Александр Грин - Фанданго (сборник)
Противники стали на эти отметки, лицом друг к другу. Между ними было два шага расстояния.
Другой гаучо растянул между противниками пончо; он держал его за один верхний конец, а Педро Монтихо держал второй конец с другой стороны. Пончо повисло, как занавеска, на высоте шеи дуэлянтов.
Им было видно только лицо друг друга, а стрелять они должны были сквозь пончо, угадывая, куда попасть в тело противника. Каждый, по команде, мог стрелять, сколько хотел.
Ретиан был бледен; он хмурился, готовясь, если придется, к смерти.
Красное лицо Гопкинса стало белым от страха; торчали его растрепанные усы.
Монтихо взял револьвер, готовясь подать сигнал выстрелом вверх.
Наступила такая тишина, что было слышно, как в корале лошади пережевывают маис.
– Сеньор Линсей, – сказал Ретиан, если меня убьют, поезжайте в ранчо «Каменный Столб». Вы скажете Вермонту, отчего я погиб, передадите ему и Арете мой привет. Скажите, что я благодарю его за гостеприимство, которое он оказал бы мне, если бы я был у него.
Сказав так, Ретиан твердо направил револьвер на середину пончо и стал ждать сигнала.
Монтихо прицелился в потолок.
– Будьте внимательны, кабальеро! – громко сказал он, но не успел договорить, как Гопкинс, схватясь рукой за голову, отошел от пончо и прислонился к стене. Его тошнило от страха, от внезапно налетевшего ужаса смерти.
Гаучо опустили пончо.
– Что с вами, Гопкинс? – холодно спросил Монтихо.
– Признаю… – глухо пробормотал Гопкинс, роняя револьвер, – признаю, что я виноват… Дугби заслуженно ударил меня.
В этот тяжелый и стыдный для Гопкинса момент никто из гаучо не засмеялся, не издал пренебрежительного восклицания. Сдерживая улыбки, они молча покидали помещение.
Некоторые из них, подойдя к Ретиану, крепко жали ему руку, поздравляя с благополучным окончанием дела, иные хлопали молодого человека по плечу, шепча: «Каррамба! Даже бровь ваша не дрогнула!»
– Идемте! – сказал Ретиан мальчику и Линсею.
Они уплатили перепуганному пеону за кушанье. Все трое вышли.
На дворе их окружили гаучо, предлагая кто папиросу, кто кашассу и восторгаясь проницательностью маленького бродяги, который угадал трусость Гопкинса.
– Этого мальчика я не оставлю, – сказал Ретиан, – мы повезем его с собой и что-нибудь сделаем для него. Сколько тебе лет?
– Одиннадцать, – сказал мальчик, доверчиво улыбаясь Ретиану.
– Как же тебя зовут?
– Звезда Юга, – произнес мальчик и покраснел, но смотрел прямо.
– Как? Как? Повтори! – раздались восклицания. – Звезда Юга, – сконфузился мальчик, – я так назвал себя… Есть прозвища: Быстрая Стрела, Лев Пустыни… потоми. Такие прозвища, я читал, бывают у охотников и авантюристов в пампасах.
– Так! – сказал удивленный Ретиан. – Ну, потом ты расскажешь все это подробнее. Но как же твое настоящее имя?
– Роберт Найт.
– Откуда ты, Роберт?
– Я с Фалькландских островов, из Порт-Станлея, – ответил Звезда Юга, всех удивив таким заявлением потому, что от Фалькландских островов до Рио-Гранде-до-Суль[21] не менее двух с половиной тысяч километров по прямой линии.
На все другие вопросы Роберт не отвечал, молча взглядывая на Ретиана, как бы прося его повременить с этим.
– Ну, хорошо, – сказал Ретиан, – потом он у меня разговорится. Ты, значит, сбежал из дома, Роберт? Не сделал ты чего-нибудь худого?
– Нет… О, нет! – живо закричал Роберт. – Этого-то уж нет!
Сторговавшись с одним из гаучо, Ретиан купил у него за пять рейсов лошадь для мальчика и две овечьи шкуры вместо седла, которого нельзя было сейчас достать. Роберт сказал, что умеет ездить верхом; действительно, когда его посадили на укрепленные ремнями вокруг спины и живота лошади овечьи шкуры, – мальчик умело подобрал поводья и отлично проехал перед ранчо, сделав круг.
Старый гаучо подарил ему пончо для защиты от ветра и дождя.
Помахав шляпами, Ретиан, Роберт и Линсей выехали со двора ранчо, сопровождаемые дружелюбными криками и напутствиями.
– Ну, нажили вы себе врага, сеньор Дугби! – крикнул вдогонку им Монтихо – Советую быть теперь осторожным! Гопкинс начнет мстить.
– Ничего он не сможет мне сделать, – ответил Ретиан шутливо, – у меня теперь есть моя звезда – Звезда Юга.
