Сергей Каледин - Шабашка Глеба Богдышева
- ...Прорабша там... с другой стороны. В окно стучи... Глеб подошел к окну.
Зинаида Анатольевна сидела на кровати, на коленях- аккордеон. Она играла, прижавшись к нему щекой, одной рукой растягивала мехи. Зинка пела, и песня ее просачивалась на улицу: "...Сладку ягоду рвали вместе, горьку ягоду- я одна..."
"Жидковато,- подумал Глеб,- против Лидки не тянет..."
Глеб вспомнил про Лидку и поморщился. Вернется в Москву, опять она голову долбить начнет: женись- "узаконить отношения". Да пропади ты пропадом, Лидия Васильевна!
Он затушил сигарету и тихонько постучал в окно. Зинаида Анатольевна вздрогнула, сдвинула аккордеон на постель, мехи развалились.
- Открыто там,-Она глянула на себя в зеркало, сунула ладонь в волосы.
- Чего ж у вас окна замкнуты?- Глеб расстегивал на пороге сандалии.- Жарко...
- Не снимай, все равно полы мыть.
- Неудобно как-то...- просипел снизу Глеб, расстегивая второй сандалий.
- А чего ж ты такой плешивый?- Зинка ногой поправила перед ним дорожку...
- Порода такая, неволосатая...- Глеб распрямился.-Раньше-то были, раньше все было...- Глеб вдруг усмехнулся ни с того ни с сего.
- Ты чего?- удивилась Зинка.
- Да так просто... Егорыч так же вот говорил... про зубы: были, мол...
Зинаида Анатольевна пожала плечами, но Глеб объяснять не стал; достал из кармана газетный комочек, развернул его:
- Вот! Мумие. На Памире наскреб...
- Чего?- Зинаида Анатольевна недоуменно глядела на него.
- ...сейчас водички чуть... И помазать... Да не бойтесь, природа... Дайте-ка!
Глеб положил руки на плечи Зинке- посадил. Осторожно отвел волосы от уха.
- Красное-то какое!..- он втянул воздух сквозь зубы, разделяя боль.- А-а-а... Еще чуть, чтоб прилепилось... Теперь с другой стороны...- он просительно посмотрел на сморщенную Зинку.- Надо потерпеть временно... зато пройдет...- Отодвинул волосы с другого уха.- Подуть?- Глеб сильно дыхнул ей в ухо.
Зинка засмеялась, пальцем смахивая слезинку.
- Подуть хотел, а дышишь, как на милиционера.".. Подуй...
В комнату вошла кошка и, выгнув спину, потерлась о ногу хозяйки.
- Толстый какой!
- Это она, Фрося...- Зинка погладила кошку.- Скоро котята будут... "толстая"... Куда их?.. Топить жалко, а здесь...
- Дочка?- Глеб рассматривал фотографии на серванте.
- Сашка!.. С нами ехал...
- Больно красивый, подумал- барышня...
- Да уж, "красивый"...- отмахнулась Зинка.-Не в кого... Уши-то у меня не отвалятся?
- Лучше новых будут... А у меня э-э-то...- Приятель в Германии, журналист,- я когда служил там, познакомился,- так он говорит: немцы своих кошек таблетками от детей кормят...- Глеб смутился,- противозачаточными... человеческими... ну, женскими, ну... Короче- они и не заносятся.
- Кто?- засмеялась Зинка.
- Кошки.
-т- А я думала- немки.
- И немки тоже,- Глеб покраснел.- Чего ж я сижу, ребята небось волнуются... Там в блюдечке осталось- утром еще помазать для гарантии временно...- Глеб поднялся со стула.
- Зина! Тебя директор...- Сашка влетел в комнату, ударился о Глеба и заглох.
- Так убьешь человека, Сашок.
- С разбега запросто,- сказал Глеб.- Здоровый парень...
- Тебя директор в контору зовет,- негромко сказал Сашка, искоса поглядывая на Глеба.
- Ты Фросю кормил сегодня?- спросила Зинка. 102
- Ага,- кивнул мальчик.- Молока ей давал. До свидания!
- Чего это он вас по имени?- спросил Глеб, когда мальчик вышел.
- А черт его знает?.. Повелось как-то с детства: "Зина, Зина..." А "мамой" он свекровь зовет. Она с ним сидела, пока я техникум кончала... Да мне все равно. Лишь бы уважали...
- Значит, с двумя детьми доучивалась?
- Так вышло. Завтра опять помазать?
- Ага,- кивнул Глеб.- Ну я пошел. Первым встает Глеб, вернее, просыпается. Без будильника. Проснувшись, Глеб никуда не спешит. Понять, почему в нем ничего за ночь не скапливается, никто не может. В особенности завидует Билов, который два раза в ночь плетется полусонный в конец коридора. Глеб свою тайну- почему- не открывает.
"Может, ты соленое на ночь ешь?"- допытывается Билов. "Глупости хоть не говори временно..."- лениво отмахивается Глеб.
Глеб спит теперь на полу, и на полу ему удобнее: ничего не скрипит. Шарит по полу покурить и, накинув для тишины на голову одеяло, чиркает спичкой. Просыпается он, как и спит, одетый в рубашку и брезентовые шаровары. Конечно, Глеб слегка преет от такого спанья и в этом даже признается, когда товарищи ворчат, что Глеб таким образом обовшивеет. Иногда Глеб раздевается, но чаще- ему лень.
Глеб проснулся, закурил и поглядел на потолок: долго ли ему осталось жить? Над Глебом в потолке глубокая трещина. Часть штукатурки, прилегающей к трещине, уже отпала, но и теперь еще над головой Глеба висит здоровый шмат, вздрагивающий от живущих наверху студентов.
