Алексей Писемский - Взбаламученное море
– Что-то увидим? – произнес Бакланов.
– Да и у меня сердце бьется, – отвечала ему Софи.
Софи, в покойном, красивом ремизе, весело мотнув головой, сейчас же скрылась в ближайшем переулке.
Бакланов взял себе другой экипаж.
– Куда угодно ехать господину? – спросил его извозчик.
– В какой-нибудь отель, недалеко от отеля де-Бад.
– В отель де-Лувр! – произнес кучер, получивший из отель де-Лувр более на водку, чем в других отелях.
– Ну хоть туда! – сказал Бакланов.
Солнце между тем светило полным своим блеском на белые дома и на гладко вымощенную мостовую.
При въезде на бульвары, у Бакланова наконец зарябило в глазах. Экипажи ехали ему навстречу, поперек, объезжали его. По тротуару, как бы на праздненство какое, шла целая непрерывная толпа народа, и все такие были по виду бодрые, нарядные, веселые. Прошел наконец и полк с барабаном, бой которого поднимал все ваши нервы. На каждом углу стоял городской сержант, в своей треугольной шляпе и синем мундире. При повороте, около Вандомской колонны, мелькнула площадь.
– Провезите меня туда, пожалуйста!.. – сказал Бакланов.
– Bien, monsieur! – отвечал с гордостью извозчик и повез.
– Pas si vite! pas si vite, mon cher! – говорил, беспрестанно приподнимаясь из экипажа, Бакланов.
– Это обелиск! – сказал извозчик. Он поставлен был на том месте, где казнен Людовик XVI и была гильотина.
– Но эти фонтаны, фонтаны. Боже ты мой! – говорил Бакланов, смотря на прелестные в самом деле фонтаны: из рогов изобилия, в руках нереид, огромными снопами била вода, и нимфы держали головы свои обращенными несколько назад, как бы смотря, туда ли она попадет, куда надо.
– Что это за здание? – спрашивал Бакланов, совсем как бы растерявшись.
– Тюльери!.. Император тут теперь живет, – отвечал извозчик.
Бакланов обернулся в другую сторону и замер от удивления.
– А это?
– Это, – отвечал извозчик: – Елисейские поля, а вон арка триумфальная. Это место, господин, хорошее, красивое!
– Чудо что такое! таких ощущений нельзя вдруг подолгу переживать: везите меня поскорее в отель!
Извозчик поехал.
– Это место хорошее, господин, хорошее! – повторил он в одно и то же время добродушно и многозначительно.
В отеле Бакланову предложили номер в пять франков.
В мило убранной комнате, с камином, с коврами, с мраморным умывальником, он наконец снял с себя пыльное дорожное пдатье и сел.
– Да, матушка Россия, да! – начал он вслух повторять: – далеко тебе еще до Европы: и теплей-то она тебя, и умней, и изящней, и богаче.
Умывшись и переодевшись, он отправился в Пале-Рояль.
«Что такое этот Пале-Рояль? Вероятно, что-нибудь великолепное», – решал он мысленно, но, подойдя, должен был спуститься несколько ступеней вниз и очутился на каком-то четвероугольном дворе, окруженном со всех сторон домами с магазинами и ресторанами.
Он зашел в один из них и спросил себе обед.
– И это за четыре франка все, за наш целковый! – говорил он, допивая последний глоток довольно сносного вина.
Кофе пить он пошел в одну из бульварных кофеен.
Открывшись тут ему панорама показалась просто сказочною.
Начинали уже зажигать газ. Магазины совершенно показывали свои внутренние, богатые, красивые убранства. В каждом почти из них виднелось хорошенькое личико торгующей мадам.
Около Бакланова тоже сели две дамы. Одеты они были роскошно, но с заметно набеленными лицами, и как сели, так сейчас же постарались поднять высоко-высоко свои платья.
Бакланов им невольно улыбнулся. Они ему тоже улыбнулись.
– Этот monsieur очень хорош собой! – сказала одна из них, громко и явно показывая на него.
– Да, я желала бы его поцеловать! – отвечала другая.
Бакланову это несовсем понравилось; он встал и пошел.
Увидав на одном из домов надпись: «Hotel de Bade», он зашел и спросил о Софи.
– Mais madame n'est pas a la maison! – отвечала ему черноволосая привратница.
«Где ж это она, ветреница, до сих пор?» – подумал не без досады Бакланов и кликнул извозчика.
– Au Bal Mabil! – сказал он.
– Qui, monsieur! – отвечал тот и повез.
«Там, должно быть, что-нибудь вакхическое, одуряющее!» – мечтал герой мой, проезжая Елисейскими полями.
Целая масса огня горела на воротах Баль-Мабиля.
Бакланов вошел не без удовольствия.
Свет и газ пробегал по газонам, светился в самых цветах и горел в разнообразнейших, развешанных по деревьям шарах.
