KnigaRead.com/
KnigaRead.com » Проза » Русская классическая проза » Лев Толстой - Полное собрание сочинений. Том 20. Варианты к «Анне Карениной»

Лев Толстой - Полное собрание сочинений. Том 20. Варианты к «Анне Карениной»

На нашем сайте KnigaRead.com Вы можете абсолютно бесплатно читать книгу онлайн Лев Толстой, "Полное собрание сочинений. Том 20. Варианты к «Анне Карениной»" бесплатно, без регистрации.
Перейти на страницу:

Анна читала его мысли по выраженію лица, какъ по книгѣ.

– Ахъ, Боже мой! – сдѣлавъ энергическій жестъ нетерпѣнія, вскрикнулъ почти Вронской. Онъ хотѣлъ сказать, что послѣ неизбѣжной, по его мнѣнію, дуэли это не могло продолжаться, но сказалъ другое: – не можетъ продолжаться это мучительное, унизительное положеніе.

– Для кого унизительное положеніе?

– Для всѣхъ и больше всѣхъ для васъ,[1178] – сказалъ Вронской.[1179]

– Ты говоришь, унизительно… Не говори этаго. Эти слова не имѣютъ для меня смысла теперь, – говорила Анна дрожащимъ отъ волненія голосомъ. – Ты пойми, что для меня, съ того дня, какъ я полюбила тебя, все, все перемѣнилось. Если [бы] ты зналъ, до какой степени перемѣнилось, – сказала она, безъ боли теперь вспомнивъ о своемъ охлажденіи къ сыну. – То, что прежде мнѣ представлялось важнымъ, теперь для меня – ничего. Для меня одно и одно – это твоя любовь. Если она моя, то я чувствую себя такъ высоко, такъ твердо, что ничто не можетъ быть для меня унизительнымъ. Никакое положеніе. Развѣ я люблю такъ, какъ любятъ эти женщины, для забавы, смѣясь любятъ. Я все отдала… зачѣмъ? я не знаю. Но я не могла иначе, и для меня ничто не можетъ быть унизительнымъ. Я счастлива и горда. Развѣ мнѣ не все равно.[1180] Я нынче утромъ уже уложилась, чтобы уѣхать съ сыномъ. Но онъ не хочетъ отдать сына. Мнѣ все равно. Я буду жить съ нимъ, и это положение не можетъ меня унизить, пока у меня есть твоя любовь.>

Вронской видѣлъ, что она неестественно взволнована. Онъ не понималъ, что это волненіе, эти самонадѣянныя слова были тотъ самый стыдъ, который мучалъ ее и который выражался теперь словами гордости. Онъ, стараясь успокоить ее, оглянулся, взялъ ея руку и поцѣловалъ.

– Но зачѣмъ же жить съ нимъ въ одномъ домѣ? Этаго не будетъ, – сказалъ онъ.

Но опять въ выраженіи его лица была нерѣшительность. Она тотчасъ же замѣтила слѣдъ воспоминаній того, что онъ думалъ о ней утромъ.

«Онъ не думаетъ, что будетъ во вторникъ, когда я должна ѣхать въ Петербургъ. Онъ не говоритъ, что именно надо предпринять, чтобы этаго не было, что мнѣ дѣлать сейчасъ – завтра. Онъ ждетъ чего то».

Онъ цѣловалъ ея руку; она молча посмотрѣла на его голову, и слезы вступили ей въ глаза.

– А если бы и было! – продолжала она, прерываясь, чтобы удержать эти слезы.[1181] – Развѣ есть что нибудь унизительнаго въ томъ…[1182]

– Разумѣется, – повторилъ онъ, стараясь только успокоить ее.[1183]

– Разумѣется, разумѣется, что я погибшая женщина, я любовница твоя и прошу тебя оставить меня. Чего же тутъ стыдиться, чему гордиться. – И она зарыдала. – Боже мой, Боже мой! Какъ низко я упала.

Что то поднималось въ его носѣ, защипало ему въ носу. Онъ былъ тронутъ, онъ готовъ былъ плакать и потому не сейчасъ могъ отвѣтить. Она тихо плакала.

