Камиль Зиганшин - Маха, или История жизни кунички
Бедствуя от голода, куница мерзла, не согреваясь даже в покинутых беличьих квартирах. От постоянного недоедания у нее кружилась голова, выворачивало внутренности. Однажды Махе забывшейся коротким сном, зримо привиделся просторный, полный бурной, радостной жизни сосновый бор. Бор, где она родилась, где ей были неведомы голод, холод, а в говорливом ручье текла самая вкусная на свете вода. Днем и ночью это видение стало преследовать ее.
Стоило Махе лишь задремать, как снова представлялся родной бор кишащий рябчиками и белками. Она ловит их, безостановочно ест и никак не может наесться. Смятение росло и, наконец, настал миг, когда какая-то неподвластная ей сила неудержимо погнала Маху к родному урочищу.
Поднявшись на взгорье, куница свернула на юг, и устремилась к заветной цели. В предрассветный час она чуть не столкнулась с рысью, выплывшей, словно привидение, из запаленной восходящим солнцем изморози. Куница попятилась и бесшумно исчезла в зарослях, но поджарая кошка приметила ее и кинулась вдогонку. Маха немедля взлетела по шершавому стволу на ель и, перемахивая с ветки на ветку, благополучно ушла от преследования.
В пути кунице пришлось преодолеть немало щетинистых круч, ниспадавших с гор бугристых ледопадов и непролазных чащоб, прежде чем ее взору с высокого отрога открылись знакомые очертания сопок. Радость наполнила сердце скиталицы. Все веселей, уверенней бежала она по заснеженной тайге. Достигнув последней водораздельной гряды, куница вскарабкалась на одиноко стоящую сухую ель, растопырившую сучья, словно костлявые руки, и оторопела.
Перед ней, далеко внизу, повторяя изгибы ручья, чернела прокопченная жилка лесовозной дороги. На пологом склоне, там, где простирался столь желанный заповедный бор, была пустошь, покрытая золотистыми спилами пней.
Спустившись с горной кручи к ручью и быстро перебежав пропахшую соляркой дорогу, Маха с надеждой направилась через вырубки к темнеющему вдали лесу.
С каждым прыжком остаток бора надвигался непроглядной стеной, увеличивался в размерах и был уже не таким крошечным, как показалось Махе с макушки ели. А когда оттуда донесся задорный посвист рябчика с короткой трелькой в конце, она и вовсе воспряла духом.
Но непродолжительной была ее радость. Привычную тишину зимней тайги нарушало звонкое потрескивание заведенной мотопилы. Мерное тарахтение зачастило, перешло в докучливое осиное жужжание. Вскоре мохнатая крона крайней сосны качнулась, и вековое дерево с густым шумом рухнуло, подняв патлатыми ветвями облака снежной пыли.
Со стороны ручья послышался надсадный рокот. Это полз за новыми хлыстами * мощный лесовоз. На родине Махи хозяйничали лесорубы.
Сделав полукруг, куница перешла на западный склон. Здесь снежный покров сверкал девственной белизной и прельщал обилием беличих кормовых тропок, лунками ночевавших рябцов. А возле поваленных ветром осин хрусткая простыня была утрамбована заячьими лапками и усеяна коричневыми орешками помета.
Пройдясь по свежим беличьим следам, тянувшимся по косогору, Маха вскоре увидела прыгунью, занятую раскопкой старых запасов. Белка тревожно зацокала, но не успела даже заскочить на дерево.
Впервые за много дней куница наелась до отвала. Сердце у нее отмякло, ушло ожесточение. Бельчатина основательно подкрепила силы странницы, и она легко обежала родовые владения.
Повсюду Маха натыкалась на вонючие лесовозные дороги, запустившие свои щупальцы почти до перевальных хребтов, отовсюду доносился гул моторов. Отступавшая под натиском мотопилы и могучих тракторов тайга с высоты водораздельной гряды была похожа на шахматную доску: темные острова леса чередовались с белыми полями сплошных вырубок, изъеденных свежими оспинами пней,
* Хлыст - ствол дерева, очищенный от веток.
Только в стороне Большого хребта, откуда пришла Маха, лес упрямо топорщился нетронутым коренным древостоем, но возвращаться в эти опустевшие от бескормья крепи куница не желала.
Смирившись с близостью рокочущих машин и людей, она обосновалась в истоках ручья, возле скал, изукрашенных цветистой накипью лишайников. Выбор Маха сделала удачно -- это место являлось заказником.
7
Незаметно для себя куница освоилась с шумными соседями. Ночью, во время длительных прогулок, люди ее не беспокоили, а днем она отдыхала в потаенных убежищах.
Пробегая как-то в середине зимы по лесу, Маха увидела строчку лисьих следов. Поначалу она не придала им особого значения. Только отметила про себя, что стежка, обычно ровная и опрятная, как-то странно вихляет. Но, обнаружив метров через двадцать вторую подряд лежку, насторожилась. Оглядев следы внимательней, куница определила, что лиса передвигается с трудом.
Маха потрусила по следу и почти сразу увидела горящую факелом лису-огневку. Пользуясь прикрытием выворотня, куница опасливо приблизилась к ткнувшейся мордой в снег кумушке и замерла, не сводя с нее оценивающего взгляда. Отрывисто уркнула - лиса не шелохнулась. Тусклые, полуоткрытые глаза ничего не выражали. Даже пышный мех не мог скрыть ее немощи.
Куница смекнула, что рыжая настолько слаба, что не в силах даже стоять. Глаза Махи загорелись: как и всякий проголодавшийся хищник, она не могла упустить возможности сытно перекусить.
Дрожа от возбуждения и дивясь собственной дерзости, куница прыгнула на лису, и впилась ей в горло. Та жалобно застонала. Вяло отбиваясь, попыталась встать, но лапы предательски подогнулись. Маха почти без борьбы завладела неожиданной, богатой добычей. Надолго обеспеченная мясом она отъелась, набралась сил, и у нее пробудилась потребность к странствиям, которая и завела нашу путешественницу в долину ручья, прижавшегося к скалистому кряжу, изрезанному узкими расщелинами.
У подножия кряжа, на старой делянке, среди мелколесья, чудом сохранился островок могучих сосен. У корней медных колонн были вырезаны какие-то наполовину заплывшие смолой знаки.
Обследовав деревья поочередно, Маха обнаружила, что наверху ко многим стволам плотно привязано корье. Это обстоятельство заинтересовало ее, а когда она взобралась, ей почудилось что из-под корья сочится аромат, от которого любая куница теряет покой.
Маха не раздумывая принялась грызть кору слой за слоем. Работа продвигалась медленно, но к утру проклюнулась дырочка, пахнувшая густым медовым духом. Теперь куница не сомневалась, что в дупле ее ожидает самое восхитительное на свете лакомство. Она даже зажмурилась от удовольствия. Беспрестанно глотая слюну, воодушевленная добытчица расширила отверстие, освободила канал от утепляющей прокладки из березовых веников и с жадностью набросилась на душистые соты.
Мед был густой, прозрачный. Маха с наслаждением отрывала переливчатые тянучки и проглатывала вместе с оцепеневшими пчелами. Наевшись до дурноты, куничка не захотела покидать сладкую борть, опасаясь, что кто-нибудь другой воспользуется найденным ею кладом. Утолив жажду лежавшим на сучьях снегом, она нагребла под себя березовые листья с веников и, вдыхая пьянящий аромат, уснула.
И надо было случиться так, что в это самое время делал объезд своей лесной пасеки ее хозяин. Увидев под сосной кусочки коры и развеянные ветром листья, он сразу понял, что борть ограблена. Сокрушенно причитая, обошел ствол и по следам определил, что на пасеке разбойничала куница. Чтобы спасти свое хозяйство от полного разорения, бортник решил изловить воровку.
Разбуженная ширканьем лыж, Маха слышала, что под деревом топчется человек. Это несколько обеспокоило ее, но вскоре шаги удалились, и куница, уже притерпевшаяся к соседству людей, осталась спать на своем духовитом ложе.
Расстроенный пасечник, убедившись, что на остальных соснах борти пока не тронуты, ушел в деревню, а поутру вернулся со связкой ловушек. Срубив длинную жердь, прикрутил к ней проволокой настороженный капкан и приставил его к стволу таким образом, что тарелочка ловушки оказалась точно против темневшего отверстия. Сочтя этого недостаточным, он нагреб внизу снежную "хатку", положил в нее добрый кусок мяса, а у входа насторожил второй капкан. Вокруг "хатки" раскидал для верности еще и накроху из гусиных потрохов. Перевалив кряж, он спустился к дороге и уехал домой на попутном лесовозе.
Маха слышала, что к ее убежищу вновь походил человек и возился в этот раз довольно долго. Теперь она не на шутку всполошилась, ибо понимала, что он зачастил неспроста. Не высовываясь из дупла, куница настороженно прислушивалась к каждому звуку, и когда выход накрыла смутная тень, в ужасе сжалась. Но немного погодя послышался удаляющийся скрип лыж, и все стихло. Маха перевела дух. Тем не менее лишь через пару часов она совершенно успокоилась и попыталась выбраться. Но что это?
Выход из борти загораживал черный кружок, противно пахнувший железом и человеком.
