Владимир Качан - Юность Бабы-Яги
– Именно, старик. Вся дурь давно превратилась в норму…
– Ага… и все так незаметно и легко получилось, да?
Они помолчали, ошарашенные своим открытием. Потом Вадим сказал:
– Но нам, старик, в этой дури жить.
– И пить, – грустно развил мысль Шурец, – чтобы эта дурь не слишком доставала.
– Что мы сейчас и сделаем, – сказал Вадим и нажал на газ.
Машина понеслась по пустынным новогодним рассветным улицам.
Виолетта
Вторая трещина в семейных отношениях, уже посерьезнее, не заставила себя ждать. Марио неистово хотел ребенка. Виолетта рожать не собиралась. Не только сейчас, но и вообще, в обозримом будущем, а может, и никогда. Пообещать, конечно, можно, но ходить с пузом в ее юные годы – увольте.
– Я еще пожить-то как следует не успела, дорогой, – объясняла она Марио, – а ты сразу – ребенка. Подождем, милый, да?
Марио ждал. В огне безумной страсти с ребенком можно было и подождать. Но время от времени итальянские корни, точно так же как и знаменитый итальянский вулкан Этна, иногда давали о себе знать. Итальянцы, как известно, народ нетерпеливый. Да к тому же «огонь безумной страсти» надо было все-таки как-то поддерживать, а поддерживать его, постоянно предохраняясь, становилось все труднее. Ну представьте себе – пылая, срывая одежды и со сладострастным стоном бросаясь в постель, в самый что ни на есть феерический момент вспоминать о таком низменном предмете, как контрацептив, и натягивать его на слабеющий от возмущения орган, теряя драгоценные секунды. Ведь не мальчик уже! Сколько можно! И не он, не он вспоминал всякий раз о прекрасно выполненном резиновом изделии швейцарской промышленности, нет! Всякий раз напоминала она. Она! Которая не хотела ребенка, будучи законной женой!
Дошло до того, что в день Св. Валентина, День всех влюбленных!!! – она подарила ему именной футляр для хранения этих самых резиновых изделий. Такие именные футляры изготовлялись в Швейцарии, и Виолетта узнала про них из телевизионного выпуска новостей еще в Москве. Узнала, забыла, а теперь очень кстати вспомнила. Теленовости, состоявшие в основном из ужасов и бедствий – и отечественных и, чтобы было не так страшно и одиноко, и зарубежных, – заканчивались веселой, позитивной информацией. Ведущий, рассказав про теракты, наводнения, пожары, катастрофы, а потом о чрезвычайно актуальной для России аварии автобуса в городе Катманду, и не забыв упомянуть про число жертв и раненых, перешел к позитиву. Он рассказал тогда, что в Швейцарии нашелся один предприимчивый человек, ноу-хау которого быстро принесло ему целое состояние. Он изобрел именные, с монограммами, футляры для презервативов, типа дорогих портсигаров. И на них неожиданно для него самого обнаружился невиданный спрос. Ведущий тогда, видимо, не слишком вникая в то, что говорит, сразу после презервативов с футлярами, закончил программу следующими словами: «Вот и все на сегодня. О других важнейших событиях недели мы расскажем вам в следующем выпуске».
«Вот дурак, – подумала тогда о нем Виолетта, а о швейцарском нововведении – вполне типичное для россиян: – С жиру бесятся, уроды!»
Она никак не могла предположить тогда, что придет время, и ей самой понадобится купить в подарок мужу этакую х…ю (слово, наиболее точно выражающее смысл и прямое назначение футляра). Даже то, что подарок Веты мужу ко дню Св. Валентина был из змеиной кожи, инкрустирован золотом, а на крышке мелкими бриллиантами выложены его инициалы, Марио утешало слабо. Более того, выглядело как насмешка или даже изощренное издевательство над его естественным стремлением к отцовству.
