Николай Никитин - Это было в Коканде
- В стельку пьян, - сказал про него Жарковский.
Ужасная, неприятная тишина наполнила комнату. Всем стало не по себе, всем захотелось уйти отсюда.
Жарковский, брезгливо ковырнув вилкой ломтик огурца, съел его, потом помолчал, повертелся, что рыба, которая мутит воду, незаметно пожал руку Блинову и вышел первым, тихонько позвякивая шпорами.
За ним, пошептавшись между собой, все разом вышли узбеки.
Один Абит сидел, ничего не понимая, как ребенок, поджегший дом. Сперва, когда Хамдам начал размахивать револьвером, он даже улыбался. Но потом улыбка сползла у него с лица. Он понял, что случилась какая-то неприятность и что он - причина этой неприятности.
- Что говорил? Ничего. Я говорил: эмир пошла туда, - снова начал он, подходя к Блинову.
Блинов сидел насупившись, не слушая его бормотания. Абит пожал плечами, похлопал глазками, надел свою баранью папаху, с которой никогда не расставался, и тоже ушел.
Хамдам по-прежнему храпел, ноги у него спускались на пол. Сашка переложил их на диван, как будто они были неживые. Хамдам даже не проснулся, только подергал веками.
Юсуп, побледнев, стоял около стола. Варя, подойдя к нему, обняла его за плечи:
- Ну, не горюйте! Не надо, Юсуп! Ничего плохого. Вы же не виноваты.
- Теперь буду виноват, - тихо сказал он и вышел в переднюю.
Варя вышла за ним. Юсуп тыкался то туда, то сюда, разыскивая свою фуражку.
- На зеркале, - сказала Варя. - Погодите, Юсуп! Сейчас пойдем вместе.
Синьков завертывал свою гитару в кусок черной материи: он очень дорожил инструментом. Синьков и во время скандала и после скандала молчал, точно ему отрезали язык. "Неизвестно, что из этого выйдет", - подумал он.
Блинов сидел в кресле, откинувшись назад, прижав ладонь к щеке. Он думал. Мысли у него перескакивали с одного на другое. Он знал, что Карим Иманов действительно ценит услуги Хамдама и что теперь на этой почве могут возникнуть какие-нибудь разговоры.
Его смущало еще и другое обстоятельство. "Как бы не упрекнули, что мы срабатываться не умеем! Узбеки обидчивы. А тут еще кто-нибудь раздует, что все это нарочно. Не мы начали, но у меня все это произошло, вот что скверно, - подумал он, - а потом все считают, что Юсуп - мой человек. Да и действительно он как-то особняком держится. Прямо беда!"
Сашка видел, что Блинов мучается. Чтобы отвлечь Василия Егоровича от неприятных размышлений, он вздумал заговорить с ним о чем-нибудь совершенно постороннем. Он сказал:
- Василий Егорович, а верно, будто в коннице у нас мулов думают вводить?
- Каких мулов? - наморщив лоб, спросил Блинов, не соображая, о чем это вдруг спрашивает его Сашка.
- Да помесь кобылы с ослом! Как у англичан, - сказал Лихолетов.
Блинов что-то замычал в ответ. Варя, выглянув из передней, резко сказала Сашке:
- Ну, домой!
Тогда Сашка стал прощаться с Блиновым. Комиссар, смертельно устав от всего этого вечера, от выпитого за столом, только кивнул:
- Всего, ребята! Всего!
Тихий Муратов, покосившись на храпевшего Хамдама, вышел в соседнюю комнату, чтобы прилечь там и не покидать Блинова. Он осторожно стащил с ног сапоги, снял френч, затем свои чикчиры и аккуратно развесил все на стуле.
В два тридцать свет всюду погас. Станция выключила ток.
Юсуп, Варя и Сашка шли втроем по Скобелевскому проспекту. Варе хотелось приласкать и успокоить юношу: она чувствовала, что этот скандал неприятно подействовал на него. Ей нравились в Юсупе прямота и сдержанность, она угадывала, что он весь натянут сейчас, как тетива. Но она не знала другого, самого главного.
Юсуп думал, что на оскорбления Хамдама ему надо ответить. От этих мыслей его бросало то в жар, то в холод. Он понимал, что ни с кем об этом поделиться не посмеет и все это дело должно закончиться чем-то страшным...
Юсуп стал прощаться.
- Куда? Мы доведем тебя до общежития, - пообещал ему Сашка.
Юсуп не успел ответить, как Варя, крепко державшая его за руку, сказала:
- А зачем ему в общежитие? Пусть у нас ночует! И ему будет веселей.
Она взглянула на Юсупа. Он опустил глаза.
- Смотри, какой он! - прибавила она и, обернувшись к Сашке, рассмеялась. - Будто с цепи сорвался. Отпускать его нельзя.
- И то правда! - сказал Сашка и нахмурился.
26
Утром Хамдам проснулся как ни в чем не бывало. Вспомнив про скандал, он немного скис, надул губы. За чаем, будто между прочим, Хамдам сказал Блинову:
- Хорош Юсуп! Трудный человек! Что ему надо? Горб мой! - Хамдам поколотил себя по спине и поморщился.
