Валентина Колесникова - Гонимые и неизгнанные
Я сегодня пишу к тебе именно потому, что воображаю тебя на месте, отдыхающего от трудов и волнений дорожных, среди добрых родных. Пожалуйста, заочно познакомь меня с ними. Недавно получил от Константина Ивановича письмо из Кронштадта. Он говорит, что часто там видается с твоим братом, который очень тебя напоминает. Они близко друг от друга живут.
Свербеев говорит, что ты здоров и весел. Он у нас погостил 12 часов. Наталья Григорьевна... благодарит, что я тебя с нею познакомил. Первый посетитель после тебя был Брокман, - он отправился к Екатеринбург торговать или не знаю что делать. Сообщил нам известие о свадьбе Жозефины Адамовны с Мейеровым, которая должна была совершиться в первое воскресенье великого поста. Я тогда послал от Терпугова просьбу из Консистории, адресовал её Петру Николаевичу... Писал и к Барсукову о Козлове - ниоткуда ничего не знаю. От друга (Н.Д. Фонвизиной. - Авт.) было письмо, начатое в Костроме, конченное в Судиславле. Она захворала и говорила, что не может сама дописать. Это письмо я пометил 19 марта - ты можешь понять, что оно сильно меня перевернуло, хотя сказано, чтоб не тревожиться, что там какое-то повреждение, но не опасное. Между тем призывала священника и приобщалась. До сих пор не имею письма после этого.
Как-то неловко, надеюсь на Бога, вооружаюсь терпением - на беду, теперь почты опаздывают. Ее письмо, о котором я говорю, начато 26 февраля, а дописано 4 марта. При этом я был уверен, что никак все наши сообщения и маршруты не уладят твоей встречи с нею. Видимо, что и сестра твоя не успела написать в Нижний, а ей адресы я послал 13 февраля. Но не в том дело. Лишь бы ты добрался благополучно, а потом добрался до Марьина. Если туда заехал и не застал её дома, то ещё удобнее было действовать насчет избавления от плена домашнего. Все это ты мне расскажешь - я не умею сказать, как доволен, что ты в 100 верстах от Марьина. Это всегда можно перелететь.
У нас спрашивали: где находится семейство и из кого состоит. Отобрали и с нас... показания - и тотчас отправили. Увидим, что будет. Мне сдается, что, наконец, отпустят. Где-нибудь, Бог даст, встретимся. Обнимаю тебя крепко, обними и брата за меня... Сегодня послал барону не 20, а 10-ть целковых...
Прощай покамест. Много писали - писали из Марьина, писал Юшневский, от (нрзб.) было горькое письмо из Киева. Отрадно, что она додумалась до ответа. Обними соседей, когда будешь у них. Все у нас здоровы, только я с надутыми губами... - навязался флюс. Все наши тебя дружески обнимают.
Твой Иван Пущин.
13 апреля
Не думал к тебе писать сегодня, любезный друг Павел Сергеевич, но получил из Тобольска прилагаемый пакет знакомого почерка - и спешу его переслать по принадлежности. Я его имею от Лебедя, который получил от Николая, а Николаю пришло с почтой после твоего отъезда. Петр Николаевич говорил мне, что не знаю, что делать с письмом... распечатать не смеет (тут несколько фраз насчет твоей таинственности) и потому передает это мне. Признаюсь, я порывался распечатать, но почел все-таки лучше не трогать, хотя, может быть, тут и есть что-нибудь мне. Что же делать - непреодолимое уважение к запечатанному. Если бы ты дал мне на это право при прощании, я бы вскрыл. Особенно потому хотелось вскрыть, что одного из писем из Москвы не получил. Может быть, оно и тут. Вдобавок после чужой приписки в её листках из Судиславля я ни строчки не имею. Заботливо и тоскливо. Чтобы она не написала несколько слов по своей болезни, не верится. Но довольно.
Об тебе знаю от Фотографа, что ты в Марьино приехал 23 марта. Вопрос в том, застал ли ты там хозяйку. Знаю, что ты расцеловался с Марьей Дмитриевной - Фотограф 24-го сам собирался в Марьино. Скоро что-нибудь скажет...
Прощай покамест. Обнимаю тебя и брата и всех твоих, с которыми ты меня, верно, познакомишь. Христос воскрес! Все у нас здоровы. Ваня тебя целует.
Твой Иван Пущин.
30 апреля
В субботу, т. е. 28 апреля, только что мы все собрались обедать, вбегает Ваня и кричит...
Это была радость общая. Отданы письма и громо-гласно читаются. Хвала Богу, что наконец ты, добрый друг Павел Сергеевич, достиг пристани. Надеюсь, что ваше существование, сложное в отношении к Николаю, уладится.
Ты знаешь искренность желаний моих для тебя и не потребуешь ненужных объяснений. От души благодарю тебя за твою беседу со мной. Только ты одного мне не сказал: чем кончилось твое посольство в Марьино насчет домашнего плена? Эта статья, вероятно, не будет включена в мирный трактат, который мы ждали в газетах. Потому прошу тебя молвить об этом словечко.
