Александр Найденов - Больше света белого
Ольга засмеялась: Ничего себе - наказал: моют за ней, одевают ее,- за мной бы кто так поухаживал. Дедка вот, не верил же в бога, а дожил до старости и до последнего дня с ума не сошел.
- Он верил,- отозвалась старуха.
- Как же, верил... Что же он тебе не разрешал иконку на стену весить, если, ты говоришь, он верующий был? Сколько лет, ты не считала, ты проносила эту иконку в кармане в тряпочке?- кивнула Ольга в сторону иконки, стоящей возле портрета на телевизоре.
- Он верующий был,- повторила старуха.- Лишь сознаться в этом не хотел: упрямый был очень. Когда у него в деревне перед пенсией начала рука сохнуть, он сначала по больницам все ездил: и в Ваничи, и в Советск. А потом не стал ездить. Рассказывает: придут врачи - глядят на рентген, глядят, а отчего рука сохнет - не могут понять. Я одыднова их и спроси: "Так вы знаете, или нет, что это за болезнь?" Они говорят: "Нет, не можем определить: все как будто цело, а рука сохнет".- "Ну, так я сам,- дедко-то говорит,- знаю. Это значит - бог меня за грехи наказывает". Ушел из больницы - и больше к ним никогда не ездил...
4.
Медлительное шествие за автомобилем с гробом, нигде не задерживаясь, миновало, между тем, площадь и спускалось с нее на старинную дамбу городского пруда, обсаженную по краю насыпи столетними раскидистыми тополями. Слева, сквозь едва покрывшиеся зеленью кроны деревьев, за блеснящей водной поверхностью виделась на противоположном южном берегу скалистая сопка Ермака, своим лысым черепом громоздящаяся над городом. Та самая, на которой разбил бивак отряд Ермака, когда они делали здесь челны, чтобы плыть на них по реке завоевывать Сибирь. По правую руку, в котловине по основанию дамбы был старинный большой завод, возведенный три века тому назад вместе с этим городом и окруженный теперь зеленым сплошным забором с электрическими проводами и колючей проволокой наверху. По середине дамбы за отдельным дощатым забором стояло белое здание плотины и оттуда далеко разносился непрерывный грохот падающей воды. Сразу за плотиной дорога раздваивалась: одна - вела дальше по дамбе, а другая - поворачивала направо, спускалась с нее и тянулась вдоль берега реки. Здесь, по берегу, и разросся городской район Рига, куда им нужно было идти.
В переднем ряду за машиной следовали: Юрчик, Сашка, Полина и Иван старший из братьев Хариных.
Юрчик рассеянно глядел по сторонам на знакомый ему уже более полувека вид, на встречных людей и на тех, которые обгоняли колонну. Иван шел задумчиво, молча, свесив вниз голову, и смотрел себе под ноги, а Сашка негромко разговаривал с матерью.
- Они сказали мне, что зажмут мне в одну ладонь паяльник, а в другую дадут ручку, воткнут паяльник в сеть - и тогда через минуту я им все подпишу,- приглушенно рассказывал Сашка матери.- Велели мне еще неделю подумать... Мама, давай продадим старый дом, иначе мне с банком не расчитаться.- попросил он.
Глаза Полины были наполнены слезами, она шла по-прежнему держа прямо худую спину и молчала. Сашка поглядывал на нее и ждал, что она скажет.
- Говорила я ведь тебе: отступись, отступись - где тебе связываться с этой коммерцией. Работал бы инженером... зачем уволился?
- Так ведь, конверсия, мама,- инженерам зарплату не платят,- напомнил ей Сашка.- Кто же знал, что учредители эти мои долбанные поведут себя так?.. Ведь сначала казалось, что нормальные же люди: с одним - мы учились на одном курсе, он был командиром дружинников в институте и теперь работает капитаном ОБХСС, а другой - главный инженер леспромхоза. Назначили меня директором в свой арендованный магазинчик, взяли кредит в банке, а потом вытянули из магазина себе все эти деньги - и говорят: не хотим ничего больше знать. Приехали бандиты - крыша этого банка,- взыскивать долг - они их отсылают ко мне, что Ермаков все бумаги в банке подписывал, а их подписей нигде нет. Теперь те требуют от меня им отдать мою квартиру за долги этого магазина - а я там даже зарплату четыре месяца не получал.
- Ну что за жизнь! Тянула вас с Ольгой, тянула... выучила... институты закончили... Наконец думала отдохну - а вы: у той - нет работы, у тебя - еще хуже,- пожаловалась на судьбу Полина, а Сашка заметил, что ее глаза стали сухими и в них появился знакомый ему волевой блеск, она уставила взгляд на венок, прибитый к борту машины перед ней и сказала:
- Тебе лишь бы все продавать, все мимо рта пронесешь... Что же ты так плохо работал?..