Блинов на это ничего не ответил Хамдаму... Тогда Хамдам заговорил о другом - на самые разнообразные темы, уже не касаясь Юсупа.
Из казармы Блинов и Хамдам вышли вместе. Хамдам поехал к себе в Беш-Арык, Блинов пошел пешком в штаб.
Уезжая, Хамдам все-таки снова решил напомнить Блинову о своих взаимоотношениях с Юсупом.
- Не знаю, что будет. Плохо! Сам понимаешь. Думай, что делать! сказал он.
Блинов в ответ молча кивнул ему головой. На этом они и расстались.
Днем Сашка появился в штабе, у Блинова, а через час вызвали туда же и Юсупа. Блинов не стал вспоминать о вчерашнем, но только угрюмо пощелкал пальцами и пробормотал:
- Обстоятельства, брат. В Москву бы тебе! На учебу. Да годик вредный наступает... Людей нет... Побудь здесь годик! В Бухару хочешь? Басмачи там, повозиться придется.
Юсуп понял, что добродушнейший Василий Егорович, во избежание всяких недоразумений, решил перебросить его в Бухару. "Опять драться с басмачами? - подумал он. - Что ж? Хоп, хоп!" Но это сейчас совсем не интересовало его. Юсуп в данную минуту думал только о том, как он встретится с Хамдамом. И что выйдет из этой встречи?
Сашка сидел тут же, возле письменного стола, посмеиваясь, покручивая усы. Он уже обо всем заранее переговорил с Блиновым.
- Слушаю, товарищ комиссар, - равнодушно сказал Юсуп, соглашаясь на предложение Блинова. - Можно в Бухару.
- Вот едет туда Лихолетов, в особую бригаду. Хочешь к нему?
- Конечно, - коротко сказал Юсуп и смутился. Ему захотелось поговорить о самом главном, что теребило его душу. Он в конце концов не выдержал и спросил Блинова: - Я поеду, а Хамдам останется? Скажи пожалуйста! Хамдам! Зачем такой человек нам?
Блинов закашлялся, почесал в затылке.
- Зачем? - загорячился Юсуп, и пятна выступили у него на щеках. - Не понимаю я. Я вижу: грязь. Говорю: грязь! Я вижу: солнце. Говорю: солнце! Хамдам? Не знаю, что у него здесь! - Юсуп прижал руку к сердцу.
Блинов встал с кресла, прошелся по комнате. При всем своем недоверии к Хамдаму он считал, в особенности после скандала, нетактичным порочить его. Поэтому он ответил неопределенно:
- Чужая душа - потемки.
- Плохой человек! - воскликнул Юсуп.
- Не знаю, - сказал Блинов.
- Что такое - знаю, не знаю? Что такое? - быстро заговорил Юсуп, вспыхивая как спичка. Он видел, что Блинов умалчивает о чем-то и скрытничает, и это вы вело его из себя. Он хотел ему наговорить сейчас много обидных слов. У него затряслись руки.
- Да успокойся ты! - заговорил Сашка, подходя к нему. - Разбушевался!
В комнате находились три человека, и каждый об одном и том же думал по-своему.
Сашка считал, что все возбуждение Юсупа вызвано личным оскорблением и что это может закончиться очень плачевно, то есть резней.
Юсуп находил, что, отсылая его в Бухару, Блинов больше не доверяет ему.
А Блинов думал о том, что Юсуп настаивает на снятии Хамдама с должности полкового командира.
Кроме своих соображений, Блинов знал также соображения Сашки, но не верил им. Он руководствовался только тем, что при сложившихся обстоятельствах совместная служба Хамдама и Юсупа невозможна. Он решил разделить их, решил перевести Юсупа и не касаться пока Хамдама.
Чтобы объяснить это, он сказал Юсупу:
- Нельзя задевать сейчас Хамдама. Сейчас враги используют это как предлог для смуты. Так? Советская власть еще слаба. Со многим приходится считаться, мил человек! Тронь Хамдама, сколько темного люда в кишлаках заволнуется! Да и не в одних кишлаках! Везде разговоры пойдут. Понимаешь? Надо считаться.
Юсуп стоял возле письменного стола точно стальной прут. Казалось, что его можно только сломать, а не согнуть. Он был глух к этим увещеваниям.
- Есть... Слушаюсь! - сказал Юсуп, чтобы отговориться. В глазах у него остался тот же упрямый блеск.
После вчерашнего скандала он не спал всю ночь и уверился в измене Хамдама. Все, что возникало у него раньше в связи с якка-тутским пленом как неясное подозрение, за минувшую ночь выросло в убежденность, основанную только на чувстве. "Как всегда, так и сейчас, у меня нет никаких доказательств, - подумал Юсуп. - А положение действительно такое, что Блинов и говорить об этом не будет. Ведь они уже выяснили! И во всем оправдали Хамдама. О чем же говорить? Бессмысленное дело. Я всем им надоел..."
Наклонившись к Блинову, точно желая влезть к нему в душу, Юсуп горячо зашептал:
