Шамиль Идиатуллин - Город Брежнев
Шапка, возможно, все-таки что-то чувствовала. Или мне так показалось – потому что смотрела и говорила она абсолютно так же, как в июле. Как будто не было ни того полугода, ни Гетмана, ни лазаний по стройкам, вообще ничего. И я погрузился в уютное ощущение, что ничего и не было, – пока она говорила, как тут неплохо сделали все, как тупо на «Гренаде», как надоело дома у телика сидеть и как приятно меня видеть, хотя я вырос и вообще здоровый стал. Но потом Шапка спросила:
– Как ты вообще? Наших видишь?
И мне что-то смешно стало. Кого наших-то?
И я сказал, чтобы с этим сразу покончить:
– Серого видел. Марданова.
Она кивнула и отвернулась. И на нижние ресницы натекло.
Мне стало неловко, но тут набежал Саня – сверху, то есть на старт уже полз, да решил вернуться.
– Щас-щас, – сказал я, но он, небрежно кивнув Шапке, уточнил, глядя в основном на дальних девок:
– Это Пищуха, что ли?
Шапка аккуратно промакнула ресницы кончиками пальцев и сказала:
– Кто еще-то.
Саня усмехнулся и пошел к девкам. Они, увидев его, запереглядывались. Только одна замерла – и впрямь Пищуха из «а»-класса, только теперь она вроде перешла в другую школу. Саня остановился в паре метров, спросил ее о чем-то, она ответила, нервно так. Саня засмеялся, сплюнул, развернулся и пошел мимо меня наверх, на ходу неприятно как-то качнув головой – вроде «ну ты нашел с кем».
Я, разозлившись на него и на себя, зачем-то сказал:
– Кроме Серого никого. А там никого, кстати, и не было. А ты была?
– Я хотела, – ответила Шапка тихо. – Честно хотела, да меня мать не пустила.
Чего ж тебя, послушную такую, раньше мать-то отпускала, хотел сказать я, но тут откуда-то сбоку неловко набежала уже Танька. Пар валит, лицо в красных и белых пятнах, глаза блестят, складки куртки в комьях снега.
– Артур, ты надолго? – спросила она. – Ой, прошу прощения…
– Вот именно, – сказала Шапка совсем другим тоном, борзым таким. – Куда лезешь, чушпанка, не видишь – мы разговариваем, вообще-то?
– Дерзить не надо, – предложил я.
Шапка прищурилась и кротко сказала:
– Прости.
Я показал Таньке, что сейчас уже иду. Она мелко закивала и, скользя, стала вырубать тропинку наверх – похоже, сапоги у нее скользили получше ледянок. Я вздохнул и спросил, глядя Анжелке ниже шарфа:
– Чего тебе надо-то?
– Да ничего. Просто поздоровалась.
– Ну… молодец. Поздоровалась – и гуляй дальше.
– Я гуляю, – покладисто сказала она. – А ты не хочешь?
– Чего?
– Ну, гулять. И вообще.
– С тобой-то? Не очень, – признался я.
– Артур, а почему? Ты обиделся, что ли? Но ты же сам не звонил.
– Я звонил, но там другие люди жили, и ты им телефон не оставила. И вообще, при чем тут звонил – не звонил?
– Так у нас нет телефона теперь! Ну и… Да, ни при чем. Или ты из-за Гетмана расстроился? Ну это же ерунда совсем, он дурачок, болтает вечно, да у нас и несерьезно все.
– Ух ты, – сказал я. – А с кем серьезно?
Шапка отвернулась и пробормотала:
– С тобой.
Я засмеялся и сделал шаг в сторону.
– Да ты как маленький просто, – сказала Шапка.
– А ты большая. Вот и гуляй, блин, большая.
– Да какая разница, я – не я, большая – не большая. Ты не знаешь, как бывает. У женщин просто судьба такая.
Мне бы промолчать, но я сказал:
– А вот хрена.
Шапка слегка оживилась:
– Ой. Ты бы понимал еще чего.
– Да где уж нам уж. Только за всех-то не гони.
– За кого за всех? За эту твою? – Она кивнула вверх по склону, выждала, подумала, просияла и добавила: – Или за Мариночку-вожатую, умницу-красавицу? Ты ж ее, как все пацаны, любил, слюнки пускал и вообще, да ведь? Она не такая, да ведь? А вот и такая. Я ее, если хочешь знать, в женской консультации видела давеча, в таком кабинетике… Нагуляла, видать, себе не такая и бегает сейчас, а ведь не замужем, кольца нету! Мамочка одинокая будет, а?
Что ты врешь, чуть не заорал я, но сдержался. Сам не знаю почему. Хотел молча уйти, и тут меня осенило. Я поправил согревшуюся уже шапку и сказал:
– Ладно Мариночка. А ты что в женской консультации делала?
И добавил после короткой паузы:
– Мамочка. Одинокая. А?
Шапка дернулась, сузила глаза, сказала несколько слов и пошла к своим.
Я засмеялся и крикнул ей в спину:
– Вот это серьезно, я понимаю!
Повернулся, чтобы поскорее полезть наверх к пацанам и Таньке, – и тут меня сбили с ног.
Я успел сгруппироваться и грянул наземь не копчиком, башкой или там идущей на излом рукой, а паучком таким, на напряженные полусогнутые. Все равно вышло неприятно, к тому же въехавший в меня чувак угодил мне каблуком в голень, больно зверски, ну и потом я еще метров десять вниз полуторным кувырком просвистел, а он и того больше.
– Смотри, куда едешь, чума, – сказал я, с трудом поднимаясь и проверяя, все ли на месте. Вроде все, включая руки, гудящий лоб и шапку, которая и смягчила удар.
– Че сказал щас? – спросил чувак, не вставая.
Он сидел на небольшой картонке и неспешно отряхивался, не глядя на меня. Я бы вообще подумал, что он не со мной разговаривает, если бы не узнал его.
Меня сшиб с ног Гетман. Второй раз уже, получается. И явно не просто так сшиб – из-за Шапки решил докопаться.
На Шапку было насрать, на второй раз – нет. Прям вот вообще нет.
Но нарываться я не собирался. Навоевался, хватит. Да и денек уж больно хороший, чтобы махаться.
Гетману, похоже, для этого любой день подходил.
– Э, слышь, дерзкий, – сказал он, ловко поднимаясь и приближаясь ко мне вихливой походкой. – Ты чего такой дерзкий? Какой комплекс?
– Гуляй, дрищ, – предложил я сдержанно.
Гетман дернулся ко мне, но застыл и спросил:
– Поговорим?
– Говори.
– Айда туда, к деревьям отойдем, чисто чтобы не мешать никому.
Я посмотрел на деревья, посмотрел на склон, на барахтающийся народ, визжащих девчонок и деловитых карапузов, таскавших санки по дальним низким скатам, вдохнул свежий мороз и честно сказал:
– Так и здесь хорошо.
– Ссышь, щень?
– Дорогу показывай, – сказал я.
Гетман ухмыльнулся, поправил ремень под телягой и вразвалочку зашагал к деревьям. Я прикинул дистанцию и пошел следом, стараясь не отставать и следить за его локтями. Деревья отчеркивал от нас пояс колючего кустарника. Когда Гетман дошел до корявых зарослей, солнце для нас погасло – спряталось за деревьями. Сразу стало холодно.
Гетман неловко продрался через кусты, я, держась в стороне, перепрыгнул с разбега, и зря – зацепился штаниной, застрял в сугробе, чуть не навернулся. Ладно Гетман не обратил на это внимания – ему надо было, чтобы мы за стволы ушли, чтобы с горки никто ничего не видел.
Он сделал еще несколько неровных шагов, кивнул и весело заговорил, поворачиваясь ко мне:
– Короче, братек, тут такое…
Локоть у него дернулся, рука нырнула в распах теляги, и я ударил с прыжка – ну, какого уж из сугроба получилось. Неплохого. И прямо в подбородок.
Гетман хрюкнул и рухнул – в сугроб и немножко, плечом, в ствол, так что рука с ножом выскочила перед пузом.
Я постоял, глядя на него, на прикрытые глаза и распахнутую пасть с ниточкой красноватой слюны и на нож – точно такой же, какой я отобрал у Ренатика. Надо было, наверное, его забрать или выкинуть. Но один раз я уже забирал. И чем все кончилось?
Это «чем все кончилось» снова навалилось и накрыло, как тяжелый мат в спортзале.
Стало муторно.
Ладно, подумал я. Лежи так. Очнешься с пером – будешь хотя бы твердо знать, что оно тебе не помогло. Значит, и в следующий раз не поможет, дрищ.
Я развернулся и пошел к пацанам и Таньке.
Чуть было не дошел.
Когда я – на сей раз осторожно и не спеша – перелез через кусты, меня окликнул один из подходившей троицы чуваков лет двадцати пяти, украшенных красными повязками с белыми буквами «БКД».
– Слышь, пацан, что делал там?
– Поссать ходил, – сказал я, не останавливаясь и не оборачиваясь.
– Туалеты для этого есть, – продолжил докапываться бэкадэшник – кажется, тот, что пониже, в полушубке и со знакомым вроде голосом.
– Здесь, в лесу? Или на горке? – поинтересовался я и хотел даже добавить что-нибудь обидное, потому что внутри все еще кипело и дрожало, а теперь я от патруля оторвался вроде, не догонит, даже если бросится. Да и бросится если – пацаны рядом, не дадут в обиду, наверное. У нас свободная страна, и до комендантского часа еще полдня.
Но говорить я ничего не стал – в говно, говорят, важно не вляпываться, но лучше бы и рядом не стоять, и тем более не разговаривать.
А они, судя по звукам, уже дальше прошли, неторопливо так. Хотя нет, не все.
– Э, пацан! Кто с тобой был? Тут две пары следов, вообще-то.
Прямо следствие ведут знатоки, подумал я с уважением, но сказал небрежно и стараясь не ускоряться:
– Сам глянь, если интересно.
– Ты мне подерзи еще.
Я вздохнул и пошел вверх. Сзади опять окликнули, но снегом не хрустели. Значит, можно не ускоряться пока. Потом они стали переговариваться между собой, мол, пошли посмотрим, да на фиг, а потом я слушать перестал.
