всём расскажу. Обнимаю вас, ваша Л. Конюшая. 31 января. 1978 год.
Письмо
Уважаемая Лаура Ноевна! Мне о Вас говорила ваша бывшая сотрудница по Строительному управлению Галина Комкова. Интересующие вас подробности вы можете узнать, позвонив по телефону в Сверединске: 24-22-79. Больше, к сожалению, ничем помочь не могу. С уважением Белла Розен. 17 января. 1978 год.
