Ксения Букша - Питерские каникулы
- Он лучший кобель города! - вопит лысик. - Его жена заперла, а он вырвался!
Я вчерашнее вспомнил, хотел уже не пить, да разве тут откажешься? Если бы я отказался, они бы, наверное, насильно, через воронку влили, как в том моем сне. Ну, и халява опять-таки. После пятой я и стесняться перестал, стал хвастаться:
- Могу, - говорю, - влить в себя бутылку водки на четыре секунды быстрее, чем она сама из горлышка вытечет!
И - под общие аплодисменты.
Когда на улицу вышли, уже вечер наступал, дождь давно кончился, солнце из-за домов рыжее сияло во всей красе, по мокрым улицам разливалось, сквозь крапиву и тополя просвечивало.
- Ах, как хорошо, - хотел я сказать, но вместо этого у меня получилось:
- А-а-а о-о-о!
И еще рукой я так повел, что, мол, все это мое, все кругом - мое! Все дыбом встало, солнышко восходить принялось, - это меня кто-то перевернул вверх ногами, и ночь скрыла остальное. Последнее, что помню: лица лысиков, испуганные, и моя бабушка на пороге, и чей-то абсолютно обалдевший голос:
- Ну, братцы, от такой-то жены я бы и без веревки...
8
...одним словом, экзамен по физике я проспал. Проспал я и всю субботу. Бабушка клялась потом, что она меня как бы будила, и что я даже как бы проснулся, но потом уснул опять прямо в тарелке с горячей кашей, и спал, уютно свернувшись там калачиком, хотя каша была действительно горячая и даже обжигающая. Окончательно я проснулся только к шести вечера, - хотя бабушка утверждает, что окончательно я так и не проснулся до сих пор.
В шесть вечера бабушка, уже несколько робея, вошла ко мне со своими мятыми листиками и доложила:
- Егор, у тебя в понедельник сочинение в Горном институте. Там ваш директор завода учился.
- Ну и что? - спрашиваю я. - Ты хочешь, чтобы я стал как наш директор завода?
- Конечно, - удивляется бабушка. - А ты не хочешь?
- Не, - говорю. - Я уже сейчас лучше него.
- Люди не бывают лучше и хуже, - важно говорит бабушка. - Люди все разные.
- Березки в лесу, - говорю, - тоже все разные, а все равно есть лучше и хуже. И все они одинаковые тем более.
Это я бабушку с сочинения сбивал, отвлекал. А тут как раз телефон зазвонил, даже два раза подряд, на разные лады. Сначала позвонил Мишка из партии дыбороссов и пригласил:
- У нас завтра в Стрельне будет большой митинг с праздником. Или митник с празднингом. Будем единого кандидата выдвигать. Выдвигана кандидать.
- В общем, пьянка, - догадался я проницательно. - А Катя будет?
- Ага! - весело кричит Мишка. - Мы будем петь и смеяться, как дети!
Такой уж этот Мишка заводной, кто тут сможет отказать, да еще и Катя будет. Буквально безвыходное положение. Правда же?
Потом позвонил Герман из партии выдемборцев и тоже пригласил:
- У нас, - говорит таинственно, - завтра будет в Зеленогорске
- Пьянка! - радостно заключил я.
- О! - кричит Герман. - Молодец! Пармен, он у нас молодец!
- А вы думали, я девица? - говорю я.
- Ну так как, поедешь?
- А Варька будет? - спрашиваю.
- А как же!
Ну и опять-таки, кто ж тут откажется.
Бабушка по итогам подслушанного выходит ко мне и говорит, качая головой:
- Все-таки ты у нас дурак. Как же ты поедешь и туда, и туда? Это же через Залив.
- Какая, - усмехаюсь я, - ты все-таки, однако! Ну и через Залив. Там же небось и доплыть недалеко.
- Да как тебе сказать, - хихикает бабушка. - Оно, конечно, можно и доплыть, хе-хе. Ха-ха.
Меня просто зло взяло, чего она хихикает? Утащил я из коварной мсти со стола бутерброд с колбасой, да и побежал к дыбороссам. У меня целые выходные были, вот я и побежал. Я-то думал, как все будет? А как все вышло? Я так и не думал, как все вышло. Совсем даже не думал, а то бы так не вышло!
Может, это и хорошо, что я не думал.
А то бы ведь небось и не вышло.
9
Стрельна - это такое специальное место, где лучше всего видно, как хорошо было при старом (очень старом) режиме, и как плохо стало при коммунистах. А также, если кому угодно: как много в Питере и окрестностях всякого красивого, на что надо выделить деньги и немедленно их украсть.
Вот там дыбороссы единого кандидата выдвигать и собрались. Подъезжаю к платформе, выскакиваю, вижу: уже все стоят, Александра Александровна, полная дама с усиками, которая меня в партию принимала, вся от жары колышется, и Мишка рядом пляшет, и Катя стоит все как на блюдечке, а хвостик пушистый над головой и за головой светится в лучах.
