Николай Гарин-Михайловский - Том 1. Детство Тёмы. Гимназисты
— Конечно, — подтвердил Корнев.
Берендя на мгновение задумался и, замотав головой, проговорил:
— Что ж? идем.
— Ну, так идем, — встал Корнев.
— Постой, отчего вы так рано приехали из деревни?
Карташев покосился на Корнева и опять сел.
— Так, ерунда, — раздумчиво сказал Корнев.
Корнев, щадя самолюбие Карташева, передал вкратце события в деревне.
— Т…ты говорил с матерью? — спросил по окончании Берендя.
Карташеву было тяжело и неприятно.
— Что ж ей скажешь? — скажет: мальчишка… — Наступило молчание.
Берендя опустил голову и машинально смотрел в свою тетрадь.
— С…слушай, я не пойду к тебе.
— Идем, — тоскливо и быстро позвал Карташев.
— Идем, — поддержал и Корнев.
— Е-ей-богу, не пойду…
— Ну, что за ерунда!
Карташев обиделся.
— А как ты думаешь, с…сознает она?
— Ну, да брось, одевайся, — настаивал Корнев.
Берендя в нерешительности смотрел на Карташева. Не хотелось ему обидеть и Карташева, не хотелось и встречаться с Аглаидой Васильевной, — тянуло к книгам, и жаль было терять время.
— Нет, ей-богу… Я лучше в другой раз…
— Ну, так как же? — спросил Корнев, смотря на Карташева. Карташев, видимо, обиделся.
— Ну, че…черт с тобой, идем.
— Нет, конечно, это свинство, — начал было Карташев и наклонил голову.
— Да брось, — перебил его Корнев, — идет. Ну, одевайся.
Берендя взял со скамьи грязный пиджак.
— Ну и отлично.
Берендя добродушно усмехнулся и не без едкости спросил:
— М…может быть, она прикажет меня вывести?
Карташев совсем обиделся.
— Ишь какой ты стал! — хлопнул Берендю Корнев по плечу. Все трое вышли.
На улице царила пустота сумерек.
Берендя шел с Корневым впереди, а Карташев плелся поодаль. Корнев как-то вдруг не то забыл о Карташеве, не то потерял к нему интерес. Напротив, Берендя привлекал его к себе, и он повел с ним оживленный разговор.
Беренде было приятно это внимание, он с достоинством щипал свою бородку и энергичнее обыкновенного поматывал головой.
— Несомненно, — говорил, шагая, Корнев, — полный разлад между теорией и практикой… В деревне это как-то особенно рельефно — это разделение труда, о котором кто-то сказал, что одни сеют пшеницу, а другие едят ее. С одной стороны, конечно…
Корнев пренебрежительно махнул рукой.
— А впрочем… С другой стороны, нельзя не признаться, а с другой — нельзя не сознаться… и в конце концов теория и практика вот как стоят друг против друга.
Он показал пальцами, поставив их один против другого, как стоят теория и практика, и махнул пренебрежительно рукой.
— Придет, конечно, время, — сказал он, помолчав.
— Н…не для всех. Персам, например, просто не по средствам будет уж догнать… И…история показывает нам, что и прежде упущенное время не наверстывалось… И тут работает уж п…просто экономический закон… неизбежный. П…под защиту более сильного н…нужда поставит. Бухара…
— Движение, конечно, есть.
— Достаточность этого движения кем определяется? доброй волей убежденного, что оно достаточно?
— Типичное, в сущности, время, — раздумчиво заговорил опять Корнев. — С одной стороны, будто и правы его мать и мой почтеннейший родитель. Кто мы? Мальчишки… А с другой, ведь это все вопросы, поднятые людьми такого ума, перед которыми и мой батюшка и его мать… А ведь апломб какой! Ну, мой-то хоть мычит только, а возьми его мать? Послушаешь — вдохновенье, убежденность… а в сущности, одно сплошное недомыслие или, еще хуже, фарисейство… Прямо понимает и морочит… себя, конечно. А Неручев уж просто наглец: врет без зазрения совести прямо в глаза: знает, что врет, и глазом не моргнет.
— Кто это Неручев?
— Один сосед Карташева.
Корнев сосредоточенно принялся опять за свои ногти.
— Ерунда, — сказал он пренебрежительно.
— К…корабль без якоря. Р…работа без устоев… Кучка возится, строит, а… а пришла волна м…мрака, и… и все к черту, к…колесо белки. Нет фундамента о…образования д…достаточного, чтоб противостоять н…напору этой волны… И… и покамест так будет, из бездны м…мрака вылезет еще с…столько охотников…
Берендя шел, как палка, подгибал коленки, смотрел своими лучистыми глазами твердо и непреклонно перед собой, спокойно, равномерно все гладил свою бородку, и только похолодевшие пальцы его рук нервно дрожали да сильнее разлилась мертвенная желтизна от глаз по щекам.
