Иван Диго - Бумеранг желаний
– Ну что, доча, поговорила с этой воспитательницей? – подал голос дедушка Коля. – Ну как она тебе? Судя по твоему настроению, либо ты сбежала и не поговорила, либо поговорила, но лучше не стало.
– Папочка, ты, как всегда, прав. Лучше бы сбежала. А то так поговорила, что только хуже.
– Ну, доченька, я ничего другого и не ожидал. Это не ты так плохо поговорила, а она так настроена была поговорить. И ничего тут не попишешь. И Леонида ты к ней не посылай. Он со своими деньгами и помощью только хуже сделает. Там не в деньгах счастье, а тетка такая.
– Точно, тетка такая. А еще я была у директора садика, так та мне сказала, типа, забирай свою малышку и сидите дома, пока все не успокоится. У них там вообще бедлам, милиция по детсаду бегает, и детей допрашивать собираются. Представляешь? Бред какой!
– Ну, доченька, вот видишь! Если уж и директор садика так говорит, то, значит, действительно, так тому и быть. Значит, нечего пока там Диане делать.
– Ну я же работаю. У меня проект!
– Послушай, доча, а кто в сердцах вчера сказал, что увольняться собирается? Слова, они волшебную силу имеют. Сказала, значит, не так просто вырвалось. Значит, было в этом что-то. Существенное.
– Позвонила Леониду, а он – вечером разберемся – и трубку бросил. Бизнесмен.
– Вечером – значит, вечером. Значит, не с руки было ему говорить. Он понял главное – проблема есть, до утра ждет, значит, все правильно и сказал. Правильно все сделал. Я вот думаю, увольняться тебе надо или отпуск брать. Я, конечно, посидеть могу. Но я больше водитель, чем нянька, а уж преподавателем и детским психологом – это точно не мое. Думай, доча, думай сама.
Лера вздохнула, пошла в комнату к Диане.
3.5
Мама пришла ко мне в комнату такая грустная, а я играла с моими куклами Винкс и с Селентием. Селентий очень хорошо подходит к куклам. Только он не слушается. У него всегда свое мнение. Вообще-то он одного роста с куклами и такой же блестящий. А мама грустная и уставшая. И почти не светится сегодня. Такая серенькая. Как мышка. А Селентий, он попрыгуша. Я хочу, чтобы он со Стеллой за ручку держался, а он фыркает, как конек-горбунок. Жаль, что мама не видит Селентия. Она бы тогда его воспитывала, а не меня. Он невоспитанный и непослушный. Ну вот опять, показал язык и прыгнул Блум на голову.
– Фелентий, так нельвя. Иввинись фейчас же пеед Блум.
– Ди, ты с кем сейчас говоришь? – спросила Лера.
Взрослые такие притворюши. Все знают, а притворяются. Все понимают, а не верят сами себе.
– Я ф Фелентием говою.
– С твоим маленьким другом-эльфом?
– Да-а-а.
Лера грустно взглянула на дочь:
– А это у тебя что за кукла? Блум?
– Это Фтелла, мамотька, почему ты их не помниф?
– Да помню я их, маленькая моя, помню, только путаю.
Лера провела ладонью по волосам Дианы, еще раз грустно взглянула на нее.
– Диана, мы завтра в садик не пойдем, хорошо?
– У-у-у! – полувопросительно, полувосклицательно протянула Диана.
– Пусть садик от нас отдохнет, а мы – от садика. Мы пойдем завтра погуляем, отдохнем, зайдем к доброму доктору поговорить? Ладно?
– У-у-у! Не фочу доктоу!
– Ди, маме надо поговорить с доктором. Мы все вместе поговорим, все. Ладно?
– У-у-у! Ладно!
– Ну вот и умница, пойду что-нибудь приготовлю вкусненького.
Теперь мама чуть посветлела из серого в бледно-розовое. Вот так всегда…
– Фелентий! Фтой!
Мой маленький зеленый разбойник прицепился к поясу длинного маминого халата и вихлялся на нем, осыпая на пол золотистые блестки. Я бросилась за ним, пытаясь ухватить мамин пояс, чтобы поймать Селентия. Мама на ходу остановилась, и я с разгону врезалась в мамину ногу и, кажется, смяла Селентия.
– Ой! – произнесла Лера.
– Ай! – сказала я.
– Йй! – придушенно возопил Селентий.
– Маленькая моя, ты не ушиблась? Господи, ну что же ты так бросилась за мной? Я же не ухожу. Это ты так по поводу детского садика переживаешь или доктора, да?
Взрослые, они ничего не понимают. Мне было некогда объяснять, я ощупывала Селентия, а он ййкал и извивался то ли от щекотки, то ли от потрясения. Это я и пыталась понять.
– Дианочка, ну не переживай ты так, все будет хорошо, ну-ка посмотри на меня. Голова кружится? Что-нибудь болит?
Селентий, кажется, не поломался, и я наконец смогла посмотреть на маму. Такая испуганная! Мне стало так ее жалко, что я заплакала. Это получилось само собой, я не хотела, но так вышло. А мама испугалась еще больше, снова стала мышкой и тоже заплакала. Взяла меня на руки и понесла в кроватку. Так мы и шли – она несла на руках меня, а я – Селентия.
