Валериан Скворцов - Гольф с моджахедами
Я задернул шелковую занавеску за своей спиной.
- Кто вы? - повторил вопрос Карамчян, зайдя за прилавок и выкладывая бархатный поднос для моих жемчужин. На него легла "Беретта 92F", которая никакого впечатления на ювелира не произвела. Здесь, видимо, видели и не такое. Я прибыл по адресу.
- Итак? Кто же вы? - в третий раз спросил он.
- Снаружи под вашим именем на бумажке указано, - сказал я. - Особо опасный преступник, скрывающийся от правоохранительных органов, угонщик автомобилей, вооружен, как видите...
- И очень глуп, - закончил фразу Карамчян. - В Краснодаре вы произвели плохое впечатление. Павло рассказал. Вчера к нему пришла оперативка с описанием ваших выкрутасов, он дежурил. Вторую серию показать хотите? Уберите пушку!
- Вы не поняли. Я выложил её в знак разоружения. Угроза оружием, тем более "Береттой", дурной вкус, вроде вашего черного галстука с утра, не правда ли? Я хотел искреннего и доверительного разговора. А получается базар, не правда ли?
Он покраснел, подонок. Я прибавил:
- Нет, не вторая серия. Другой фильм. Вам чех по имени Цтибор Бервида известен?
- Грубый и неотесанный вы, не знаю, как вас звать-величать, да и знать не желаю, - сказал он и, выйдя из-за прилавка, тщательно задвинул шторы на всю витрину, потом так же неторопливо повернул ключ в замке лакированной двери. - Потерпите...
Он вытащил дорогую, с наворотами, крошечную трубку "Бенефон Кью", вжал кнопку автонабора, и ему ответили почти сразу, даже я услышал:
- Сейчас буду.
- Потерпите минут пять, - сказал Карамчян. - Нужный вам человек здесь и сейчас спустится. Дуракам, как говорится, везет.
Отношения не налаживались.
Я прислонил к прилавку палку с набалдашником, сгреб левой рукой конец траурного галстука, притянул грубияна через прилавок, после чего с натягом влепил правой щелчок по его лысине. И продолжал держать носом в запотевшее от его дыхания стекло прилавка. Видит Бог, я не хотел его так дешево опускать, он первый полез на рожон...
Я выждал, пока кто-то открыл дверь ключом с обратной стороны и вошел, и только после этого, выдав второй прощальный щелчок в багровую лысину, отпустил галстук.
- Интересное приветствие, уважаемый, - сказал высоченный детина, стрельнув глазами на "Беретту". - Вы, что же, пришли с рекламацией?
Господи, я узнал голос по пленке. Один из гольферов, не самый разговорчивый, почему и запомнился его надтреснутый тембр в стиле Высоцкого. Он имел рыжеватую проволочную бороду с седой окантовкой, рысьи глаза, разделенные высокой переносицей, тонкий, слегка свернутый вправо нос и скулы в кавернах. Слегка приподнявшиеся от удивления брови под низковатым лбом почти соприкасались с ниспадающей на него шевелюрой - заметного, как и борода, рыжеватого оттенка.
- Мы тут в дурачка перекинулись, знаете ли, - сказал я. - На щелбаны, пока вас ждали.
- Без карт? - спросил детина спокойно.
- Мысленно, по памяти... Знаете, как гении в шахматы играют без доски? Называют ходы, и все.
- Ну, а со мной сыграете? - спросил он.
- Смотря сколько поставите, - ответил я.
- Брысь, - сказал он Карамчяну. Когда ювелир выкатился, длинный мрачновато посмотрел мне прямо в глаза, без угрозы, спокойно, и выдавил: Слушаю. Что угодно?
- От Цтибора Бервиды. Меня зовут Бэзил Шемякин.
- Я Макшерип Тумгоев, господин Шемякин. Слушаю. Чего он хочет?
- Он уже ничего не хочет. Его убили в Праге.
- А как про эту явку проведали? - спросил Тумгоев без паузы.
- Раньше. Нас вместе убивали.
- Из-за нас?
- Из-за кого это - нас? - ответил я вопросом.
- Вы кто, Бэзил Шемякин?
- Поверенный в делах человека, захваченного Бервидой.
- И давно он, этот человек, захваченный Бервидой, доверил вам... свои дела?
Длинный взял с подноса "Беретту", взвесил в огромной ладони и положил назад. Он меня куда-то заманивал, в какую-то яму, приглашал в неё ввалиться, я почувствовал. Для этого отчасти и разыграл доверие, повертев мое оружие вроде бы из любопытства. А то он, бандит, "беретт" в жизни не видел...
- До того, как я получил микрокассеты с записью вашего совещания в гольф-клубе "Эль-Кантауи" в Тунисе, - сказал я.
Он долго молчал. И наконец сказал:
- Обмен невозможен.
- Что значит - невозможен?
Я почувствовал, как страх заползает в меня и делает совсем-совсем слабым. Господи, помолился я, сделай так, чтобы этот гаденыш Шлайн остался живым, сделай, Господи, и я отработаю тебе, отработаю как хочешь и бесплатно. Ну, чего Тебе стоит, Господи?