Маленькая кавалькада проехала небольшое пространство, отделяющее ранчо от берегового кустарника, и начала готовиться к переправе вброд, который был неподалеку; проехав шагов сто по берегу реки, путники спустились к воде.
Ретиан сказал:
– Подождите меня, дорогой Линсей. Здесь очень близко находятся могилы моих стариков. Я скоро вернусь.
VIОставшись один, Линсей рассмотрел реку.
Она обмелела, на песчаных отмелях перелетали стайки куликов, водяных курочек; невдалеке стояли по колено в воде три фламинго, казавшиеся пунцовыми маками.
Противоположный, более высокий берег был скрыт внизу густым тростником, а вверху – ниспадающими с зеленого обрыва корнями и ветвями кустарников, усеянных розовыми, синими и желтыми цветами.
Над берегом тянулись распластанные по воде, огромные листья водорослей.
В пестром течении воды блестели круглые облака.
Вдруг острая точка, оставляя расходящийся по воде след, быстро пересекла течение с низкого берега на крутой, и там, где она скрылась в тростнике, Линсей рассмотрел выдру, тащившую серебристую рыбку.
Линсей видел больших бархатно-черных и красноватых стрекоз, несшихся одна за другой; великолепных желтых бабочек с черной каймой; огромный сук, медленно плывущий в воде; одна ветка сука торчала вверх, и ее обвивала золотистая, в рыжих пятнах змея – каскавелла Свесив голову, змея осматривалась, – нельзя ли уползти на берег.
– Милая Южная Америка! – вздохнул старик. – Рио-Гранде-до-Суль! Рио-Негро!
И он рассмеялся от удовольствия. В ответ его кашляющему смеху послышался смех мальчика.
– Роберт, – сказал, обернувшись, Линсей, – я совсем забыл о тебе. Ты, кажется, еще не ел. На-ка, возьми это. Ты чему рассмеялся?
– Тому же, чему и вы.
– Хм, – смущенно пробормотал Линсей.
Он вынул из седельной сумки две бисквитные галеты, немного копченой колбасы и подал Роберту, который без ложного смущения тотчас уничтожил эту крепкую для зубов пищу без остатка и попросил воды.
– Разве ты сам не можешь напиться? Вода у твоих ног.
– Я мог бы напиться сам, – сказал Роберт, – но, если я сойду с этой бараньей шкуры, вам придется меня подсаживать на лошадь, а я не хочу, чтобы вы беспокоились. Ведь вы высокого роста и, если въедете в воду по брюхо лошади, то зачерпнете воды, не слезая. Не сердитесь на меня?
– О, нет, милый! – сказал Линсей. – Я просто не сообразил. Ты прав.
Линсей погнал лошадь в реку и достал воды своей эмалированной кружкой. Роберт напился. Едва между ними начался разговор, как зашумели кусты, пропустив Ретиана.
– Сейчас дам поесть Роберту, – сказал Ретиан. – Теперь придется скакать галопом, чтобы приехать не слишком поздно на ночлег в ранчо Энрико Хименеса.
– Я уже ел, – сказал Роберт.
– Я дал ему поесть, – подтвердил Линсей.
Ретиан вынул из седельного кармана кусок тонкой веревки и, сойдя с лошади, устроил мальчику стремена: привязал веревочные петли с обеих сторон овечьих шкур, служивших седлом.
– Теперь ты не свалишься, – сказал Ретиан, – а то без стремян шкуры начнут сползать на одну сторону и тогда ты намучаешься, останавливаясь, чтобы поправить их.
Ретиан вскочил в седло и направил лошадь по мелководью, наискось против течения; за ним ехали Роберт и Линсей.
Быстрое течение стало прорезаться шумными струями пены вокруг ног осторожно ступающих лошадей; белая с черной гривой и черным хвостом лошадь Звезды Юга сбивалась в сторону, но мальчик, натянув повод и работая пятками, заставлял ее слушаться.
Брызги летели в лицо; лошади фыркали, высоко задирая морды. Их глаза дико и напряженно блестели.
На середине течения, коснувшись стремян, вода зашумела у лошадиных шей, но, быстро переступая копытами по твердому дну, сильные животные одолели быстрину и начали выходить из воды.
Достигнув мели, всадники один за другим выехали галопом в расселину берегового обрыва и поднялись на равнину.
Лошади, заржав, отряхнулись.
Взглянув на часы, Линсей сказал:
– Уже четыре часа. Далеко ли отсюда ранчо Хименеса?
– Около тридцати пяти километров, – ответил Ретиан, – а поэтому надо скакать не останавливаясь.
VIIКак только путешественники выехали из ранчо, Гопкинс побежал в кораль, оседлал рыжую мохнатую лошадь и отправился, не переезжая реки, вверх по течению.
Он скакал бешеным карьером, с размаху перескакивал ручьи, рытвины, шпоря коня и тщательно всматриваясь вперед. Проскакав пять-шесть километров, Гопкинс увидел поднимающийся над береговыми кустами дым, и довольная улыбка мелькнула на его вспотевшем лице.