Мишка первым делом, как меня увидел, ехидно кричит:
- Ну чего, лучший кобель города, отпустила тебя жена?
Наверное, у меня страшные глаза стали, а я ведь амбал, как я уже докладывал. Мишка испугался и кричит:
- Тихо! Спокойно. Просто Питер маленький город.
- Питер маленький? - кричу. - Нихренаська!
Александра Александровна прогудела примирительно:
- Это только кажется, что он большой, а на самом деле его можно весь уместить в одном кармане.
Мишка набрал воздуху и громко крикнул:
- Что этот тип и делает!
Кого он имел в виду, я, честно говоря, не понял. Но тот, кого Мишка имел в виду, видать, понял все отлично, потому что стояли мы под деревом, и на Мишку тут же сверху, подломившись, рухнул огромный сук прямо с цветами и неясно какими плодами. Мишка еле-еле успел отскочить.
- Живая иллюстрация произвола и тирании властей! - высказался он мрачно. - Видали?
- Да ну, - хмыкнула Катя, - тоже мне.
И закурила.
Клуб, в котором мы устраивали общее собрание, находился где-то на окраине этой самой Стрельны, и туда пришлось долго идти по заброшенным садам вдоль моря. Крапива цвела, иван-чай рассыпал лепестки по огромным матерым лопухам. Тропинка была так тепла, что все мы сняли обувь и пошли босиком. Катя шла впереди меня, и я шел, словно по воздуху; море стояло абсолютно гладкое, как пруд, на нем было ни тени, ни маленькой волны, только изредка валялись тут и там ржавые консервные банки да на привязи застыли невзрачные лодочки.
- Скажите, - спросил я сразу всех, - а далеко ли до Зеленогорска?
- А зачем тебе? - насторожилась Катя. - Сан Саныч, зачем ему?
Александра Александровна успокоила ее:
- Да ты что, не может быть, чтобы он знал про выдемборцев.
- Кто такие выдемборцы? - поинтересовался я.
- Жуткие люди! - возгласил Мишка, забежал впереди меня (а шли мы довольно чинно), и стал изображать. - Главарь у них Пармен, - тут Мишка закатил глаза и сложил ручки, - он толкает речи на три часа, как Фидель, пьет как сапожник, а недавно, - Мишка прыснул, - он украл мороженое!..
- Ну, он роздал его избирателям, - ради справедливости пояснила Александра Александровна. - Понимаешь, Егор, у них сегодня тоже собрание. Только в Зеленогорске. И Катя, дурочка, испугалась, что ты собираешься нас с ними помирить.
- Это абсолютно невозможно, - строго сказала Катя.
- Вот еще! - фыркнул я. - Очень мне надо кого-то там мирить! Да я их и знать не знаю!
И я для обострения кровожадности сорвал голыми руками охапку зрелой мучнистой крапивы. Слева сквозь жирную зелень виднелись разваленные посеревшие дворцы, и сады, заросшие снытью, и остатки фонтанов - кубик на кубике.
Наконец, мы пришли. Клуб оказался огромным голубым сараем с рюшками. Краска на нем местами облупилась, но крыльцо было новое, а над крыльцом было написано по-русски: "Мерри Крисмас!"
- Очень актуально, в июле-то, - прыснула Катя.
- С Рождеством, любезные мои конфиденты! - крикнул Мишка.
Вишь культурный какой, подумал я с неприязнью. Мне-то все эти исторические подробности под страшной тайной рассказывали, по капельке выжимали и в воде разводили. А эти, питерские, небось, хлебают культуру в немереных дозах, и хлебом не заедают! А Мишка вообще выпендривался. Мы все нормально на крыльцо зашли, а он разбежался и прямо на перила заскакнул и на них на голову встал, столбиком, да так, что они треснули.
На этот звук выбежал представитель местной партийной элиты. По нему было видно, что выбирать единого кандидата начали без нас.
- А-а! - радушно приветствовал он нас. - Давайте скорее, а то мы все вы... выберем!
- Без нас нельзя, - добродушно пожурила его Александра Александровна, закрутила ус и стала пробираться в дверь. За ней повалили и мы.
Сначала мне показалось, что внутри полный мрак - так светло и хорошо было снаружи. Однако потом глаза привыкли к темноте, и я понял, что где-то под сценой даже горит лампочка. Потом я увидел и саму сцену. Сцена была разломана на дощечки; где-то посередке торчал дохлый микрофон, сзади виднелся рояль с гнилыми зубами и прилипшей папиросой в углу рта. Он явно не знал ничего, кроме "Собачьего вальса" и, может быть, "Мурки". В самом зале, среди битых стульев и трухлявых пюпитров, сидели на корточках кандидаты и простые члены партии. Все они были веселы. Посередке на бывшем контрабасе стояли вина и закуски.
- Но почему, - изумилась Катя, - мы не пойдем на улицу, где так много солнца, света, и есть можно с листа?
- А капелла, сударыня, а капелла! - ххекнул местный главарь.