Я спрашивал Перво (нрзб.), он говорит, что ничего не знает, только слышал от няни, что гости сильно утомили хозяйку. Я посылаю успокоительные таблетки... Чуть ли не направит своих странствий в Сибирь. Я не прочь от этого свидания за Уралом, хотя боюсь, что такая тревога утомит нашего друга неуловимого. Сегодня к ней пишу. От Евгения-фотографа знал прежде твоего письма, что ты в Марьине. Знал про твою работу сердечную, но думал: может быть, это отсутствие облегчит твои дипломатические сношения. Все до сих пор необыкновенно как-то совершается. Увидим, чем кончится...
Я уже писал тебе, друг, два раза, на имя Марьи Сергеевны, 2 и 13 апреля. Упоминаю об этом для порядка, пока наши сношения ещё не установились. Они бедные (сопровождающие П.С. Пушкина казаки. - Авт.) за распутицей очень давно ждали. Сегодня я проводил их в Тобольск. Отужинали, отдохнули у меня, просили меня написать тебе усердные поклоны и велели сказать, что ни нагрудника, ни сигарочницы не нашли. Я думаю, ты об этом и не хлопочешь. Не то мы теряли в жизни!
Я писал к Лебедю и послал письмо предводителя вашего с отзывом Орлова. Спасибо предводителю - он добрый человек, и я ему постоянно благодарен, что он тебя возвратил на родину.
Аннушка и Марья Александровна писали мне и присылали твое письмо к ним. Я рад был все это прочесть. Одним словом, все слава Богу! У нас нет ничего нового. Все здоровы, все тебя обнимают - крепко, очень крепко. Скажи хозяевам Высокого мою признательность за письмо. Я отвечу скоро, между тем написал Лебедю, чтобы он 50 целковых отдал Башмакову.
Барон покамест неплохо живет, хотя вместо 20-ти получает только 10-ть. Не знаю, кто-то сказал Корзинкину, что он получает казенное пособие, и Корзинкин на этом основании сбавил половину. Но и за это спасибо ему!
Нетерпеливо жду от тебя весточки. Хочется знать, как идет у вас новая жизнь. Почты опаздывают, но скоро все должно прийти в порядок. Ты мне не говоришь, послал ли Ребцову мое письмо финансовое. Теперь уже надобно бы тебе получить мои деньги. Я ещё не имею никакого известия об этом.
Приближаются майские мои дни: будем нашею артелью праздновать 58-летие и именины - кажется, мой и Евгеньев сразу... Обнимаю тебя, добрый друг. Передай мой незнакомый привет всем твоим добрым родным. Пусть они не считают меня чужим. Весь дом Бронникова шлет тебе поклоны усердные. А.И. Давыдова просит меня звать в Каменку тебя.
Твой Иван Пущин.
Глава 6
Родины нещедрое солнце
Верные дружеству
31 марта 1856 года, "в четыре часа пополудни" прибыли братья Бобрищевы-Пушкины в село Коростино, на родную тульскую землю. Началась заключительная часть жизни Павла Сергеевича. Жизненные же координаты Николая Сергеевича оставались прежними: меридиан - Красноярский, временной пояс - декабрь 1825 года - зима 1827 года.
Не было щедрым - ярким и теплым - солнце родины после 30-летнего их отсутствия. Затмевали его грозные реляции, исходящие из единого самодержавного источника:
"Министерство внутренних дел.
Департамент полиции.
Отделение II, стол 2-й
16 января 1856 г.
№ 7
Господину начальнику Тульской губернии
По всеподданнейшему докладу г. генерал-адъютанта графа Орлова о находящихся в Тобольске государственных преступниках Николае и Павле Бобрищевых-Пушкиных, из коих первый страдает расстройством рассудка, а последний при болезненном положении, лишен почти зрения, Государь император изволил всемилостивейше разрешить им возвратиться, согласно просьбе сестры их, помещицы Тульской губернии Марьи Бобрищевой-Пушкиной, к ней на родину, с тем, однако, чтобы они в Тульской губернии подвергнуты были строгому надзору местного начальства (выделено мною. - Авт.).
О таковой высочайшей воле я имею честь уведомить ваше превосходительство, для зависящего от вас распоряжения, к учреждению за братьями Бобрищевыми-Пушкиными по прибытии их в Тульскую губернию строгого надзора.
Министр внутренних дел С. Ланской".
Эта реляция, будто через систему искусно поставленных зеркал, отразилась в предписаниях: III отделения - тульскому городничему и исправнику; Тобольского губерн-ского управления - начальнику Тульской губернии; министерства внутренних дел - алексинскому исправнику; алексинского исправника - тульскому губернатору; тобольского губернатора тульскому губернатору.
И под неумолчный бумажный этот шелест начал обживание родины не старый ещё - только 54 близилось, - но очень нездоровый Павел Сергеевич. Как шло оно, это обживание - жизнь, рассказывают его письма друзьям.
