Валериан Скворцов - Гольф с моджахедами
И заставил себя подумать, что моя эйфория - нечто пустое и лишенное смысла, причина интереса этой женщины ко мне - в каких-то её жизненных неладах, с которыми она надеется покончить с моей помощью как "технаря" и "спеца", и только. Я - не более чем рекомендованный знакомыми водопроводчик для поправки канализации, скажем так.
Я все-таки сел. Жоржик, дергая кончиком хвоста, переместился на колени, нагло залез под блейзер и, распуская нюни, понюхал кобуру с "Береттой 92F". Ему нравился запах итальянской кожи. Закормленный приходящей прислугой кот, наверное, чувствовал себя одиноким и обездоленным в большом пустовавшем доме.
- Кот ни к кому не ходит, потому что ему не к кому ходить, - сказал я. - Сыскался дружок. Он обожает меня по причине одиночества.
- Кошкам легко, - сказала Заира. - Вы, что же, как кошка справляетесь со своим?
Мысль мне понравилась. Прямотой и резкостью. Чеченка, видно, знала толк в одиночестве. Свое я обычно сравнивал с тем, что дает телесам диета: затянувшееся и ненужное - смертельно, а в меру - полезно, здоровеешь душой.
В сумочке Заиры запищал мобильный. Она достала пластиковый брусок в замшевом чехле, села на диван, и серая кошка длинным прыжком переметнулась с подоконника ей на колени. Жорж сделал попытку подпрыгнуть и выгнул спину на моих.
- Джамалдин хочет спросить у вас, - сказала чеченка, передавая свой продвинутый "Бенефон Кью".
- Кто это? - спросил я.
- Мой водитель. Забрал ваши вещи в камере хранения на вокзале...
- Слушаю, Джамалдин, - сказал я.
- Господин имеет чемодан и сумку?
- Правильно.
- В сумке оружие, - сказал Джамалдин.
Я взглянул на Заиру. Она гладила кошку. Я погладил Жоржика и ответил водителю:
- И что же?
- Я переложу в машину, в которой вы поедете с хозяйкой.
- Ты так решил?
- Хозяйка решила, - сказал Джамалдин и разъединился.
Я вжал кнопку отбоя и сказал:
- Он вам звонил, Заира, а не мне.
- По вопросу, который обсуждается обычно между мужчинами, - ответила она. И лучше бы не улыбалась.
Практикующему юристу работу с женщиной-клиентом приходиться начинать с определения нужной дистанции между собой и ею. Слишком далеко - не получаешь внутренней картинки дела, за которое взялся, не выявишь сути действительных, обычно сволочных, намерений нанимательницы и потому не сделаешь работу с хорошим качеством. Слишком близко - расшибешься о её дурь и страсти-мордасти, возможно, насмерть... Женщину, в отличие от мужичка, не двинешь хуком справа, чтобы прекратить, скажем, истерику. Существует и такой продукт физиологического выделения, как слезы. Постоянная мелочность, колебания... С женщиной-клиентом постоянно чувствуешь себя вроде мотоциклиста на вираже, где промашка с балансом в грамм грозит потерей всего упора на дорогу.
Так что лучше бы Заире не улыбаться. И я опустил глаза на Жоржика.
- Когда мы выезжаем? - спросил я.
- Через сорок минут, - сказала Заира. - Я переоденусь в дорогу. Должен явиться деловой партнер, его привезет Макшерип... Останется только переговорить с ним, и все. У вас есть другое пальто?
Мое от "Авалона", подаренное ещё Праусом Камероном, действительно выглядело, как говорится, не совсем... Я заметно ободрал его, когда перелезал через забор на заднем дворе краснодарской гостиницы "Москва".
- Нет, - сказал я. - Другого пальто у меня нет. Да, наверное, купить можно. Я куплю...
- Не нужно. Здесь найдется, - ответила Заира. - У меня есть ещё брат, его пальто вам подойдет. Я принесу.
- Еще один брат?
- Сводный, - сказал она, - по отцу. Встретимся с ним в Краснодаре.
Теперь задребезжал мой "Эриксон".
Жак Филиппар спросил:
- Вы можете говорить сейчас?
Все-таки легкий южный акцент в его русском чувствовался. Возможно, он учил язык, скажем, в Днепропетровске, потому что приглушал гласные. А может, его настоящая фамилия когда-то была Филиппенко.
- Могу, господин Филиппенко, - сказал я. - Срочное дело?
Жак, видимо, обдумывал, что бы могла значить его новая фамилия, пауза затянулась, и я пожалел об экспромте. Оперативники вне сиюминутных забот соображают туговато. Я сказал:
- Это неловкая шутка, Жак... Продолжайте.
- Пусть это будет нашим паролем. Звонок от Филиппенко. Принято?
Практически я весь день совершал одни неловкости. А теперь впал в лишнюю разговорчивость. Из-за бабы, конечно.
- Спасибо, принято, - сказал я в телефон. - Итак?