– Зачѣмъ медлить, – сказалъ онъ, – оставь его. Завтра я пріѣду и поѣдемъ. Мнѣ все равно.

Нѣтъ, это было не то, чего она желала. Ея предчувствіе, что все останется по старому, не обмануло ее. Она покачала головой.

– Я знаю, что ты все сдѣлаешь, но это нельзя. Я сама поѣду къ нему.[1184] Надо ждать, придетъ время, и тогда я скажу тебѣ.

Вронской довезъ ее до дома, и на этомъ они разсталиcь.

* № 82 (рук. № 50).

И не думая, не спрашивая себя, какъ и что, она, не чувствуя своихъ ногъ, невольно быстро-быстро пошла къ нему. Онъ не слыхалъ ея словъ, она сказала: «Они рады». Онъ даже не видѣлъ ея. Онъ видѣлъ только ея глаза, широко раскрытые, испуганные той радостью любви, которая наполняла ее всю. Глаза эти близились, близились.[1185] Она шла все скорѣе, скорѣе и остановилась только подлѣ самаго его и все такъ поглядѣла на него снизу; руки ея поднялись и опять опустились. Она сдѣлала все, что могла; она подбѣжала къ нему и отдалась вся, робѣя и радуясь. Онъ[1186] обнялъ ее и прижалъ губы къ ея рту, искавшему его поцѣлуя. Они ничего, ни одного слова не сказали другъ другу.

* № 83 (рук. № 61).

Слѣдующая по порядку глава.

Вронской на другой день послѣ скачекъ все утро провелъ дома, занимаясь приведеніемъ въ порядокъ своихъ бумагъ и писемъ. Онъ рвалъ и бросалъ подъ столъ и самъ писалъ. Петрицкій зналъ это его періодически находившее на него разъ въ мѣсяцъ или два настроеніе, которое самъ Вронскій называлъ faire la lessive,[1187] и не мѣшалъ ему, потому что въ этомъ духѣ Вронскій бывалъ[1188] сердитъ.[1189] Но за то послѣ этаго Вронскій бывалъ хотя и мало разговорчивъ, особенно спокоенъ и ясенъ.[1190] «Точно послѣ бани», какъ говорилъ Петрицкій.

Въ такомъ состояніи духа[1191] находился Вронскій въ серединѣ дня послѣ скачекъ.[1192] Онъ съ вечера еще рѣшилъ послѣ сильнаго волненія, произведеннаго неудачей скачекъ, погибелью Фру-Фру и тревожнымъ свиданіемъ съ Анной, что завтра необходимо faire la lessive, или учесться, какъ онъ это называлъ по русски, и потому съ утра только одѣлся въ китель (онъ никогда не носилъ халата) и принялся за работу, расчитывая обриться, облиться по обыкновенію ледяной водой уже по окончаніи стирки. Онъ давно уже не дѣлалъ этой стирки, и потому многое было запущено, и ему предстояло много труда.

Всякій человѣкъ, зная до малѣйшихъ подробностей всю сложность условій, его окружающихъ, невольно предполагаетъ, что сложность этихъ условій и трудность ихъ уясненія есть только его личная случайная особенность, и никакъ не думаетъ, что другіе окружены такою же сложностью своихъ личныхъ условій, какъ и онъ самъ. Не разъ въ серединѣ своихъ занятій Вронскій съ завистью думалъ о томъ, какъ легко было жить Петрицкому или его брату, студенту Петербургского университета, ходившему къ нему. «Ходитъ на лекціи, толкуетъ разный ученый вздоръ, и все такъ ему легко и просто», думалъ онъ, точно также, какъ думали о немъ знавшіе его. «Какія ему трудности и заботы съ 100 тысячами дохода, съ связями въ самомъ высшемъ свѣтѣ и съ полной свободой исполнять всѣ свои прихоти»? Такъ думали о немъ. Онъ же одинъ зналъ, какъ не безъ труда и энергіи доставалась эта жизнь, которая казалась столь легкою.