Бакланов пробрался к толпе, где танцовали.
Две девицы, очень некрасивые собой, наклоняясь под музыку, поднимали платья.
Бакланову сделалось жалко, зачем это они делали.
Перейдя на другую сторону, он увидел девицу получше, которая, совсем почти лежа на плече кавалера, танцовала; потом вдруг подняла ногу и задела при этом одного господина за нос, Он и вся стоявшая публика захохотали.
Бакланов наконец захотел поговорить с какою-нибудь из этих госпож.
– Mademoiselle! – обратился он к одной из них несовсем смело.
– Ci-devant, monsieur! – отвечала ему та с грустью.
При этом шедшая с ней подруга захохотала осиплым и почти мужским голосом.
Еще с полчаса Бакланов не знал, как и просидеть.
Выйдя из сада и пройдя по Елисейским полям, он наконец вздохнул посвободнее.
– Все то мерзость; а вот и это – прелесть! – произнес он, показывая на весело и беспечно идущую по широким панелям толпу и на виднеющееся на высоте темно-синее небо. В воздухе между тем было что-то раздражающее. Он опахивал в одно и то же время теплотой и свежестью. Бакланов живо чувствовал во всем теле своем какую-то негу и сладострастие.
8. Софи и Париж
Не менее разнообразно проводила свое время и Софи.
В гостинице Баден она зняла номер в десять франков.
Надев свое лучшее платье, свою новую шляпку и бурнус, она сейчас же вышла на улицу; но, Боже мой, как показался ей весь наряд ее несвеж и старомоден!
– К Ротшильду в контору! – сказала она.
Извозчик подвез.
Софи робко вошла в грязноватое помещение.
– Сколько угодно вам получить по вашему кредитиву? – спросил ее плешивый кассир.
– Десять тысяч франков.
Ей сейчас же отсчитали золотом.
Она совершенно небрежно положила эту чувствительную сумму в свой кармашек и вышла.
– В лучший магазин, где дамские наряды делаются! – сказала она своему вознице.
Тот мотнул в ответ головой и подвез ее к целому дому-магазину.
Софи вошла сначала по мраморной, а потом по чугунной, с золотом, лестнице. Красивые французы и красивые францженки окружили ее.
– Мне нужно платье, или, лучше сказать, весь туалет.
– Avec grand plaisir, madame, avec grand plaisir! – восклицали француженки и повели ее.
При виде некоторых материй и фасонов, у Софи даже дыханье захватывало.
Часа четыре, по крайней мере, она ходила, пересматривала; с нее снимали мерки, восхищались ее красотой. Наконец она вышла и поехала в магазин белья.
Там ей говорили:
– Вам нужно батистовое белье. Вам нужно сделать ночное особенное, с длинными рукавами.
Сама содержательница магазина обиделась, когда Софи сказала ей, что у ней есть для ночи кофты.
– Кто ж, madame, нынче кофты носит?.. Кто носит?.. – восклицала она.
Софи, чтоб успокоить ее, поспешила заказать белье с длинными рукавами.
Из магазина белья она поехала в магазин обуви.
– Ваша ножка восхитительна! – говорил ей француз, сняв с нее ботинку, и даже пожал ей при этом ножку, а когда надел свою ботинку, то попросил ее встать и походить.
Софи встала.
– Вы ведь, madame, не ходите, а летаете.
Софи в самом деле чувствовала какую-то особенную легкость и живость. Она взяла у него пар восемь разного рода обуви.
Было уже часов семь.
Софи, вспомнив наконец, что она еще ничего не кушала, возвратилась в свой отель и прошла прямо в обеденную залу.
Там сидело за столом человек пятьдесят. Софи робко села на одно пустое место. Она в первый еще раз обедала одна. Впрочем, ей было весело: все почти мужчины с заметным вниманием и любопытством смотрели на нее.
Откушав и выйдя на улицу, Софи решительно не в состоянии была вернуться в свой номер. Ей так все нравилось, так все ее прельщало!..
Она взяла экипаж и поехала в Елисейские поля, где пошла было пешком, погулять. Тысячи огней горели в аллеях и придавали всему несколько таинственный вид.
Софи шла по дорожке.
К ней, на первых же шагах, пристал какой-то господин.
– Я вас провожаю! – сказал он.
– Non, non, non, monsieur! – поспешно отвечала Софи.
При возвращении домой, привратница, подавая ей ключ, объявила:
– У вас были три господина: один высокий, с бородой, другой черноволосый, с усами, третий блондин.
Софи, не без гордости и не без удовольствия, мотнула ей головой в ответ и начала взбираться в свой номер.
Там она в утомлении, но с заметно довольным лицом, села и начала припоминать, что она видела.
Вдруг в двери постучали.
– Entrez! – сказала она.
Вошел мужчина: Петцолов в штатском платье и с бородой.
– Ах, какой ты смешной!.. – было первое слово Софи.