Ко всему прочему Вета вполне могла бы компенсировать недостатки применения контрацептивов другими средствами возбуждения мужа, арсеналом которых она владела в полной мере, но… не хотела. Да, на первых порах она применяла в постели практически все, что умела, ну так это и понятно: надо было привязать Марио к себе окончательно, так, чтобы секс с любой другой женщиной казался бы ему таким же скучным, как работа на конвейере по производству мыльниц, а сейчас-то что…
Дело сделано, и Вета могла позволить себе особенно не стараться. Если бы она его любила, тогда конечно… Тогда она делала бы все, чтобы не терять свежести в половых экзерсисах с мужем, а поскольку мы с вами уже знаем, что любить кого бы то ни было Вета по своей природе не умела, то любовный процесс шел все менее увлекательно для Марио. Ей было попросту всё равно, а он с каждым днем удивлялся, а потом и тревожился все больше и больше. Нет, нельзя ни в коем случае сказать, что Виолетта лежала, как дохлая рыба, в то время как Марио вдохновенно ее любил, и все же одна, максимум две позы, и так – неделями! Как-то убого по сравнению с тем, что бывало в первые дни их близости, когда она была такой… такой… как бы это правильно выразиться – затейницей… И во все время – ни вздоха, ни стона, ни даже слабого намека на то, что ей с ним так же хорошо, как и ему с ней, или хотя бы неплохо. Это не могло не удручать пылкого Марио и внушало страшные подозрения, что жена охладела к нему. Чуть позднее в его голову закрались еще более страшные подозрения – что и охладевать-то было нечему, ничего и не горело, что она не любила его никогда и вышла за него замуж только по расчету, а все нежности и ласки в начале их романа – лишь талантливая имитация, притворство, не больше.
Значит, все ложь! И его, его (!!!), которого никогда не могли одурачить, облапошить ни конкуренты, ни завистники – никто, угораздило попасться на самую банальную в мире удочку – на привлекательную молодую женщину! О, дьявольщина! О, дьяволица! (Тут он был гораздо ближе к истине, чем предполагал.)
На женщинах частенько горели разведчики, бизнесмены, игроки, все те, кто опрометчиво захотел поверить в возможность личного счастья, в то время как они для личного счастья и любви попросту не созданы. Они созданы для другого. А в области чувств – беззащитные лохи, лопухи, простофили, недотепы, неудачники! Но ведь хочется верить, хочется! И они горят снова и снова. И вот теперь он, Марио, до недавней поры считавший себя неуязвимым для вируса любви, – заболел тяжело и с осложнениями. Его можно понять: он, имевший все и испытавший многое, за всю свою жизнь не испытал только одного, самого заманчивого, без чего жизнь бледна – реальной возможности потерять голову.
Марио мучился и свирепел. Он надеялся все же, что его подозрения неоправданны, жадно искал в словах и жестах Виолетты хоть что-нибудь, что опровергло бы мерзкое предположение о точном, холодном, заранее продуманном плане. Искал и… не находил. Проверки подчас были дикими, грубыми и одновременно наивными. Например однажды он решил силой овладеть женой, не применяя осточертевшего презерватива, сколько бы она ни настаивала. Может быть, она сдастся, ослабнет в его объятиях и произойдет зачатие ребенка, а это послужит доказательством того, что все не так уж плохо.
В тот вечер он вернулся из офиса пьяным. Выпил он не потому, что хотелось, а для храбрости. Вета встретила его в верхней одежде уже у выхода из сада на улицу. Она собиралась пройтись по магазинам. Позади их дома был бассейн, а впереди – сад, за которым ухаживал специально нанятый садовник. Садовник с большим удивлением наблюдал, как Марио, даже не поставив машину в гараж, чего с ним никогда не случалось, оставил ее на улице с открытой дверцей, бросился к Виолетте и, схватив за руку, поволок обратно в дом. Вета, повторяя: «Что случилось, что произошло, Марио?», а потом «Боже! В каком ты виде!» – позволила себя увести. Садовник в недоумении покачал головой и продолжал работу. Но через несколько минут остановился и обернулся на дом. Оттуда доносились крики Виолетты:
– Нет! Ты с ума сошел. Нет! Что ты хочешь?! Что это еще за зверство, идиот! Ну хотя бы надень…
Что надо было надеть, садовник не понял и, продолжая поливать газон, с возрастающим интересом подошел ближе к окнам спальни, откуда доносились крики Виолетты и сопутствующая им дикая брань Марио. Садовник никогда не слышал ничего подобного от хозяина и никогда не мог бы предположить, что представитель высшего общества способен ругаться так же и теми же словами, что и пьяный матрос в портовом кабаке.
А за окнами спальни шла настоящая битва за зачатие ребенка и против него. Едва затащив Вету в дом, а затем в спальню, он стал срывать с нее одежду. Пуговицы летели во все стороны, «молнии» прощались навсегда со своими замками, и белье разрывалось на части самым бандитским способом. Все это время они кричали друг на друга.
Вот их диалог в форме скандала и взаимных оскорблений в переводе с французского мата на близкий нам – отечественный.
– Ну, хорошо, хорошо, если тебе так приспичило, давай, только надень…
– Что надень! Что еще мне надо надеть!! (Рыча и с трудом освобождаясь от застрявшего в брюках ботинка.)
– Ты сам знаешь, что надо надеть. Где твой футляр? (От слова «футляр» Марио совсем звереет.)