В этот момент в нагрудном кармане пиджака запищал "Эриксон", зря и напрасно, как видно, отобранный у Милика, поскольку вся моя затея рушилась и тяжкие труды последних недель, таким образом, пропадали втуне.
- Извините, - сказал я длинному и, нажав кнопку, приткнул к уху теплую пластмассу.
- Пожалуйста, - сказал длинный.
Одновременно с ним Милик произнес:
- Милик говорит. У меня информация. Человек из "Бизнес-славяне" вылетел в Джакарту и оттуда отправится на какой-то остров, где ты держишь семью. Вылетай срочно на выручку. Вас всех ждет смерть. Подтверди...
- Подтверждаю, - сказал я и услышал, как он разъединился.
- Обмен невозможен, потому что вашего клиента у нас нет, - сказал Тумгоев. - Мы его отпустили на четыре стороны. Он ушел с проводником.
Плевать мне было на все эти заботы! Я чуть было так и не сказал вслух, спешно набирая на "Эриксоне" номер камероновской парочки.
- Извините, - опять сказал я чеченцу и услышал после второго сигнала вызова голос Ортеля:
- Битте...
- Пожалуйста, - вместе с ним ответил длинный.
Я кивнул чеченцу и сказал в мобильный:
- Это Шемякин говорит. Макс, у вас есть кто-нибудь на Фиджи?
- Кто-нибудь да есть всюду. В чем дело?
- Макс, моя семья на Фунафути. Запомнил? Фунафути... У тебя есть бумага под рукой?
- Есть цифровая память у штуковины, через которую я с тобой общаюсь. В чем дело, Бэзил?
- На Фунафути есть инспектор Уаелеси Туафаки. Повторяю... Уаелеси Туафаки. Ваш человек может связаться с ним и официально от Спецкомиссии попросить взять мою семью под защиту?
- Бэзил, мы не частники... Нужно формальное основание.
- Макс, под защиту как свидетелей, которым угрожают расправой!
- Бэзил, кто им угрожает расправой и о чем они могут свидетельствовать?
- Угрожают им, свидетель же, нуждающийся в защите, - это я, а значит и моя семья. Я могу дать показания относительно захвата покойным Цтибором Бервидой на территории Российской Федерации сотрудника российской спецслужбы, а также относительно убийства вашего человека и ещё одного в Праге.
- Твое заявление о желании дать показания принято... Давай наводку, Бэзил, кого подозревать на этом острове?
- Возможное имя Алексеев, русский, среднего роста, говорит по-английски с акцентом. В Джакарте можете что-нибудь накопать про него. Он работал в коммерческом представительстве лет десять назад, кажется... Он уже в пути, Макс!
- Тогда до связи, Бэзил, - сказал Ортель. - Дам знать.
Господи, помолился я, спасибо Тебе, что Праус Камерон запропастился куда-то.
Я становился навязчиво набожным. Отец Афанасий Куги-Куги справедливо упрекал меня, что я - лицемерный мирянин. Прижмет - бегу к боженьке, наладилось - в бильярдную.
Как бы там ни было, если бы шеф Ортеля и Филиппара объявился, он бы не пропустил сигнал тревоги для Уаелеси. Только в его отсутствие Макс Ортель мог принимать решения сам.
Теперь Алексеева П.А., я не сомневался, остановят ещё на Фиджи. В Джакарте вряд ли удастся его тронуть. Конечно, если бы оставался в живых Владимир Владимирович Делл, бизнесмен с Ленинградского проспекта и в Индонезии увяз бы коготками.
- Человек-оркестр, - сказал мне Тумгоев.
- Человек - кто? - переспросил я, не сразу поняв.
Я решал: баламутить Наташу по телефону насчет возможного нападения или нет?
- Дует в дуду, одной ногой бьет в барабан, на другой стоит, пальцами правой руки давит клавиши гармошки, левой водит смычком по скрипке... В этом духе... В Париже видел. Хотите кофе?
Пожалуй, неразумно беспокоить и её, и Колюню, и преподобного Афанасия. Чего доброго, решат перелетать в Веллингтон и сами впорхнут в сволочные силки Виктора Ивановича. Я же никуда не успею. Если Алексеев П.А. и прорвется к Фунафути, то не дальше трапа самолета, у которого будет стоять Уаелеси с распростертыми наручниками. Не с подводной же лодки произойдет десант...
Странно, но я поверил Милику на сто процентов.
- Кофе? Я бы хватил сейчас рюмку коньяка, господин Тумгоев, - сказал я. - Как насчет за компанию? Угощаю... Заодно обсудим, что же случилось с моим клиентом.
Я поверил Милику на сто процентов, потому что, выдав предупреждение, он работал по указке своего шефа, Виктора Ивановича. Шеф выманивал меня с Кавказа. А делал это потому, что я приближался к Шлайну и Шлайн ещё был живым, хотя длинный чеченец ничего такого не подтверждал. Это во-первых. А во-вторых, все необходимое Макс Ортель предпримет, и Наташу баламутить не стоит. Виктор Иванович совсем не дурак, чтобы всерьез надеяться на успех Алексеева П.А. в дуэли со мной, да ещё практически на моей территории, то есть в Азии, а значит и на моих условиях. Рассчитывает: если не выманю с Кавказа шлайновского подельника, то хотя бы заставлю понервничать...