- Первое. Ваша просьба учтена. Семья взята под охрану. К ней москит не подлетит...
Я не стал уточнять, что на Фунафути нет москитов, они там не водятся. Проникся отвращением к собственной болтливости.
- Что взамен? - спросил я.
- Взамен второе. Господин Камерон арестован с поддельными документами в Краснодаре. Уведомление об этом пришло от нашего человека. Вы можете, Бэзил, разобраться в обстановке, прояснить картину и сообщить нам детали?
- Где Макс?
- Макс говорит по другому телефону с нашим Центром.
- На эту тему?
- На вашу. Вторая будет обсуждаться после вашего сообщения. Оно не останется безвозмездным.
- Камерон выдал мне десять тысяч долларов в Чехии перед переходом границы в Германию. Деньги ещё остаются. Так что с этим все в порядке... Когда нужны сведения?
- Как и обычно, Бэзил.
- Значит, вчера? Ждите сообщения.
Я вдавил кнопку отбоя, спрятал в карман мобильный и - своим глазам не поверил: в салон входил утепленный в дорогу горнолыжным костюмом Лев Севастьянов!
Макшерип Тумгоев, дернув рыжеватой с седой окантовкой бородой, сказал:
- Господин Лев Севастьянов, господин Бэзил Шемякин...
Мы церемонно пожали руки и принялись разглядывать: Лев - морской пейзаж за окнами, а я - как Жоржик, коварный изменщик, подобострастно отирается о его брюки. Тень Ефима Шемякина, великого оператора этого финансового трюкача и меня самого, казалось, вот-вот материализуется в реальную фигуру, проходящую сквозь стену салона. Картуз "под Жириновского" на затылке, распахнутый кожаный реглан, запотевшие с холода очки... Места, где он мог бы в обычной своей манере помотаться по помещению, отдавая распоряжения и допрашивая, хватило бы с избытком.
Стоило Тумгоеву сказать, что он пошел готовить вертолет, и выйти, как привидение незримо вступило в командование, во всяком случае, надо мною. Севастьянов, я видел, ошарашен моим появлением, будто я застал его за игрой в карты на казенные деньги.
- Бэзил, - спросил он. - Что ты здесь делаешь?
- Надеюсь, то же, что и ты, - ответил я. - Служу Шлайну. Но, в отличие от тебя, в кредит. Ты, случайно, не знаешь, он не собирается здесь появиться с минуты на минуту?
Только теперь мне стала ясна подлинная ценность записи трехчасовой беседы на лужайках гольф-клуба "Эль-Кантауи".
Вне сомнения, Лев Севастьянов как консалтинговый эксперт, от которого у финансовой банды, судя по прослушанной мною пленке, не оставалось секретов, имел допуск к списку "черных" и "серых" фирм, а проще прикрываемых ими общаков, созданных на ворованной нефти, торговле оружием и людьми, производстве и продаже водки, манипуляциях с бюджетными отчислениями, включая прокрутки десяти миллиардов рублей так называемых "боевых" для федералов, рэкете, перепродаже автомобилей, контрабанде, наркотиках и всем прочем, бесконечно разнообразном, что и составляло подлинный смысл десятилетней чеченской катавасии. Он имел допуск к внутренним материалам о самом существенном - о деньгах и людях, которым они принадлежали. Засекреченным наглухо. Без обладания этими материалами никто и никогда не докажет, какие, в каком количестве и чьи "серые" и "черные" деньги отмыты волной европейской интеграции под крышами банков стран переходного периода, вроде Чехии, Латвии, Эстонии и тому подобных.
- Дело дрянь, - сказал Лев серьезно. - Я не знаю, где Ефим.
Его это, определенно, устраивало.
- Сколько получится дискеток? - спросил я.
- Каких ещё дискеток?
- С данными о поступлениях денежных средств во всех формах и видах для фирм и структур... не знаю, как там их называют... всех их денег, которые ты готовишь к переброске в Европу. Я имею в виду внутреннюю реальную информацию, а не официальную липовую бухгалтерию...
- Ты что же, знаешь про холдинг "Гуниб"? - спросил Лев.
- Давай без деталей, - сказал я. - Времени нет... Сейчас вернутся Тумгоевы. Сколько дискет?
- Около двухсот пятидесяти получится, не меньше. Но если я и перекачаю на них все данные, как увезти их оттуда? Перекачка по телефону или радиосвязи исключена... Такое идет только через шифровальный отдел...
Отчего не рискнуть, подумал я, и спросил:
- Через Хаджи-Хизира?
Попадание в десятку, я увидел. Льва передернуло от ужаса. Он вяло кивнул и повторил вопрос:
- Как ты вывезешь дискеты? Это же значит святых выносить...
Господи, подумал я, если найдется Шлайн, найдется и тропа к месту, где Севастьянов перекачает с компьютеров на диски нужные данные. Ведь Шлайн, хотя и в плену, но побывал там. Вынесем и святых. Не в первый раз у вдовы, облепленной детишками, последнюю краюху из рук вырывать!