Мама уложила меня в кроватку, осмотрела мою голову, ощупала, погладила. Мы обе успокоились. Мама попросила меня немножко полежать, спросила, не кружится ли голова. У меня ничего не кружилось. Только было грустно, и еще я вспомнила Борьку, плохой мальчишка. Ему тоже плохо сейчас. И Надежда Ивановна. Ой! А ей лучше, она чай пьет и говорит что-то, только все равно боится. Сердце у нее давит немножко. Но все равно уже лучше. Я улыбнулась. Селентий прыгал и пританцовывал у меня в ногах.
– Ой, маленькая, как ты меня напугала. Тебе лучше – улыбаешься, значит, лучше, – произнесла Лера. – Ну, подожди, полежи чуть-чуть, сейчас я тебе морса клюквенного принесу.
Взрослые. Они НИЧЕГО не понимают.
3.6
– Леонид Андреевич, можно к вам на секундочку? – В дверях была Леночка.
– Да, заходите, Леночка, заходите, – произнес Леонид.
Леночка грациозно процокала по кабинету длиннющими каблуками, остановилась около стола.
– Да вы присаживайтесь, а то мне на вас снизу вверх тяжело смотреть. Что вы хотели сказать?
– Ле-о-ни-д Андре-е-вич! – Леночка произнесла, как всегда, нараспев. – Тут такое странное дело. Вы только не подумайте, что я вам жалуюсь.
Вообще-то Леночка до этого никогда не жаловалась. Тем более странно было от нее слышать нечто подобное. Леонид заинтересовался.
– Леонид Андреевич, вы с Олегом Алексеевичем давно разговаривали последний раз?
– Ну, пару дней назад. А что?
– Да он странный какой-то.
Олега Алексеевича Леонид знал лет десять, и Олег работал у Леонида финансовым директором больше двух лет. Слово «странный» никак не могло относиться к Олегу. К нему скорее относилось слово «конкретный» или «четкий». Леонид доверял Олегу как себе. Иначе нельзя. Если человеку не доверяешь, финансовым его ставить точно нельзя.
– И еще он меня совсем замучил своими домогательствами. Во-от! – допела Леночка.
«А-а-а! Теперь все на своих местах. Вторая характеристика Олега – не «четкий», а «бабник», помешанный на моделях. А то странный. Да нет, достал просто Леночку, и все», – подумал Леонид.
– Леночка! Так скажите – странный или замучил домогательствами? Вы говорите прямо, как есть.
– Замучил! И странный он какой-то! И заколку у меня стырил зачем-то. Я с Аней говорила. И у нее шпилька с камешком пропала. Она тоже не знает, на кого и думать, если не на него.
– Леночка, вы с ума сошли. Зачем взрослому мужику женские заколки? И потом, вы говорите – украл, это серьезное обвинение. Вы уверены? – Леонида раздражал такой разговор.
«Ну, понятно, что домогается. Это похоже на Олега, но чтобы говорить, что что-то украл, это как же достать человека нужно. В то, что Олег что-то украл, пусть и по мелочи, мозг отказывался верить напрочь».
– Леонид Андреевич! Не уверена я, но он все равно странный какой-то. Все говорит о каких-то больших деньгах. И рассуждает, словно он падишах какой. И Анечку тоже замучил. И вообще, если не он, то я не понимаю, кто у меня спер заколку. Она за минуту буквально пропала. Пришел Олег Алексеевич, крутился около меня, я как раз только заколку на стол перед собой положила, собиралась волосы прибрать. А тут он со своими рассуждениями, как мне с ним хорошо будет жить на Лазурном берегу, что он там для нас виллу купит и что я дура последняя, если не соглашаюсь. А он мне поперек горла, этот Олег, я его на дух не выношу, какой он противный. Ну я его кое-как отшила, смотрю, а заколки нет. Ну-у, Ле-о-нид Ан-дре-е-вич, ну-у что мне делать?
– Леночка, идите работать, пожалуйста. Что делать на работе? Работать! Вы, если Олег Алексеевич к вам еще приставать будет, передайте ему, что меня не очень радуют романтические истории внутри коллектива. А с заколками вашими это мне уж как-то совсем странно будет разбираться – окажется, что он хотел, чтобы вы за ним побегали. А вы, наверное, не побежали за ним, а побежали ко мне жаловаться. Так?
– Не та-ак, Ле-он-ид Ан-дре-е-вич, не таак. Я его прямо попросила мне отдать заколку, а он на меня с такой злобой посмотрел, что я готова была сквозь землю провалиться. И еще сказал, что это я, наверное, хочу денег с него поиметь, если говорю, что он какую-то заколку у меня украл. Сказал, что вместо того, чтобы с нормальными мужиками жить, секретуткой дешевой работаю и под нормальных людей копаю. Так прямо и заявил. Было так обидно, до слез! А я весь свой кабинет перерыла пять раз, прежде чем к нему пойти. Да и не было никого больше. Получается, что или он взял, или я с ума сошла совсем.
