Александр Найденов - Больше света белого
Он лежал в гробу торжественный, строгий, слегка улыбался и, казалось, что он сам с закрытыми глазами внимательно прислушивается и следит за порядком совершения панихиды.
Из комнаты вынесли во двор венки, в комнату вошли молодые, специально приглашенные Вовкой для этого шесть мужиков, двое из них взяли от стены и унесли во двор крышку гроба, а четверо, взявши за углы, приподняли с табуретов гроб с покойным, взвалили на плечи, и понесли его к дверям.
Старушка в последний раз подняла перед собой руку и щепотью перекрестила мужа.
- Ступай, Андрей Петрович, ступай - больше уж сюда не приходи. Царствия тебе небесного, не поминай лихом, Пресвятая Богородица, царица небесная пускай за тебя заступится...- проговорила она и стала плакать.
Родственники, знакомые и ее дети - все толпою вышли вослед за несущими гроб на лестницу, остались в квартире вместе с плачущей старухой ее два правнука - четырехлетние Сашка и Пашка и мать одного из них, Пашки, дочь Полины - высокая молодая и толстая баба, та самая, для которой Полина прописалась в квартиру, Ольга.
Мужики, несущие гроб с телом Андрея Петровича легко и быстро спустились по лестнице на один проем до площадки, аккуратно и просто, подав гроб поверх перил, повернули на другой проем лестницы, снова подняли гроб на плечи и пошли книзу.
- Ну вот, как получилось все хорошо, а я сколько переживала: как по такому узкому подъезду понесут, да ну как вывалят - вот сраму-то б было,подумала Полина и с облегчением перевела дух.
Перед подъездом во дворе, спятившись кузовом к самым дверям, стоял приехавший из гаража грузовой ЗИЛок; вокруг его раскрытых и опущенных вниз деревянных бортов было обвернуто и приколочено длинное красное полотнище с черной полосой, прошитой по его середине. На траурное полотнище были повешены на гвозди венки с черными лентами - по одному на каждый борт, а на платформе грузовика был притянут веревкой к переднему борту
у кабины крашенный железный памятник со скошенным верхом, с фотографией Харина за стеклом в круглом окошке, с начертанной черною краской надписью, означающей фамилию, имя и отчество усопшего и даты его рождения и смерти; эта краска еще не успела засохнуть и немного от переноски памятника размазалась. Пол кузова был покрыт большим харинским ковром из искусственной шерсти.
Мужики аккуратно и без всякого затруднения вынесли гроб из подъезда, сняли с плеч на платформу и водворили его на середину кузова на ковер, сбоку от гроба положили на ковер его крышку.
Полина скомандовала Юрчику, что можно ехать, он побежал и сказал что-то знакомому своему шоферу в кабине, тот включил мотор, машина чуть дернулась сначала, а потом плавно поехала по дорожке от подъезда. За нею следом медленно пошли, выстраиваясь на ходу по несколько человек в ряд провожающие покойного люди. Народу собралось непривычно для стариковских похорон много - человек пятьдесят, кроме того, находившиеся в этот праздничный день во дворе люди, вышли на тротуар и стояли, рассматривая проходившую мимо них колонну.
Процессия покинула двор и, заворачивая влево, выдвинулась на дорогу. Следом за народом ехал заказанный для стариков автобус, замыкал же все маленький "Запорожец" с инвалидными желтыми знаками на переднем и заднем стеклах, за рулем которого непонятно каким образом уместившись, сидел Федор Андреевский, возле него - на переднем сиденье выставив вперед голову сидел его сват Герман Ермаков, а позади их сидели их жены и разговаривали между собой.
Городишко, в котором жили Харины, был самый маленький, запущенный, с нечинеными дорогами, имевший населением едва ли пятнадцать тысяч человек но застроенный в основном деревянными частными домами и поэтому протяженный как какой-нибудь иной большой город. Процессии, двигаясь медленным шагом, нужно было добираться до городского кладбища часа полтора: спуститься по дороге с горы, дойти до городской площади, от нее проследовать по набережной городского пруда до плотины, сразу за ней повернуть направо, достигнуть следующей горки с высящейся на ее вершине старинной церковью, перевалить по дороге за эту гору и после городского района со странным для Урала названием - Рига, основанного беженцами из Прибалтики в Первую мировую войну, а теперь заселенного татарами,- в поле дойти до кладбища...
Оставшаяся в квартире молодая толстая баба, внучка старухи, уложила ее в постель, где она сразу успокоилась и, отдыхая на боку, стала наблюдать, как Ольга убирает в углу табуреты, открывает вентили на батареях центрального отопления, чтобы прогреть комнату, снимает белые простыни с телевизора, с зеркала на стене и с серванта, в котором за посудой так же виднелось зеркало, сворачивает и укладывает простыни в шкаф.
Правнуки - оба в теплых костюмчиках, оба кареглазые и до чрезвычайности лопоухие, катали по очереди друг друга на бабушкином табурете с колесами. Старуха, улыбаясь, сказала им: Мне маленькой батюшка сделал, помню, такую же вот, скамеечкю, приладил к ней колеса и говорит мне: "На вот, Полинка, тебе деревянную лошаду, катайся на ней..." Вот и на старости снова покататься пришлось на деревянной-то лошаде...
В резком солнечном свете, хлынувшем в комнату из окна, когда Ольга раздернула шторы, старуха хорошо видела их знакомые личики. Пашка, слабенький костлявый мальчишка, очень шаловливый, и которого за доставляемое им беспокойство она не любила, имел удлиненный разрез глазенок, когда смеялся выставлял два белых заячьих зубика и очень отчего-то походил на китайца. Его сродный брат Сашка, внук Ирки от ее старшей дочери, происходил по отцу из чистокровных татар, но тем не менее, ничем на татарина не походил, подтверждал всем своим видом народное мнение, что от брака русских с татарами родятся очень крепкие и смышленые дети, был любимцем старухи и, пока его не сердили являл из себя очень ласкового, любознательного ребенка, говорил чисто и уже знал почти весь алфавит; когда же его сердили чем-нибудь, то он как-то неприятно, по-татарски, - мстительно
и безудержно злился и этим приводил в смущение и пугал всю свою русскую смирную родню.
Братья играли недолго - вскоре они табурет не поделили, соскочили с него на пол и подрались. Они посещали одну группу детского сада и оба научились там драться по-взрослому: размахивая кулаками и пиная ногами прежде же они умели только бороться.
Пашка первым начал, он, размахнувшись ручонкой, залепил брату по щеке плюху и звонко выкрикнул: "Кья-я!" Сашка моментально ему сблямбал в отместку, но тот на этот раз не заплакал, а вцепился в Сашку, и они по старинке упали на пол и стали бороться, сопя, повизгивая, тиская друг друга ручонками, чтобы который-нибудь из них, наконец, заревел от обиды и сдался.
- Ольга! Ольга! бежи скорее сюда!- закричала с кровати старуха.- Они опять подрались!
Ольга, топая толстыми ногами, прибежала в комнату с кухни, нагнулась к пыхтящим пацаненкам, вздернула их с пола, поставила на ноги и, раздвинув свои руки, растащила их в стороны. Пашка, почувствовав на локте крепкую материнскую хватку и посмотрев на разгорячившуюся мать, сразу же разревелся, Сашка пытался изловчиться и укусить тетку за руку. Ольга, заметив его усилия, перехватила руку и стала держать его за ворот, тогда Сашка,
уже не надеясь поквитаться с теткой, стал тянуться и пинать по воздуху ножонкой, стремясь достать до Пашки. Ольга крикнула ему: "Сейчас как дам!"и оттолкнула его в сторону, а сын получил от нее здоровенного тумака.
- Сколько раз я тебе говорила: не заедайся с ним! Не можешь с ним справиться - и не лезь! Ты меня понял - или сейчас получишь у меня!
Пашка ничего не отвечал - плакал, зажмурив глаза и сморщив лицо, и еще больше, чем всегда походил на китайчонка, а Сашка, воспользовавшись тем, что тетка его не видит, на секунду присел и выставил к Пашке задницу, потом, понимая, что защиты, кроме бабушки, у него здесь нет и побаиваясь, все-таки тетку, не спеша улез на постель к бабушке и уселся там на вторую свободную подушку возле стены.
Ольга, убедившись, что инцидент исчерпан, снова ушла на кухню, Пашка еще всхлипывал на диване, а Сашка, успокоившись, наклонился к самому уху прабабушки и попросил восхитительным голоском: Бабушка, расскажи мне, пожалуйста, а куда дяденьки унесли дедушку?
- Умер, Саша, дедушко Андрей. Стал совсем старичок стареньким наш - и умер.- отозвалась ему старуха.
- Стареньким стал дедушка? Бабушка, значит, дяденьки его молоденьким сделают? Эти дяденьки - кузнецы, да, бабушка?
- Нет, Саша, не умеют они так делать-то, они не кузнецы, Саша... Уехал дед Андрей от нас, Саша, уехал... надолго уехал,- протяжно сказала старуха.
- Бабушка, ведь дедушка Андрей - кузнец?- пытаясь все выянить, продолжал спрашивать умный мальчик.
- Дедушко-то? кузнец, кузнец... Был когда-то и кузнецом,- отвечала старуха.
- Бабушка, расскажи мне, пожалуйста, сказку про кузнеца,- ласково попросил правнук.
