Рустам Ибрагимбеков - Структура момента
Потом Испанец долго объяснял, что деньги за книгу ему лично не нужны, но семья большая, квартира, в которую он с таким трудом из разных концов Москвы и из Баку собрал всех ее членов, - бывшая коммуналка, в ней раньше жили шесть семей, и поэтому очень запущена. Ремонт стоит бешеных денег, государство почему-то помочь отказывается, хотя в квартирных обменах содействовало; несколько лет это продолжалось, пока удалось собрать всех под одной крышей. Гонорар за книгу (говорят, писателям неплохо платят) был бы хорошей добавкой к семейному бюджету, который (тут он еще раз сделал специальное отступление) является неприкосновенной общей собственностью, и, хотя ключи хранятся у него, Испанца, он, как глава семьи, не может взять ни рубля ни на какие цели, не учтенные статьями семейных расходов, даже очень желая помочь такому симпатичному молодому человеку, как я, дорогому им всем еще и потому, что рожден родной азербайджанской землей, а значит, одному из тех, кто помнит и любит незабвенного Мухтара Каспийского...
Лекарство он обещал достать в течение двух-трех дней. Спрятав бумажку с названием в портфель, он попросил помочь ему перебрать архив: бумаги были сложены в коробки из-под чешского пива, и достать их со шкафов ему не под силу...
После того как архив был приведен в порядок, пришлось вернуть коробки на место, предварительно вытерев со шкафов тонкий слой пыли...
Домой я добрался в двенадцатом часу. В каком бы настроении я ни возвращался в свою квартиру, каждый раз, еще поднимаясь в лифте, я ощущал почти детское чувство радости, как от встречи с любимой игрушкой после недолгой, но тягостной разлуки. Мне нравилось в ней все - и квадратная прихожая, и довольно большая кухня, недорогая, но уютная мебель, цветы, которые я начинал поливать сразу же, как переступал порог. Но больше всего меня радовал сам факт, что она есть. Существование этой квартиры придавало моей полувыдуманной жизни необходимую дозу реальности; она была одной из немногих точек опоры, на которых с грехом пополам держалась сложная конструкция многолетней лжи, деталь за деталью выросшая из одного моего неосторожного заявления, из несуществующей, но объявленной всем победы...
Машину удалось пристроить прямо у подъезда Владимирских. Не поднимаясь наверх, я вытащил из багажника жестяной корпус, вставил в пазы длинные прутья-ножки и установил мангал на обычном месте у задней стенки котельной, подальше от соседских окон. Бумажный мешок с одной стороны лопнул, и часть угля высыпалась на дно багажника. Но и того, что оставалось в мешке, хватило, чтобы распределить его равномерным и достаточно толстым слоем по всему мангалу. Отряхнув руки, я извлек из багажника завернутую в газету баранью ляжку.
В лифте я очистил верхнюю, мясистую часть от прилипшего к ней обрывка газеты и, нажав дверной звонок, выставил ляжку вперед, держа ее как букет цветов за сужающийся нижний конец.
Дверь открыла Нина, уже готовая к приему гостей; рассмеявшись, она позвала Олега.
Облаченного в пестрый передник хозяина дома тоже удалось рассмешить.
- Ножи наточены?
- Все готово, - продолжая смеяться, ответила Нина. - Но соседи нас убьют.
- Не успеют.
Олег взял у меня мясо и понес на кухню.
- Ты надеешься, что на этот раз они задохнутся от дыма сразу?
Хлопнула дверца холодильника; мы остались вдвоем.
- Народу много будет?
- Уйма. Придется кормить партиями.
О чем еще можно у нее спросить? Какой задать вопрос, чтобы еще немного постоять рядом в полутемной прихожей? Да и она могла бы что-нибудь сказать, не дожидаясь вопросов: все, что угодно, любой пустяк, ей же было проще, в конце концов.
Но она, ласково потрепав меня по плечу, пошла в кухню.
- Ты мясо в холодильник положил? - спросил я у Олега, входя вслед за ней в кухню.
- Да.
- Вытащи. Нарезать надо.
- Шесть часов, а еще ничего не готово,- пожаловался он, вытаскивая мясо из холодильника.
Кухонный стол был заставлен разложенными по тарелкам закусками.
- Как не готово?! А это что? - попробовала возразить Нина, но шутливо-грозный окрик мужа остановил ее:
- Работать! Работать! Всем работать! А ты, Эдик, режь свое мясо и марш во двор жарить шашлык!
Угли потрескивали от капающего на них жира, то и дело вспыхивали язычки огня. Чтобы мясо не подгорело, я брызгал на угли водой; над мангалом покачивался белесый и очень пахучий столб дыма.
