Ксения Букша - Питерские каникулы
- Катя, - сказал я деловым тоном, подходя, - давай поцелуемся. Только не кусайся.
- Я не буду, - уверила Катя испуганно, глядя на меня с корточек.
Так целоваться было неудобно, поэтому я тоже присел к ней. Там, у пола, запахи стали яснее, и сквозь толщу табака я почуял саму Катю, - пахла она молоком, как младенчик.
- Не умею я целоваться-то, - в замешательстве прошептал я.
- Не умеешь, не берись, - фыркнула Катя, отодвигаясь.
Так бы мы и не решились, но тут послышалось отовсюду: чье-то хихиканье, как по команде; и чьи-то шаги сверху и снизу, и дождь пуще и слаще, и голоса все ближе! Я решительно двинул губы ближе к Катиным, Катя раскрыла ротик, и поцелуй удался.
- Правильно, - похвалила Катя. - Способный. Может, и поступишь куда-нибудь.
И тут леска, за которую меня привязала бабушка, натянулась, дернулась, да так, что я хряпнулся лицом на мрамор и поехал вверх, как Винни-Пух, считая ступеньки головой.
- Прощай! - замахал я руками.
Остолбеневшая Катя долго стояла на площадке, вытаращив глаза, и смотрела мне вслед, держа личико высоко, как на блюдечке.
Бабушка стояла в дверях квартиры и сматывала удочку.
- Свидание окончено, - объявила она сварливо.
- По какому праву! - завопил я, становясь на ноги.
- А по такому! - прошипела бабушка. - Я же не могу при твоей девушке кричать, что тебя другая девушка к телефону зовет!
Алгоритм я уже отработал: схватил трубку, и, не взирая на бабушку, рявкнул:
- ВАС слушают!
- Ну хоть кто-то меня слушает, - сказала в трубке Варька. - Слушай, приходи сегодня...
Лился розовый дождь по листьям, и шесть часов вечера выглядели как десять утра - ровно так же. Неба я не видел, только ровный мелкий дождь и жаркие тучи теснились в небе, а по лестнице распространялась приятная сырость. Варька прискакала быстрее Кати, уселась на перила, выставила острые коленочки и вылупилась на меня.
- Ну чо? - спросила она. - Как дела? Пока не родила?
Тут Варька прыснула на собственную шутку; положительно, на нее было приятно посмотреть.
- Чо звал-то? - подкалывала она. - И чо это за леска у тебя к ноге привязана?
Но я уже стал опытный, не проймешь; я прямо подошел, сел рядом с Варей на перила, чтобы быть вровень, и стал ее целовать.
- У-у, м-м-м, - затрепыхала Варька острыми крылышками. - Мм! Вкусненько!
Но тут бабушка опять рванула леску, и опять неожиданно. Так как в прошлый раз я сидел на корточках, а в этот - на перилах, над землей, то упал я гораздо костлявее и громче, не говоря уже про искры из глаз и прочий эффект.
- Молодец! - закричала Варька и замахала мне рукой. - Но пасаран!
- Па-са-ре-мос! - кричал я ей, будучи увлекаем железной бабушкиной рукой все выше и выше по ступенькам.
Тут показалась и бабушка; она упиралась в порог квартиры и вытягивала меня, как могла.
- Ты знаешь, сколько времени? - спросила она. - Семь вечера.
- Сама знаешь, так зачем спрашиваешь, - заметил я.
- Я за тобой следила...
(А то я не знал!)
- ...ты ни минутки не учил, все дурака валял!
С этими словами дверь комнаты, где я жил, захлопнулась, поднимая тучи пыли, лязгнул железный засов, придвинулся комод, и я остался наедине с учебником физики. Несколько секунд длилась полная тишина, а потом на улице заспорили:
- ...у Курбатова травма, он не выйдет на поле, а без Курбатова они никогда...
- Да говорят тебе, идиот, они нового игрока взяли!
Футбол я, честно говоря, не очень любил, хотя за команду родного Каменноугольского комбината всегда болел; здесь же меня увлекла живость тона и вообще новые впечатления. Я метнулся к окну. Там, внизу, стояли посреди дождя три лысины и оживленно обсуждали футбол. Руками они махали так, что только обручальные кольца мелькали.
- А я говорю, "Анжа"!
- А я говорю, "Зенит"!
Тут я понял, что пора вмешаться. Ведь иначе они не дадут мне учить физику своими спорами!
- Эй, мужики! - крикнул я. - Я точно знаю, что выиграет "Зенит".
Мужики перестроились в шеренгу, задрали головы и посмотрели на меня, все трое.
- Да иди ты, - недоверчиво сказал один из них. - Маловероятно. Ты просто болеешь за "Зенит", а мы-то, друг, денежки ставить идем. Нам по правде надо знать.
- Я по правде и говорю, - кивнул я убедительно. - Зенит выиграет!
Мужики переглянулись и посоветовались.
- Парень, а откуда такая информация?
- Сто процентов! - и абсолютно бесплатно, если не считать вашей благодарности. Можете ставить все свои деньги! - разорялся я.
- А сам-то что не ставишь тогда? - указал один из лысиков.
- А я бы поставил, да меня жена закрыла в доме, - объяснил я грустно. Мне же медаль дали: "Лучший кобель города".
И я мужикам медаль показал. Правда, валялась на полу среди прочего хлама, от дядиной собаки осталась. Собака в Крым уехала, там в медали жарко.
- А-а, - заржали дядьки. - Ну, тогда давай мы тебя по веревочке спустим. Вон от охранника сейчас принесем.
Там у них в доме подворотня запиралась на шлагбаум, и ведал этим делом охранник, такой важный мужик. Как всегда в больших городах, никто с ним не здоровался, но эти лысики были, видимо, очень душевные люди - свели и с ним дружбу в рабочее время. В общем, принесли мне веревку, я лихо слез, лысик мне один и говорит:
- Да, это видно, что ты лучший кобель. Видать, много раз приходилось вот так, по веревке-то?
- Да я, - говорю, - все больше по молоденьким, по панночкам, знаете ли.
Повели они меня через подворотню в пивнушку, что была напротив. А я в ней даже не был ни разу до тех пор, как-то все далеко гулял, а тут под самым носом такое приятное место оказалось! Продавщица фартуком нос утирает, в углу телевизор на кронштейне висит, футбол показывает. Когда мы зашли, все как раз построились, мы денежки внесли, сели, пиво заказали.
- Лучший кобель, а лучший кобель, - говорит один лысик, - тебе что, суки-то, платят, что ли, за обслуживание? Какой-то ты очень богатый.
- Просто, - говорю, - если ставить мало, то мало и получишь. А дело-то верное. Я же все знаю.
Тут судья свистнул, и вся пивная в телевизор уткнулась. - "Анжа" нападает, налетает, гавкает, как свора. "Зенит" бедный еле отбивается. Хрясь, и гол в зенитские ворота! Вся пивная так и взвыла, но лысики, вижу, опытные: грустно им, но они ничего, не матерятся. Только один кратко вздохнул - прерывисто. И мне говорит:
- Что ж ты? - говорит.
- Да ладно, - развожу руками. - Ну, десятая минута всего! Отобьются, отвечаю!
Типа все путем.
А диктор как раз говорит:
- ..."Анжа" сегодня играет очень грубо, но судьи, видимо, настроены в пользу кавказцев...
- Ах, мать твою, - говорит один из лысиков, смотрит на меня подозрительно и пиво выпивает.
В этот самый момент одного из зенитовцев, сраженного грубой игрой "Анжи", с поля без головы вынесли, ну, а через тридцать секунд кавказцы и второй гол петербуржцам забили. Как лысики это увидели, вот тут-то они и застонали! И на меня расстроенные взгляды бросают.
- Да он же, - пригляделся самый толстый лысик, - вообще никакой не кобель, а щенок! Он же, небось, еще в армии не служил!
Когда я услышал это слово, мне стало страшно, но я хоть бы что, даже рассердился якобы:
- Я вам говорю, что "Зенит" выиграет! Тем более "Анжа" играет грубо. Ну и что, что два-ноль, еще много времени!
И тут, как на заказ, "Анжа" хрясь - и третий гол. Что творилось, описать вам не могу. Лысики бросили телевизор смотреть, орут, рожи скорчили, скачут, как будто им отдавили все места (ну, я же не болельщик, вы понимаете), и вопят, что самое интересное:
- Не пускать этого гаденыша, его надо в милицию сдать! Это все из-за него!
Нашли, значит, виноватого. Я хотел свалить потихоньку, но самый толстый лысик меня ухватил за штаны и шипит:
- Ну уж нет, не уйдешь от нас, сука!
Я хотел поправить его, что я не сука, а кобель все-таки, но там было так шумно, а мужик так хотел меня побить, что я просто вырвался и побежал к выходу. Но там уже стоял вышибала с распростертыми объятиями - пришлось мне срочно менять траекторию и скакать в глубину зала. Все за мной прыгают, пивные животы трясутся, красные рожи обступают - и тут!
- Го-о-о-ол! - завопил диктор.
Народ разом от меня отвлекся и в телевизор вперился, а лысик руки опустил и буркнул:
- Ну хоть не всухую.
А дикторы в телевизоре спокойно мнениями обмениваются:
- ..."Зенит" заметно активизировался, в то время как "Анжа", кажется, выбивается из сил, и как знать, Сергей, - все еще возможно?
- Да, Андрей, я с вами совершенно согласен, бывали такие случаи... Го-о-о-ол!
Тут уже все рты раззявили, глазами радостно заблестел.
- До конца игры осталось полторы минуты.
- Что ж ты нас так, а? - говорит мне толстый лысик в волнении. - За что ж ты нас так, а, кобелина?
Как будто я в чем виноват. В общем, забили они еще два гола за эти полторы минуты; тут как раз судья свистнул, все обнимаются, касса выигрыши выплачивает.
- А-а-а! - кричит толстый лысик. - Качать его! Обнимать! Целовать!
Тут все на меня навалились потной кучей, плачут, душат, поят. Ажиотаж вокруг меня развели.
