Алексей Писемский - Взбаламученное море
Затем они сейчас же попали в совершенно сплошную массу народа.
– Где ж мы с братом увидимся? – спросила Евпраксия.
– Он хотел прийти в русское отделение, – отвечал Бакланов.
– Ну, так и поедем туда, – сказала Евпраксия и, спросив по-английски первого попавшегося господина, повела мужа.
– Боже мой, как скудно и бедно наше отделение! – начал опять восклицать Бакланов. – Турция, посмотри, – и то какое богатство сравнительно с нами.
– Не кричи, пожалуйста! здесь все ходят молча! – возразила ему Евпраксия, а потом, взглянув вдаль, прибавила с удовольствием: – А вон и брат!
Сабакеев в самом деле подходил к ним с Басардиным.
– Madame, угодно вам руку? – сказал последний.
Евпраксия, хоть и не с большим уодовльствием, но подала ему руку.
Бакланов пошел с Сабакеевым.
Евпраксия несколько раз обертывалась к ним и заметно прислушивалась к их разговору.
– Мне бы очень хотелось, ужасно!.. – говорил Бакланов.
– Куда это вы собираетесь? – спросила она, наконец не утерпев.
– Так, ужо, в кофейную, на одно представление, – отвечал ей муж.
– Хорошо, я думаю, представление…
– Не бойся, в худое место не заведу его, – сказал с улыбкой Сабакеев.
– Боюсь, что ты более чем в худое заведешь, – сказала с ударением Евпраксия.
После обеда Бакланов вдруг пропал, так что Евпраксия и не видала – когда. Это ее заметно встревожило. Она часов до двенадцати его дожидалась.
Наконец он возвратился, очень, по-видимому, веселый и довольный.
– Где ты был? – спросила она.
– У наших эмигрантов, – отвечал Бакланов с самодовольством.
– Зачем же тебе это так понадобилось?
– Во-первых, они сами пожелали меня видеть.
– Я думаю! – отвечала Евпраксия насмешливо: – что ж у тебя может быть с ними общего?
– Как что общего?
– Да так: ты их не старый знакомый, не революционер; ты простой, обыкновенный человек, помещик, значит, лицо ненавистное им.
– У них не я один, а все бывают.
– Это-то и глупо: люди печатно говорят, что они в Бога не веруют (при этих словах все лицо Евпраксии вспыхнуло), называют все ваше отечество нелепостью, вас – гнилым, развратным сословием, а вы к ним лезете.
– Это значит, нельзя быть знакому ни с одним сатириком! – произнес с насмешкой Бакланов.
– Какая уж тут сатира; они прямо мужикам говорят, чтобы они топоры брали и головы рубили вам. Наконец, они раздляют их убеждения, так и действуйте так; а то дома кресты и чины получат готовы, а к нему приедут – вольнодумничают; что ж вы после этого за люди?
Бакланов как-то мрачно слушал жену.
17. Заговор зреет
С огромной лестницы срежнего здания Хрустального дворца сходили наши путешественники.
Рядом с Евпраксией шел Басардин. Он, видимо, старался быть умен и любезен.
– Вот это Европа! Чувствуешь, что на высшей точке цивилизации находишься, – говорил он.
В это время Блонден шел уже по канату, по крайне мере на высоте пятидесяти саженей.
Евпраксия взгянула вверх и отвернулась.
– Что ж, вы уж и испугались? – сказал ей Басардин насмешливо и в то же время с нежностью.
Евпраксия шла, ничего ему не ответив.
Басардин старался нагонять ее и итти с ней рядом.
– Это уже несчастие русских, – говорил он: – что мы не можем и не хотим ни на что взглянуть прямо.
– Что ж тут приятного смотреть прямо? – проговорила она.
– Я не про это говорю, а про другое, – отвечал Виктор лукаво.
– Не знаю, про что вы говорите, – сказала ему почти сердито Евпраксия.
– Я говорю, – продолжал Виктор, понижая голос: – что вы вот, например, несчастливы в вашей семейной жизни, а между тем остаетесь верны вашему долгу.
Евпраксия сначала было рассердилась, а потом рассмеялась.
– Вы ужасно глупы, извините вы меня! – проговорила она.
Басардина при этом только слегка передернуло. Впрочем, он сейчас же поправился и с насмешливой улыбкой продолжл следовать за Евпраксией.
С Баклановым, между тем, шел Галкин.
– Вам всего достанется каких-нибудь двести или триста штук… – толковал он.
– Тут не в количестве дело!.. – возражал Бакланов.
– Вам все это в пояс уложат, – объяснял Галкин: – ведь пояс нигде не осматривают, согласитесь с этим.
Бакланов молчал.
– Не понимаю я вашего дела, господа, как хотите! – произнес он наконец и покачал с грустью головой.
– Земскую думу надобно собрать!.. Согласитесь, что без этого нельзя.
– А потом что?..
– А потом разложение и федерация…
Бакланов усмехнулся и задумался вместе.
– Ну, так до свидания! – сказал Галкин.
– Вы куда? – спросил его робко Бакланов.
– В топографию.
– А Сабакеев там?
– Там; с утра сидит…
Галкин ушел.
Бакланов остался в сильно-мрачном настроении. К вящщему его неудовольствию, он увидел вдали Петцолова, который прямехонько шел на него.
– Bonjour! – говорил он, дружески подходя и протягивая руку, как будто бы между ними ничего неприятного не было. – Вы знаете, что произошло с madame Леневой? – начал он сейчас же.
– Ее брат тут идет! – шепнул было, указывая на Басардина, Бакланов.
– Ничего!.. Я ему сам все говорил: он нисколько не в претензии, – говорил Петцолов. – Imaginez! – присовокупил он: – она нанимает на улице Saint-Honore бельэтаж!.. имеет ложу в опере!.. Словом, живет с каким-то англичанином-крезом.
– Которого предпочла вам, как вас мне! – сказал Бакланов.
– Oui! – подтвердил весело Петцолов: – а, ecoutez: вы были у здешних господ?
– Был, – отвечал Бакланов.
– Не правда ли, какие чудные люди?
– Превосходные!
– Как они ласкают молодежь! чудо!.. Adieu!
– Вы уж уходите?
– Да! Я завтра из Лондона уезжаю.
– Что так?
– Так!.. Нужно еще в Австрию заехать, просить тамошнего раскольничьего митрополита сюда переехать!.. – прибавил Петцолов уже полушопотом.
Бакланов только посмотрел на него.
«Чорт знает что такое!» – подумал он, когда молодой человек отошел.
18. Агитатор и раскольник
В одной из самых сытных лондонских таверн, в Сити, сидело, между прочим, много и русских купцов, приехавших на выставку.
Купец, попавшийся нам в Дрездене, тоже тут обедал.
Его решительно поедал глазами сидевший невдалеке от него Виктор Басардин. Наконец, заметив, что купец доел последнее блюдо и стал утирать свою бороду, он прямо подошел и сел против него.
– Вы знакомы, кажется, с господином Баклановым?.. – сказал он.
– С каким господином Баклановым? – спросил купец не без удивления.
– С одним моим знакомым; на выставке вы с ним кланялись.
– Не знаю-с! – отвечал односложно купец.
– Но мы вас знаем и уважаем!.. – продолжал Виктор заискивающим голосом. – К вам ведь приходил на днях человек?.. – прибавил он таинственно.
Купец посмотрел на Басардина внимательно.
– Приходил-с! – отвечал он как-то отрывисто.
– Ну, сами согласитесь, у нас ведь Бог знает что с раскольниками делают… наконец с вами самими!..
Купец несколько времени переводил беспокойный взгляд с Виктора на салфетку и с салфетки на Виктора.
– Что кому за дело-с, что со мной ни делают! – проговорил он наконец.
– Да, конечно, – отвечал Виктор, потупляясь: – но тут общая польза!
– Какая это польза такая! Ничего мы такого не знаем и не наше дело.
– А я полагал было… – произнес Басардин.
– А коли полагали, так не угодно ли самим: площади у нас в Питере и Москве большие, рассказывайте там, что вам охота.
– Так что ж вы других-то к тому подводите?.. Вы здесь наболтаете Бог знает что, а потом за вас ответствуй.
– Ну, уж вы можете быть спокойны, что здесь вас никто не выдаст.
– Как не выдаст?.. Как вы бумаг-то в руки насуете, так тут с поличным словят. Вы, значит, только одно и есть, что человека-то под гибель подводите!
– Ну, уж нас никто не может укорить, – возразил Виктор, поматывая головой: – чтобы мы простого русского человека не любили и не желали ему добра.
– Благодарим на том покорно-с! Только словно бы того, пожалуй, нам и не надо: вы, баре, сами по себе, а мы, мужики, сами по себе. вы вот государя императора браните, а мы ему благодарствуем и полагаем так, что собака лает, а ветер носит… В Бога, вон, вы пишете, чтобы не веровать, и то мы ничего: считаем так, что от нерассудка вашего это происходит.
– Что ж, мы не из-за денег же к вам стремимся?
– Да денег мы вам и не дадим; деньги у нас не ворованные, а потом и трудом нашим нажитые.
– Чиновникам давали же их! – возразил Виктор ядовито.
– Чиновники-то все-таки маненечко царские слуги, а не самозванщина…
Басардин наконец встал.
– На вас, значит, и надежды никакой питать нельзя!.. – произнес он.
– Мало че, что надежды, а что ежели бы теперь во Франции али в Австрии было, я бы, себя оберегаючи, комиссару вас представил, – отвечал внушительно купец.
– Как это глупо! – сказал Виктор, уходя.
– Что делать-то! Неученые! Инако думать и полагать не умеем! – отвечал купец.
