Milla Smith - Судьба амазонки
– За что? Господи, за что? – избитая мать тяжело поднялась и, держась за стену, поплелась в детскую, еле переставляя ноги.
Дочка плакала, силясь слабыми ручонками помочь родному человеку обрести равновесие. Мама шла наощупь – глаза застилали слёзы. Они присели на край яркой кроватки. У побитой женщины хватило мужества взять себя в руки и утешить дрожащего ребёнка. Так и продолжали бедняжки сидеть рядом, пока отчётливо не хлопнула закрываемая входная дверь. Дочка спрятала лицо на груди у самой близкой души на земле, а женщина, убаюкивая, прижимала к себе беззащитную белокурую головку. Сколько длилось их тихое счастье? Девочка незаметно уснула, и мать осторожно положила её поудобнее. Выбралась из цепких объятий и вышла в коридор, тихо прикрыв за собой полупрозрачную дверь. Она вернулась в спальню, там было пустынно. Женщина бросилась на роскошную кровать, её охватила истерика, бороться с которой и дальше сил уже не оставалось. Обезумевшая от горя, она каталась по кровати, пытаясь заглушить телесную и душевную боль. Тело колотила крупная дрожь, выгибаясь дугой, страдалица приподнималась на локтях над кроватью и снова обрушивалась на неё, охваченная временным безумием. Мысли, подобно вспугнутой стае птиц, метались в голове. Несчастная более не могла контролировать ни их, ни себя.
«За что? – неотступно стучало в голове. – Господи, что я сделала плохого, чтобы так мучиться? Любила его! Не предавала даже в мыслях! Верила! Никогда не обманывала! За что? Господи, ты же видишь, как я страдаю! Где ты? Почему молчишь? Почему не поможешь? Помоги! Защити! Я отдала всю себя… Всё, что у меня есть… И что взамен? Не любовь! Он терпит меня! Меня… потому что надо… Изменяет, измывается… Господи, где ты? Ты вообще есть?! Да есть там кто-нибудь?! Почему я не хочу жить, хотя совесть моя чиста, а этот урод хочет? Хочет наслаждаться, не ведая ни препятствий, ни преград, не зная душевных мук… А я не выдержу так больше! Не могу больше мучиться! Господи, избавь меня от страданий! Забери меня…»
Женщина в отчаянии заломила руки, незримо протестуя против равнодушия небес к участи человека, который более других мог бы надеяться на их покровительство. Если бы суженый пришёл сейчас и пристрелил её, то она бы благословила руку, избавившую её от унижений. Но у разгневанного мужа не было ружья, в слепом упоении собственной силой и всевластием в доме он метался в полумраке гаража в поисках подходящего орудия наказания непокорной. Даже сейчас он не позволил себе из привычной скупости включить яркий свет. Любые деньги он готов был выбросить на развлечения и игры, но в житейских делах в нём просыпалась неумеренная жадность. Деньги! Ему нужно срочно погасить долг, а эта глупая тварь встала на его пути. Ну и что с того, что свой дом он уже потерял: кредит, некогда взятый под залог строения, азартный мужчина так и не смог выплатить. В этот раз всё будет по-другому! Он уверен в своих шансах, да только согласия «второй половинки» добиться не получалось. Женщина внезапно воспротивилась, впервые открыто пойдя против его воли. Отчаянно защищая право дочери на нормальную жизнь, супруга отказывалась рисковать ради прихотей сластолюбца. Муж воспринял это как предательство, а прощать его он не собирался! Вот то, что нужно, – в руку тяжело легла рукоять маленького топорика, который семейство брало для выездов на природу. Сейчас он навсегда расквитается с той, что посмела встать на пути его победного шествия по земле. Хмель бродил в жилах, и туман застилал светлые воспоминания, которые могли бы остановить карающую руку. В ненависти утонули чувства, некогда питавшие их счастливый брак, не осталось любви, разрушено доверие. Рождение ребёнка заставило мать отойти от дел и полностью посвятить себя дому. Жена хотела хотя бы первые годы жизни дочери провести вместе с ней и не отдавать Софию на попечение няни – постороннего, в общем, человека. События последних лет сделали их чужими, некогда процветающий маленький бизнес, который они поднимали вместе, пошёл ко дну. Взаимные попрёки стали нормой совместной жизни, в которой слабеньким растеньицем пыталась существовать дочка. Сейчас глава семейства намерен был разрубить гордиев узел, невзирая на последствия. Мужчина, пошатываясь, повернулся, чтобы проследовать к выходу…
Жена без движения лежала на кровати. Конвульсии уже не сотрясали тело, слёзы больше не текли из глаз, их просто не осталось. Руками женщина с силой сжимала голову, готовую разорваться от безумных мыслей, воспалённый взгляд был отрешённо устремлён в одну точку на стене. Несчастная сильно походила на сумасшедшую. Полная луна безучастно взирала в окно на неизменные в веках людские горести.