Некоторое время оба шли молча.
— Восьмой класс… — проговорил Корнев.
С лица Беренди слетело все вдохновенье. Это был опять прежний испуганный, растерявшийся Берендя.
— Врешь?! — замирая, спросил он.
— Да вот…
Корнев лениво остановился и мотнул на подходившего Карташева. Карташев начал было нехотя, но злоба дня захватила, и приятели горячо и возбужденно заговорили на жгучую тему.
Они незаметно вошли в отворенную калитку карташевского дома и через двор прошли прямо на террасу.
— Может, все это еще только слух, — сказал Корнев, отгоняя неприятные мысли.
В сумерках мелодично раздавалась игра Наташи. Корнев сделал жест, и все трое на цыпочках пошли по террасе, чтоб не услышала Наташа. Они тихо уселись на ступеньках и молча слушали. Наташа импровизировала, по обыкновению. Ее импровизацию особенно любил Корнев и называл ее в шутку Шубертом. Мягкие, нежные, тоскующие звуки лились непрерывно, незаметно охватывали и уносили.
Вечер, сменивший жаркий день, пока точно не решался еще вступить в свои права. Было пыльно и душно. Но в небе уже лила свой обманчивый прозрачный свет задумчивая луна. В неподвижном воздухе застыли утомленные в безмолвном ожидании ночной свежести деревья. Только наметились бледные тени; скоро сгустятся они и темными полосами рельефнее отсветят яркость луны. В воздухе, в саду было пусто, и только нежная музыка наполняла эту пустоту какой-то непередаваемой прелестью. Звуки, как волны, мягко и сильно уносили в мир грез, и дума вольная купалась в просторе летнего вечера.
Наташа кончила и, рассеянно пригнувшись к роялю, задумчиво засмотрелась в окно. Аплодисменты слушателей с террасы вывели ее из задумчивости. Она встала, вышла на террасу, весело поздоровалась и заявила:
— А мамы и Зины нет дома.
— Это, конечно, очень грустно, — пренебрежительно ответил Корнев, — но так и быть, могут подольше на этот раз не являться.
— Ну, пожалуйста, — махнула рукой Наташа и, присев на ступеньки, заглядывая в небо и в сад, сказала: — Скоро потянет прохладой.
— А пока положительно дышать нечем, — ответил Корнев, присаживаясь около нее.
Сели Берендя и Карташев. Карташев крикнул:
— Таня!
В лунном освещении в окне показалась Таня.
— Мы чаю хотим.
Таня ушла, а они все четверо продолжали все тот же разговор, тихий, неспешный. Наташа отстаивала мать и все старалась придумать что-нибудь такое, чтобы и мать оправдать и признать правильным постановку брата и его товарищей.
— Оставьте, — пренебрежительно говорил Корнев, — все это одно бесплодное толчение воды выходит: и невинность соблюсти, и капитал приобрести. Это ведет только к отупению. Ставьте прямо вопрос: где правда?
— Правда, конечно, у вас.
— Ну, так в чем же дело?
— Сразу нельзя.
— Почему нельзя?
— Ничего сразу не делается.
— Значит, сложить руки и ждать? — спросил Карташев.
— Жди! — ответила Наташа.
— Ну, так я лучше себе голову об стену разобью.
— Какой же толк из этого?
— А какой толк сидеть сложа руки? У меня две жизни? Я не могу и не хочу ждать.
— Все равно не разобьешь же себе голову: будешь ждать.
— Ну, так еще хуже будет: другие разобьют.
— Никто не разобьет, — махнула рукой Наташа. — Так и проживешь.
— Я, собственно, не понимаю, что вы хотите сказать? — вмешался Корнев.
— Хочу сказать, что жизнь идет, как идет, и ничего переменить нельзя.
— Но, однако же, мы видим, что меняют.
— Меняют, да не у нас.
— Что ж, мы из другого теста сделаны?
— А вот и из другого.
— Ну, оставьте, — досадливо проговорил Корнев. — Пусть какая-нибудь отупелая скотина или там из разных подлых расчетов доказывают, что там хотят, но не давайте себя, по крайней мере, вводить в обман.
— Не знаю… — начала Наташа, но оборвалась и замолчала.
Берендя слушал, смотрел на разговаривавших и теперь, когда все замолчали, поматывал головой, собираясь что-то сказать.
— Ну, да довольно об этом, — предупредил, не заметив его намерения, Корнев, — дураков не убавишь в России, а на умных тоску наведешь. Манечка, сюда! — хлопнул он рукой по террасе подходившей Мане.
Маня посмотрела, подумала, села возле Корнева и сказала:
