Андрей Геласимов - Год обмана
– Да пошли они все!.. Вместе со своими конями!
– Не вставай, говорю тебе! Что ты делаешь?!!
Я оперся на дерево и медленно выпрямился во весь рост.
– Миша!
– Тебе за меня страшно? – улыбнулся я и тут же сморщился от резкой боли.
– Где болит? – быстро спросила она.
– Вот здесь, – я показал на свой левый бок.
– А спина или шея?
Я повертел головой:
– Вроде бы нормально. Только вот лоб…
– У тебя там ссадина и еще шишка.
– Большая?
– Ничего себе.
Я тихонько вздохнул, проверяя, не станет ли больно, и потом медленно опустился вдоль дерева на землю.
– Дурак ты, – сказала Марина. – Это правда могло быть очень опасно.
– Не опаснее, чем летать с твоего Рыжика.
– Он что, сбросил тебя?
– Нет, я сам с него соскочил. Кстати, ты мне скажи, лошадей едят или нет?
– Не знаю… Я не ем.
– А я теперь, кажется, буду. Интересно, у нас в Москве можно достать жеребятины?
– Перестань. – Она улыбнулась и опять склонилась ко мне. – Не злись. Обошлось ведь, слава богу.
Она снова заправила непослушную прядь за ухо и, встав передо мной на колени, сама поцеловала меня.
– Ого, – сказал я, когда уже все кончилось. – С чего бы это?
– Приз победившему на скачках.
– Ни фига я не победил.
– Как знать. Не всегда нужно приходить первым… Ты сам-то сможешь идти? Или я подсажу тебя на кого-нибудь из них? Хочешь, на мою садись.
– Я лучше на четвереньках поползу!
– Не будешь больше на конях ездить? – усмехнулась она.
– Если захочется вдруг покончить с собой, я лучше прыгну с девятиэтажки. Во-первых, быстрее. А во-вторых, наверняка.
– Я слышала, один мужик свалился с двенадцатого этажа и только сломал ногу.
– Может, его тоже потом кто-нибудь целовал.
– А ты что, специально для этого с коня прыгнул?
– Нет, не специально. Но получилось здорово.
– Ладно, пора идти, а то скоро стемнеет, – сказала она. – Обопрись на меня. Как-нибудь дохромаем.
Всю обратную дорогу обе лошади бок о бок шли сзади нас. Когда мы останавливались, чтобы передохнуть, они клали головы на спину друг другу и смотрели на нас коричневыми глазами. Я видел, как в их зрачках отражались деревья и небо, Маринино лицо и моя разбитая физиономия. Им нравилось смотреть на нас. Когда мы целовались, они одобрительно всхрапывали и трясли гривами.
* * *Я проснулся от яркого света, который лился мне прямо в лицо. Открыв глаза, я чуть не ослеп. Передо мной что-то искрилось, переливалось и слепило меня такими потоками света, что у меня на глаза навернулись слезы. Прищурившись, как только мог, и закрыв глаза рукой, я разглядел большое зеркало, в котором отражалось солнце. Его лучи падали на срез зеркала, и от этого оно горело всеми цветами радуги, разбрасывая по комнате оранжевые, фиолетовые, синие и зеленые зайчики.
Я некоторое время тупо смотрел на всю эту радость, пока не сообразил, что у меня такого зеркала в доме нет. Есть одно небольшое, но оно в ванной. Я перед ним бреюсь.
Комната тоже, по ходу, была не моя. Я повернул голову и увидел под своим одеялом Марину. Впрочем, одеяло тоже было не мое. Это вообще был чужой дом. Я проснулся в чужом доме.
«Так-так, – подумал я. – Угораздило меня в эту постель забраться. Чего я теперь скажу маленькому Сергею? А его папе? Вот, блин, сымпровизировал… Но какая она красивая!»
Марина лежала, закинув левую руку под голову, и солнечные зайчики дрожали у нее на груди и на лице. Странно, но они совсем не мешали ей спать. Очевидно, она привыкла. На окнах даже не было штор.
Я понятия не имел, сколько сейчас времени. Наверное, очень рано. Солнце едва взошло. Комната при свете выглядела совсем иначе. От утренних лучей солнца она как будто светилась. Стены были выкрашены в мягкий сливочный цвет. Даже ковер на полу был бледно-желтый.
Лежа в этой кровати рядом с Мариной, разглядывая ее комнату, куда я раньше никогда не входил, я чувствовал себя очень странно. Как будто мир вокруг сошел со своего места и тихими шагами перебрался на другое. Не так чтобы очень далеко, но, в принципе, на другое.
«А ему-то здесь нельзя ночевать, – злорадно подумал я. – Папочка не велит. Отругает и поставит в угол».
– Мне нравится солнце, – неожиданно заговорила Марина.
Я вздрогнул и повернулся к ней. Фиг ее знает, сколько времени она уже так на меня смотрела. Я, например, не слышал, как она проснулась.
– Что?
– Я люблю солнце, – повторила она. – Специально жду весну каждый год, чтобы оно меня по утрам будило. А сегодня ты на моем месте лежал.
– Я чуть не ослеп.
– Я всегда ложусь на тот край. Каждое утро как праздник.
– Это когда солнце?
– Да. Только в последние годы оно бывает уже не так часто. В детстве было почти каждый день. Даже такое ощущение, что зимой. Теперь как-то намного меньше.
– А я чуть не ослеп сегодня.
– Надо не торопиться открывать глаза.
– Как это? – спросил я.
– Сначала подставляешь лицо свету, чтобы он проник внутрь головы. Лежишь и ждешь, пока веки не станут как бы прозрачными. Потом открываешь узкие щелочки.
Она показала как.
– Потом снова зажмуриваешься изо всех сил, так чтобы искорки побежали, а после этого…
– Открываешь глаза, – договорил я за нее.
– Нет, залезаешь под одеяло, – рассмеялась Марина.
Мы помолчали немного.
– Как-то у нас странно все с тобой получилось, – сказал я.
Улыбка исчезла с ее лица.
– Разве? – она пожала плечами. – По-моему, нормально. Ты же сам все время за мной подглядывал.
– Я? Когда я за тобой подглядывал?
– В коридоре. Каждый раз, когда приезжал со своим Сережей.
– Он не мой.
– А чего ты с ним все время таскаешься? Нянька, что ли?
Я молчал.
– Молчишь? Ну ладно… Давай вставать. Скоро отец вернется. У него ночь любви тоже подошла к концу. Вставай! Чего развалился, как король?
Я уже хотел встать, как вдруг увидел на ковре свои трусы. Не знаю почему, но мне стало неловко. Не то чтобы я раньше перед женщиной голым никогда не ходил… Так-то вроде ходил… И в общем, не один раз… Но тут как-то не по себе стало. Типа – встану с голым задом, за трусами пойду… Короче, затормозил.
– Ну ты встаешь или нет? – сказала она и ткнула кулаком прямо в бок.
Больно, блин, ткнула.
Я сказал:
– Чего ты так больно бьешь? Меня туда веткой вчера знаешь как садануло?
– Прости, – ответила она. – Я не хотела. Просто время идет. Мне в институт пора. У тебя, наверное, тоже работа. Ты ведь работаешь где-нибудь? Или все время со своим Сережей болтаешься?
– Он не мой.
– Я уже слышала. Так где ты работаешь, если не секрет?
– Секрет.
– Дурак ты. У голых мужчин не бывает секретов от голых женщин. Ты встаешь? Скоро маленький Мишка проснется.
– Да-да, – говорю. – Уже встаю. Сейчас вот… только…
А сам лежу как дурак.
– Что «только»?
– Полежу чуть-чуть…
– Слушай, ты точно больной. Я тебе говорю, вставать надо. Сейчас отец придет.
– Мне нельзя… это… резко вставать… Я должен так чуть-чуть полежать сначала…
– Почему?
– Врач сказал.
– Да? – она посмотрела мне прямо в глаза. – Какой врач?
– Врач?.. Ну… этот…
– Какой?
– Ларинголог.
– Ухоларинголог?
У нее в глазах уже прыгали такие смешные чертики.
– Ну. Именно этот.
– Или горлоларинголог?
Я понял, что она меня расколола.
– Носоларинголог, – сказал я.
– Ты что, меня стесняешься, что ли? – улыбнулась она.
– Да нет. Чего я буду стесняться? Не маленький уже. Просто мне хочется полежать.
И в это время раздался звонок в дверь.
– Доприкалывались, – сказала Марина. – Папа пришел. Теперь мы с тобой точно попались.
– Может, я спрячусь под одеялом? А потом, когда он к себе в комнату уйдет, я потихоньку отсюда выберусь.
– Перестань.
Она откинула одеяло и, ничуть не стесняясь, пошла через всю комнату за халатом. За тем самым, в котором выходила отсюда, когда я с Сережей к ней приезжал. Я смотрел на ее спину как завороженный. По дороге она подхватила с пола мои трусы и, не оборачиваясь, кинула их мне.
– Ты ведь разулся в прихожей. Твои бахилы на самом виду стоят. Думаешь, он дурнее паровоза? Одевайся! Придется все объяснить.
Я сел на кровати.
– И знаешь, – сказала она, поворачиваясь ко мне, все еще голая. – Насчет того, что у нас с тобой все получилось странно. Ничего странного. Главное, не бери в голову.
Она накинула халат и быстро застегнула пуговицы.
– Понял? Вот так.
– Думаешь, не брать в голову? – задумчиво сказал я, но дверь за нею уже закрылась.
* * *Я слышал, как она прошла в прихожую, и потом щелкнул замок. Кто-то заговорил. Должно быть, ее отец. Интересно, что она ему скажет? Я быстро одевался и все время старался услышать, о чем они говорят. Напрягал слух, двигался как можно тише. Все впустую. Ни фига не было слышно. Я понятия не имел, что делать дальше.
Помотавшись бесшумно по комнате, я наконец приткнулся на край незастеленной кровати и стал ждать. Нет, можно было, конечно, выйти. Типа: здрасьте, Илья Семеныч, я тут с вашей дочкой перепихнулся. Но меня как-то ломало. Вроде мужик этот был мне абсолютно до пуговицы, детей с ним не крестить, и все-таки было как-то не совсем удобно. Потом, фиг его знает, начнет орать, руками размахивать.