Усложненіе его жизни казалось бы еще труднѣе для всякаго другого, неимѣющаго такого рѣшительнаго и цѣльнаго характера, какъ онъ. Для него въ томъ мірѣ, въ которомъ онъ жилъ, не было сомнѣній насчетъ того, что хорошо и что дурно, и еще менѣе могло быть сомнѣній насчетъ того, какъ ему поступить, когда онъ зналъ, что хорошо, что дурно. Онъ безъ малѣйшаго колебанія всегда поступалъ такъ, какъ было должно. И потому никогда не колебался и не находился въ нерѣшительности. Хотя тотъ кодексъ правилъ, который несомнѣнно опредѣлялъ, что хорошо и что дурно, и былъ очень ограниченъ, касался только одной маленькой части условій жизни, кодексъ зато былъ несомнѣненъ, и Вронскій никогда почти не выходилъ изъ условій, опредѣляемыхъ имъ.[1193] Въ кодексѣ этомъ въ числѣ нѣкоторыхъ[1194] безсмысленныхъ,[1195] неопровержимыхъ правилъ [были], напримѣръ, правила о томъ, что портному можно не платить долга, а карточный долгъ, хотя бы и выигранный шулеромъ, священенъ и что ни въ какомъ случаѣ непозволительно лгать, кромѣ какъ для того, чтобы обмануть мужа; были и высокія правила – что непростительно льстить высшимъ и быть грубымъ съ низшими.[1196] Главное же было хорошо то въ этихъ правилахъ, что они были несомнѣнны и определяли всѣ условія жизни. Теперь эти правила опредѣляли и его отношенія къ Аннѣ, къ обществу и къ ея мужу.

Отношенія внѣшнія его къ ней были ясны. Она была женщина порядочная, женщина, подарившая свою любовь, и она, какъ такая, была для него священна. Онъ далъ бы отрубить себѣ руку, прежде чѣмъ позволить себѣ словомъ, намекомъ не то что оскорбить, а не выказать, несмотря на то что она его любовница, величайшаго уваженія, на которое только можетъ расчитывать женщина.

Отношенія къ обществу тоже были ясны. Они могли знать, подозрѣвать это, но никто не долженъ былъ смѣть говорить. Въ противномъ случаѣ опять онъ готовъ былъ требовать удовлетворенiя.

Отношенія къ мужу были проще и яснѣе всего. Если мужъ подозрѣвалъ, зналъ, вообще былъ недоволенъ, то отъ него зависѣло объявить это и требовать удовлетворенія; на это Вронскій давно былъ готовъ также, какъ всегда былъ готовъ подставить свой лобъ подъ пулю для огражденія своей чести.

Правда, были новыя, внутреннія отношенія между имъ и ею, обозначавшіяся послѣднее время: вчера только она объявила ему, что она беременна. Но эти новыя отношенія не были опредѣлены въ тѣхъ правилахъ, и онъ чувствовалъ, что[1197] его отношенiя съ ней вводятъ его въ новый міръ, гдѣ окажется недостаточность этихъ правилъ. Но во всю свою жизнь онъ ни разу не поступалъ дурно и былъ увѣренъ, что и въ этомъ случаѣ, когда дѣло придетъ къ рѣшенію, онъ поступитъ какъ должно. Въ первую минуту, когда она объявила ему о своемъ положеніи, сердце его подсказало ему требованіе оставить мужа. Оставить мужа значило соединиться съ нимъ. Онъ сказалъ это, слѣдовательно, онъ долженъ былъ это исполнить, по крайней мѣрѣ быть готовымъ къ исполненію. Съ этою цѣлью онъ рѣшилъ,[1198] что возьметъ отпускъ и если откажутъ, то выдетъ въ отставку, и написалъ въ канцелярію, чтобы ему написали прошеніе. Но кромѣ этаго у него было много денежныхъ и семейныхъ дѣлъ, которыя надо было привести въ порядокъ. Денежныя дѣла занимали Вронского только въ томъ отношеніи, что онъ разъ, еще въ корпусѣ, испытавъ униженіе вслѣдствіи необходимости въ деньгахъ, съ тѣхъ поръ, несмотря на свое полное равнодушіе къ деньгамъ, велъ свои дѣла такъ, чтобы никогда впередъ не быть въ нуждѣ занимать или отказывать въ деньгахъ, которыя онъ долженъ.

Перейти на страницу:
Прокомментировать
Подтвердите что вы не робот:*