Соседи, как ни странно, на этот раз крика не подняли. Несколько мальчишек - зрителей - оказывали посильную помощь: обжигаясь и дуя на пальцы, определяли по очереди степень готовности шашлыка.
Когда я поднял кастрюлю с дымящимся еще мясом наверх, квартира Владимирских уже была набита гостями. И в кухне, и в столовой, и в небольшом квадратном холле с двумя мягкими креслами и журнальным столиком стояли и сидели люди. При моем появлении общий гвалт на мгновение стих, и внимание сфокусировалось на мне, но тут же было сбито чьим-то разбойничьим кличем:
- Шашлык прибыл, братцы, налетай!
Кастрюля пошла по рукам.
Обтирая взмокший лоб платком, я оглянулся в поисках свободного места.
- Идите сюда!
Меня усадили на широкую плоскую ручку одного из кресел в холле, кто-то подал тарелку с салатом и вилку, кто-то налил водки.
- Вы ищете Нину? - улыбнулась женщина, сидящая в том же кресле. Белокурые волосы ее, темные у корней, были заложены за уши с жемчужными сережками. Ничего, ничего, сидите, - удержала она меня при попытке встать - очень уж я над ней возвышался, сидя на ручке. - Вы ищете Нину? - повторила она свой вопрос.
- Почему вы решили? - Я автоматически ответил улыбкой на улыбку.
- Об этом нетрудно догадаться.
- Вот как?
Я видел эту женщину впервые; за многие годы я перезнакомился почти со всеми, кто бывал в этом доме, но сегодня никого из знакомых не было, во всяком случае, отсюда, со своего места, я их не видел. Поэтому намеки этой незнакомой женщины показались странными.
- А где ваша гитара? - спросила женщина.
- Внизу. В машине...
- Вы будете петь, как обычно?
- Как обычно?..
Неужели я все-таки был знаком с ней?
- Ну да. Что вы так удивляетесь? Разве вы перестали распевать в этом доме романсы о любви?
Подчеркнуто бесхитростный тон женщины не давал возможности прервать этот разговор, нежелательный еще и потому, что трое мужчин, сидящих рядом, продолжая свою беседу, прислушивались и к нам - так, во всяком случае, мне казалось.
- Простите, но откуда вы об этом знаете? Разве я когда-нибудь пел здесь при вас?
Женщина закатила свои наивные серо-голубые глаза, эффектно сочетающиеся с жемчужинами в ушах.
- Какой вы чудачок, оказывается! О вашем вокальном трудолюбии легенды ходят! И вообще...
- Что вообще?
Женщина будто и не замечала моего замешательства.
- Ваша рыцарская преданность этому дому поражает воображение. Положить вам язычок?
- Нет, спасибо.
Появилась возможность пересесть куда-нибудь, но теперь меня удерживало желание выяснить, почему женщина с сережками затеяла со мной этот разговор и откуда она вообще обо мне знает.
- Как справились с шашлыком? - Женщина все же положила в тарелку несколько ломтиков языка и теперь опять наблюдала за мной, откинув назад свое удлиненное, довольно красивое лицо. - Очень устали?
- Нет.
Она улыбнулась.
- Вы ведь на всех семейных торжествах в этом доме жарите шашлык и развлекаете гостей романсами о любви в честь Нины?
И этот вопрос был задан с такой милой, почти детской наивной интонацией, что, даже понимая его истинный смысл, невозможно было к чему-нибудь придраться.
- А что в этом плохого? - спросил я, тыча вилкой в тарелку, которую держал в левой руке. - Это мои друзья.
- Друзья?! - В широко раскрывшихся прозрачных глазах женщины вдруг заискрилась откровенная насмешка.
- Я вас не понимаю, - не выдержав наконец, сказал я довольно сердито и поэтому громче, чем полагалось.
Мужчины, сидящие за столом, разом повернули головы в мою сторону. Женщина пожала плечами и обменялась с ними удивленным взглядом. Один из мужчин, с бесцветными пушистыми ресницами и тщательно зачесанными на льдину волосами, по всей видимости, был ее мужем.
- А что вы кричите? - спросил он. - Вам, по-моему, ничего особенного не сказали.
Это уже начало походить на коллективный розыгрыш.
- Почему вы обиделись? - все с тем же наивным дружелюбием поинтересовалась женщина. - Каждый живет, как ему нравится. Это ваше право, в конце концов.
- Какое право? Чушь какая-то.
Я отложил тарелку, встал. Видимо, голос мой услышали в комнате - оттуда появилась удивленная Нина.
- Научитесь вести себя в обществе, молодой человек, - подключился к разговору пожилой толстяк, густая седая шевелюра которого победно контрастировала с лысиной пушистоглазого мужа.
- Что случилось? - будто не замечая конфликтной ситуации, улыбнулась всем Нина и взяла меня под руку.