Память… Чего лучше лишиться: её или жизни? Женщина повернулась на широком ложе и уставилась в окно. Когда они с мужем потеряли друг друга? Когда она вынуждена была ради дитя ненадолго отодвинуть бизнес, который они строили плечом к плечу? Или когда «сердечный друг» начал праздновать свои маленькие победы со своими партнёрами, разбавляя мужскую компанию дорогим вином и столь же дорогими «девочками»? Тогда как неминуемые поражения он продолжал «выплакивать» на её груди. Ложь расколола семью. Осколки счастья больно впились в сердце. Чувствуя свою вину, муж вместо покаяния всё сильнее отдалялся от несчастной женщины, всё больше недостатков видел в некогда любимом человеке. Наконец само присутствие жены в его жизни стало тяготить упрямца, делец нехотя возвращался под родной кров и терпел, как она хлопочет вокруг. Её чистая доверчивость контрастно оттеняла развратную сторону его души. Он добровольно тонул во всепоглощающем мраке, не желая признать свою вину перед близкими. Робкие попрёки приводили его в бешенство, мужчина не хотел себя контролировать, распущенность брала верх над духом… Жена всё понимала. Она пыталась из последних сил сохранить разрушающийся мирок, но не могла сделать этого в одиночку. Главным пострадавшим при любом исходе станет дочь. Нет, женщина не могла допустить и мысли, что девочка останется незащищённой перед лицом страшной действительности. Муж был неспособен воспитать её ребенка, потому что отвернулся от них, забыл о своём долге. Права была тогда умирающая мать: женщины их рода никогда не были счастливы в браке. А она-то наивно хотела избежать странного рока, преследующего не одно поколение белокурых красавиц. Несчастная помнила последний завет родного человека: «Береги свой дом, он защитит…» Но как могли холодные стены помочь ей спасти развалившееся семейное счастье?
Мужчина направился к выходу, с удовольствием ощущая тяжесть орудия мести в руке. Сейчас он навсегда разделается с той, которая мешала ему жить так, как хочется… Внезапно он с размаху налетел на невидимую преграду, возникшую на пути к заветной цели, упал и от неожиданности выронил топорик из рук. Металл загрохотал в тишине, сталь лезвия сверкнула возле двери, ведущей к свободе, но мужчина не мог дотянуться до него, бессильно тыкаясь в незримую стену. Хмель мгновенно испарился, страх сделал мысли ясными, но было поздно. «Праведный каратель» поднял голову, силясь осознать происходящее. Контуры предметов стали расплывчатыми, а на их тёмном фоне явственно проступали светлые мерцающие силуэты. Перед его носом в землю было воткнуто полупрозрачное копьё, острие оружия явственно светилось в полумраке. Вдруг оно пошевелилось и поднялось вверх. Проследив траекторию его движения, разъярённый взгляд мужчины столкнулся со столь же гневным взором необычного привидения. Силуэт воинственной всадницы всё отчётливее проступал из сгущающегося вокруг сумрака, пока не стал вполне различимым, почти реальным. Белая лошадь непокорно пританцовывала, сдерживаемая своей хозяйкой. Неведомое существо казалось сотканным из воздуха, оно плыло над поверхностью земли, но детали украшений, доспехов или сбруи чёткими деталями вырисовывались на призрачных видениях. Мистическая амазонка начала объезжать свою жертву по кругу, не замечая материальных препятствий на своём пути. Круп лошади легко проходил сквозь стоящую в просторном гараже машину, многочисленные шкафчики, стеллажи, коробки и прочий хлам. Из-за спины поверженного появились ещё две спутницы-воительницы. Они мрачно и беззвучно гарцевали вокруг почти протрезвевшего мужчины, решимость которого сползала подобно коже со змеи. Потусторонние соратницы держали наготове любимое оружие, но не торопились его применять.
– Ты не выйдешь отсюда, – напротив него остановилась та из всадниц, чьи глаза увидел он первыми, на её груди красным огнём светилось тяжёлое украшение.
– Кто вы? – мужчина не узнал своего голоса.
– Имя значения не имеет. Ты хочешь забрать жизнь близкого нам человека, потому обречён.
– Вы ангелы-хранители?
– Что-то вроде… Но не твои. Своих ты разогнал.
– Вы не имеете права, – губы приговорённого пересохли, язык не повиновался, бессмысленный протест рвался наружу.