"Еще денек повисит,- решил Глеб и отвел от потолка внимание.- Как там у Зиночки ушки, интересно?.. Прорабом крутится... И дома- мало чего есть: шифоньер, тахта да кровать... И туалет снаружи... Женщине-то холодно зимой... А музыку любит- аккордеон завела... Может, мужний... Развелись... А чего? Пил- чего еще... А старший-то шпанит, поди, почем зря... Хотя у ней не пошпанишь- деловая... Деловая",- подумал еще раз Глеб и вспомнил, что так и не написал матери. ...Зазвонил будильник. Шесть. Глеб громко зевнул,
- И чего тут такая вонища?! Получше комнату не нашли?- Васька поморщился. Морщился он так каждое утро.
В умывальник полетел один Васька. Остальные умываются в коровнике: в умывальнике утром давка- студенты набегают.
Втроем без Васьки они поплелись в столовую, молча, врастяжку, невеселые... Билов успел-таки простыть, и видно было, что ему неможется. Глеб по восточному способу обложил его под рубахой газетами, чтобы пот впитывали, и на перемену- газет взял пук целый. Утром зябко. Юля шагал мрачно, натянув вязаную шапочку до самых бровей. Его с детства приучили бояться простуды, и он часто студился. Мама- санитарный врач на мясокомбинате- все собиралась ввести холодные обтирания, да так и не смогла улучить момент между простудами. Студиться и болеть Юля перестал на шабашках. На шабашках вообще мало кто болеет: сколько болел, столько и недополучил. Лучше не болеть- выгоднее.
- ...И чего я поехал?- бормотал Билов, пряча руки в рукава свитера.- Надо было с Ракомболем морскую капусту ехать собирать, по паре кусков сняли бы... Глеб взглянул на него с сожалением, открыл было рот что-то сказать, но закрыл, не сказавши. Глеб шел, не прикрываясь от ветра: просвежался, набирал запасу на дневное пекло. Глеб единственный из всех взял с собой телогрейку и по утрам, когда холодно, блаженствовал.
- ...И не заплатят, наверное...- бормотал Билов.- Пролетим...
- Скорее всего,- согласился Глеб.- Но могут и заплатить. Как сделаем, как понравится. Это тебе не на дудке дудеть... Только нудить-то зачем?.. Ты вот понаблюдай за собой. Сейчас ты голодный и занедужил временно- потому и канючишь, а покушаешь- повеселеешь. Проследи...
Васька нагнал их у самой столовой, чистенький, приглаженный, и одеколоном от него доносит.
Ел Васька, как всегда, долго, внимательно пережевывая и молча. Глеб прихлебывал чаек и наставлял Билова:
- ...Вот у меня мать... Баба деревенская, а мозгов .. Отец послг войны в гору пошел. Без образования. А она ему: иди учиться. И погнала в Москву на дневное. А сама с нами с тремя в Ногинске осталась. Синьку в Москве 104
добудет где-нибудь, а в Ногинске сбудет на базаре. И тянула пять лет. А потом двадцать лет по загранкам ковры копила... Шах ей ручку целовал!.. Баба!.. А ты? Институт бросил. Сонька ребенка второго захотела, пожалуйста. Третьего? Пожалуйста. Хорошо у вас обе матери- кандидаты- прокормят, а помрут?..
Васька доел, и все поднялись из-за стола, затопали к выходу.
- А сам-то ты?- спросил Билов, щепочкой ковыряя в зубах.- Сам-то на что живешь?
- Я-а?!- Глеб взглянул на него как на убогого и даже заговорил складно:- Да я столько денег за свою жизнь заработал- тебе и не снилось. Я на четвертом курсе уже два авторских имел... по лазерам. И оба внедрены. Васька соврать не даст... Вась!
Васька нехотя кивнул.
- ...за внедрение- деньги хорошие,- продолжал Глеб.- На Севере четыре года плавал начальником научной группы. Там полярки, харчи бесплатные... В министерстве потом служил. Двести пятьдесят плюс премия. И все матери отдавал, она же мне и покушать, и то-се, мол... А потом это... "Волгу" отцову грузинам продал задорого... Дай закурить, Юль, кончились...
Васька вдруг остановился.
- Кто шуршит? Я с ума, что ли, схожу?!
- Это я Билова лечу газетами.- Глеб взял у Юли сигарету, оторвал фильтр, прикурил.- Продал "Волгу", домой иду, а они за мной увязались, южные, которые купили: не понравилось, что задорого слишком. Я домой прихожу, деньги убрал, жду. Звонят. Я открыл... Чего смотришь?.. Я их не без толку ждал. У меня винчестер на тахте портянкой накрыт и мелкашка сбоку... А в соседней комнате Колька, Николай Романович, товарищ... Я с ним загодя договорился: выйдет, если позову... Впустил этих, сам на тахту, курю, мол. Их много, деньги просят, убить обещают, если не отдам... Я: какие деньги? Несколько рублей только-дразню их временно... А рукато на тряпке, на винчестере... Позлю, думаю, а потом тихо выгоню оружием- всего делов... Так нет! Колька без команды вламывается со стаканом: "Гамарджоба! Салям алейкум!" Гляжу, трясет его, сейчас поубивает их без всякого оружия. Он так и орет сейчас: мол, убью всех, а этому нос обрежу- на старшего показывает, с которым я машину оформлял. И орет. У него всегда орать, перед тем как драться, для испуга. Вижу, ребята заволновались. 105