- Я хорошо работал, мама, по двенадцать часов в день,- возразил Сашка.Я ведь почти год, после того, как хозяева нас кинули, волок на себе этот магазинчик, не имея почти средств в обороте, умудрялся выплачивать и проценты за кредит банку - (280 процентов годовых, мама!) - и зарплату продавцам и аренду; ведь и кредит я все же сумел-таки вернуть банку: все
наше оборудование продал, все деньги соскреб,- но банку кредит вернул. Но банкиры еще насчитали 15 миллионов рублей пени - и вот их-то теперь с меня и требуют, хотя по закону и не имеют на это права...
- Вот сукины дети!- обругала банкиров Полина.- Ладно, ты не переживай, я на следующей неделе приеду, я сама все решу. Какой-то ты беспомощный у меня, честное слово,- тебя в ложке воды утопишь... Вот они у меня запоют "Матушку репку"! Выпрут боком им эти паяльники!.. Крыша!.. Что это вы, интеллигенция, бандитские словечки сразу усвоили? Только оказались свободными - тут же и поддались опять новым хозяевам. Вы по своим правилам должны жить, а бандитским порядкам пусть и места под солнцем не будет!.. А то вы их оправдываете как будто... Не расстраивайся,- повторила она.
Сашка сразу повеселел, выпрямился, словно у него с плеч упала ноша и стал беззаботно, как и отец, поглядывать по сторонам.
Во втором ряду шли - Аркашка, Ирка, Сережка и Толька.
Полина обернулась к ним и предложила: Толька, тебе ведь тяжело, наверное, идти - ты пойди сядь в автобус. Толька не соглашаясь с ней, тряхнул головой и сказал: "Нет, я провожу отца как следует, до конца".
Сашка отстал от матери и пошел рядом с дядюшками, а Ирка, напротив, догнала Полину и взяла ее под руку.
- Что у тебя случилось с ногами-то?- спросил Сашка у Тольки.
Тот пожал плечами и ответил: Не знаю, наверное, на трассе где-нибудь простудился. Бывает, свариваешь трубы весь в поту под маской, согнешь спину - а ветер поддувает под фуфайку, а то и вообще - лежишь на земле.
Полина оглянулась к Сашке с Толькой и сказала: "Да, вот денежки-то,они даром ведь не достаются..."
Толька тоже опустил голову и пошел задумчиво. Он думал о том, как это странно, что он, такой еще молодой и с медвежьей силой в руках, еле может идти вместе со всеми, и что ему хочется, как это ни стыдно признать, сесть к старикам в автобус, вытянуть там и расслабить больные ноги.
Иван, прижавшись худым плечом к Полине, шел и думал о том, как непонятно в жизни все получается. Когда-то Полина прислала ему в деревню письмо, чтобы он ехал жить к ней в город, и она устроила его учеником токаря вот на этом заводе. Потом он захотел перебраться из этой дыры в областной центр и поступил там работать токарем на огромный заводище. Кто бы мог даже представить тогда, что у этого завода и у того, где он работает, будет один общий хозяин?
- Откуда берутся такие деньги у людей?- думал теперь Иван, молча идя за гробом.- Я честно вкалываю 28 лет, а не смогу выкупить даже шпиндель своего токарного станка, а эта фирма покупает заводы, и не один, и не два, а купили, хвастают в газетке, уже четвертую часть всех заводов на Урале, имеют свои банки... Говорят, что наш хозяин разбогател на скупке ваучеров: он приобретал их за полцены. Но все равно, ведь, это сколько же нужно денег иметь на покупку стольких ваучеров - чтобы приватизировать хотя бы вот этот завод? Откуда
же он деньги брал? Ничего дефицитного, кажется, он не производил - был до этого владельцем лесопилки. Между тем, вся английская династия, наверное, получила меньше доходов, чем он за 5 лет от этих ваучеров - Урал, он ведь больше, чем Англия? И теперь он - уважаемый человек, его избрали в Государственную Думу; а я был ударником всех последних пятилеток, сколько раз меня приглашали в школу рассказывать ребятишкам про мой завод - и что теперь? Медальки эти мои уже никому не интересны стали - и меня не приглашают больше, да и завод-то уже не мой...
В маленьком "Запорожце" с инвалидными знаками, следующем в конце колонны, Федор Андреевский объяснял Герману Ермакову:
- Ты видел, как он стоит?- кивнул Андреевский в сторону странного памятника В.И.Ленину, установленного на бетонном постаменте с трибуной на площади. Этот памятник изображал чугунный Земной шар, на Северном полюсе которого, приподнявшись в ботинках на цыпочки, стоял в чугунном костюме-тройке черный чугунный Владимир Ильич с пропорциями лилипута и энергичным взмахом десницы посылал куда-то всех от себя.
- Туда, мол, идите. И ведь, шли. Правильно, или не правильно делали, что слушались, но шли и главное: все народы в стране вместе уживались. А наши нынешние вожди переняли в партийных школах вот так только ручкой перед собой с трибуны указывать, и полагали, что государством руководить этого довольно. "Теперь,- сказали они народам,- в другую пойдем сторону"- и ручкой в воздух туда - шарах, шарах... и надеялись, что с них этой работы достаточно, можно отправляться на дачу. Но, что такое? Глядят: никто туда не идет, а все разбредаться начали кто куда; какая страна развалилась!
